Он хотел было протянуть руку, чтобы поприветствовать юношу, но тот молниеносным движением извлек из-за пояса какой-то длинный тонкий предмет и резким взмахом руки направил его на шедшего ему навстречу мастера. Но Анхель был готов именно к такому повороту событий, он обернулся вокруг своей оси, уйдя в сторону с траектории удара, а через мгновение оказался за спиной Бруно, схватив его за запястье вооруженной руки. Он потянул вверх руку, юноша согнулся, вскрикнув от боли, выронил предмет на пол. Анхель, все еще сжимая крепкое и широкое запястье, нагнулся и поднял свободной рукой тонкую палку длинной около двадцати сантиметров.

– Хм, интересно, – промолвил он, подняв выкрученную руку еще немного выше, как бы случайно, отчего Бруно снова издал жалобный писк, – очень интересно. Отличная концепция, концентратор. Что это, волшебная палочка? Интересно, но не слишком оригинально, как по мне.

– Она самая, – проскрипел, согнувшись пополам, Бруно, – я не гонюсь за оригинальностью.

– Великолепно! – воскликнул Анхель, вновь чуть подняв плененную руку, – сам додумался?

– Ну а кто мне подскажет? Отпустите руку?

– Зачем? Чтобы ты снова на меня напал?

– Не буду я на вас нападать. Просто хотел проверить, не потеряли ли вы сноровку за год.

– А если бы потерял? Что тогда меня ждало? – спросил Анхель.

Несколько секунд Бруно обдумывал варианты ответов, пытаясь отыскать именно тот самый, который позволит освободиться от болезненного захвата.

– Ничего вас не ждало. Я просто проверял. Отпустите руку.

– …пожалуйста.

– Пожалуйста.

Анхель отпустил запястье, продолжая рассматривать палочку в своей левой руке. Юноша выпрямился и размял затекшее запястье. Он снова устремил свой взор на все еще вжимавшуюся в кресло Гертруду. Это был не простой взгляд, он был наполнен злобой и ненавистью, настолько сильной, что, казалось, это ощущалось в воздухе. Затем он взглянул на Гастона, все так же флегматично наблюдавшего за всеми развернувшимися перед ним событиями. Гастон еле заметно кивнул, и Бруно ответил точно таким же приветствием.

– Просто великолепно, – продолжал восхищенно бормотать Анхель, разглядывая палочку теперь уже у верстака под увеличительным стеклом, – надо же, все гениальное просто. Прекрасный концентратор силы. Пусть и не без серьезных недостатков.

– Нет у него недостатков, – громко проговорил Бруно, усаживаясь на пол возле высокого стога, с которого недавно спустился.

– Конечно же есть. Один я могу назвать сходу, не изучая предмет. Ну, кто может сказать, в чем минус вот такого вот интересного концентратора? В чем его слабость?

– Он хрупкий, – сказал Гастон, сложив руки на груди.

– Это во-первых. Одно из правил изготовления концентратора силы. Используемый предмет должен быть крепким.

– Это грецкий орех, – сказал Бруно, – его просто так не сломать. Говорю