В разговор вмешался стоящий в стороне Андрей, которого Нина совершенно упустила из виду: «Очень даже здорово! Я теперь тоже знаю, что тебя зовут – Нина Гольдберг и даже переписал твой номер телефона. Я тоже приду на этот вечер. Я же сказал, что хочу с тобой познакомиться!», и, попрощавшись, он вышел на следующей станции.

«Кто это?» – спросила Алла. Нина ответила, пожав плечами: «Да парень один из института. Хочет со мной познакомиться. А у меня и в мыслях ничего такого нет». «Русский?» – поинтересовалась Майя. Нина кивнула.

На новогоднем вечере Андрей ни на шаг не отходил от Нины. Он помогал ей готовить сцену к выступлению юмористов. Следил за правильной работой аппаратуры. И на каждый медленный танец приглашал ее танцевать. Он был на голову выше ее, танцевал по-медвежьи неуклюже, но не наглел и не шарил руками, как это делали многие ребята, танцуя с девушками. Нина чувствовала себя несколько отвлеченно. Ей казалось, что она только физически присутствует на этом вечере, а душой находится где-то далеко-далеко отсюда. Она полностью игнорировала горячие взгляды Андрея. Он был для нее просто одним из многих.

Алла и Майя были на седьмом небе от счастья, что попали на такую классную дискотеку. Танцуя, они выделывали такие па, что Нина чуть не упала от смеха и удивления. Девочки привели с собой с десяток человек. Каждого подводили к Нине и представляли ей: «Это – Сима Шейнис, а это – Лёня Буль, а этот – Сёма Кац…», сами же в свою очередь, показывая на Гольдберг, восхищенно твердили: «А это – Нина Гольдберг! Наш человек!»

Было около двенадцати ночи и необходимо было заканчивать вечер. Андрей отозвал Нину в сторону: «Уже поздно. Я провожу тебя. Я не хочу, чтобы ты в такую поздноту ехала одна». «Не вижу такой надобности, – ответила Нина. – У метро меня встретит папа, а до своей станции я доеду сама. Сейчас полно народу». «Нина, ты что, не понимаешь, что ты мне нравишься? Ты мне очень нравишься. Я уже целый месяц хожу сам не свой. Давай будем дружить», – Андрей смотрел на нее просящими глазами и ждал ответа. Нина восприняла его слова без особого энтузиазма. Она всё еще находилась где-то далеко-далеко отсюда:

– Андрюша! Я, конечно, благодарна за такие чувства ко мне. Но я не хочу ничего. Наверное, еще не пришло мое время. А морочить тебе голову считаю подлым.

– Но почему не хочешь? – не унимался Андрей. – Что тебе не нравится? Ну скажи, я же хочу знать.

Нина внимательно посмотрела на него. Он был очень симпатичный, высокий, можно даже сказать, могучий, глаза добрые такие. Она не знала, к чему можно было бы придраться. Она знала только, что ее сердце молчит и даже не собирается убыстрять свой темп.

– Ну чем я тебе не нравлюсь? – допытывался Андрей.

– Тем, что ты – русский! – ответила Нина, как выстрелила, повернулась и ушла.

Андрей остался стоять в недоумении: «Не понял! Нина, я не понял!»

Настроение, которого и так не было, стало еще хуже. Нина приехала домой раздраженная и злая, и, не отвечая на вопросы родителей, бросилась на кровать. Слезы душили ее. Она рыдала, уткнув лицо в подушку. Как она могла так ответить Андрею, как она только могла так сказать? Как она могла уподобиться Кутикову, Галине и многим другим, которых она успела встретить на своем пути? Она ругала себя за свое хамство, национализм, и так и не могла понять, почему она не хочет быть с Андреем.

На следующий день она сама пришла к нему на факультет и позвала в сторону:

– Прости меня, Андрюша! Я вчера сказала глупость. Ты хороший парень, и мне очень жаль, что мы не можем быть вместе. Мое сердце молчит. И дело вовсе не в тебе. Дело во мне, – она смотрела в его добрые серые глаза и заплакала.

– Я всё понял, Нина. Я не обиделся. Я думаю, что твое сердце не молчит. Оно просто занято. Кем-то другим. Если ты разберешься в себе и захочешь встречаться, то я буду очень рад.

Нина благодарно кивнула и быстро побежала вон.

Слова Андрея целый день крутились в ее голове: «Твое сердце занято, Нина, твое сердце занято…» Ответ, пришедший ей в голову, молнией ударил в сердце, и оно застучало вдвое быстрее. Вот уже около года Слава Гнатюк служит в армии. Несколько месяцев назад Нина случайно встретила одного бывшего одноклассника, который рассказал ей, что Славу отправили в Афганистан. В ту ночь Нина не могла уснуть, всё время ворочалась, плакала и молилась за него, за Славку. Она старается не думать о нём, но он присутствует в ее мыслях, в ее душе. Помимо ее желания. «Ему еще полтора года служить, – подумала Нина. – Господи, только бы он был жив и невредим!»

Общественная работа, заключавшаяся в подготовке различных вечеров, дискотек и КВН-ов занимала много времени, и Нине скучать не приходилось. Целыми днями она вместе с другими сокурсниками пропадала в институте, а вечерами и ночами учила, чертила и готовилась к контрольным работам и экзаменам. Родители сетовали, что уже забыли, как выглядит их дочь. Дома не утихал телефон. Всем была нужна Нина. Звонили, в основном, ребята. Борис с Лялей переживали, что Нина ни с кем не встречается. По телефону отвечает, что нет времени, а сама ходит грустная. Все подруги из института уже нашли себе пару, Лена Кулькова даже замуж вышла, а Нина занята то учебой, то своей культмассовой работой.

«Дочка! Молодость когда-нибудь совсем пройдет и следа не оставит. Ты думаешь, твои комсомольцы тебе при жизни памятник поставят? Смотри, на улице весна. Телефон уже накалился. То Вова Вольфсон звонит, то Саша Беленький, то Антон Пригоркин. Ну выбери ты уже из них кого-нибудь», – не унимался Борис.

Война в Афганистане продолжалась. Матери провожали своих мальчиков всего на два года в срочную армию, а получали обратно в цинковых гробах. Многие из родителей в страхе потерять сыновей платили взятки врачам, в первую очередь психиатрам, чтобы их психически здоровым мальчикам поставили диагноз «эпилепсия», «психоз» или что-то подобное. Началось повальное дезертирство. Мальчишки удирали прямо из военкоматов и за ними, как ищейки, гонялись военные патрули. Никто не понимал, зачем всё это надо, зачем молоденькие, еще не успевшие возмужать юноши отправлялись воевать в чужую страну, за чужую правду или кривду, чтоб получить пулю, пущенную сидящим в засаде моджахедом, который, как раз-таки, и воюет за свой Афганистан. Партия оправдывала военные действия тем, что Советский Союз по-братски откликнулся на призыв о помощи Афганского правительства. И продолжали погибать ни в чём неповинные ребята, посланные на чужую землю бороться за права «братского» афганского народа.

Нина не пропускала ни одного вечернего сообщения о делах на афганском фронте. Смотрела сосредоточенно, задумчиво. Борис, многозначительно посмотрев на Лялю, спросил: «Нина! Твой этот… Гнатюк… в Афгане, что ли?» Нина вздрогнула, покраснела и кивнула головой. Родители тяжело вздохнули и обреченно переглянулись.

Приближался праздник Первого мая, и Нине было поручено провести концерт. Все вечера она занималась подготовкой. За час до начала концерта Нина прошла за кулисы, чтобы проверить, всё ли в порядке. В коридоре за кулисами стояло несколько ребят. Они тихо беседовали между собой и, когда Нина прошла мимо, замолчали, а один из них присвистнул. Нина почувствовала, как они оглядели ее с головы до ног, но не посмотрела в их сторону, чтобы не смутиться. Уже будучи у занавеса, в темноте, она разрешила себе рассмотреть их. Двое их них явно евреи, двое, скорее, азербайджанцы и один – армянин. Так Нина решила, оценив их внешность. В конце коридора появилась Алла Дымшиц. Уже более года девочки были знакомы. Правда, времени общаться у них почти не было. Алла занималась трудоустройством абитуриентов, не поступивших в институт, и тоже бывала занята целыми днями. Работа ей нравилась, и о ней даже была статья в «Комсомолке». Алла увидела Нину и поспешила к ней. Но один из ребят остановил ее, и она стала с ними о чем-то беседовать. Затем они дружно посмеялись, и Алла подошла к Нине. «Что это за ребята? – спросила Нина. – Я их раньше не замечала. Ты, Алла, как магнит, прямо притягиваешь к себе евреев!» «Да ты что, Нина, какие они евреи? Эти двое, – и Алла показала на “евреев”, – палестинцы, Али и Махмуд, другие двое, – сказала Алла, указав на “азербайджанцев”, – сирийцы, Ясер и Хасан, а этот, маленький – иорданец, Саид». Тут пришла очередь удивиться Нине: «О боже, как же эти палестинцы похожи на евреев!» Алла засмеялась: «А ты сними с Арафата платок! Чем он не еврей?» Нина задумалась. Она не раз ловила себя на мысли, что Арафат очень похож на дядю Зелика. «Грешно сравнивать этого бандита со своим дядей!» – всегда ругал ее Борис.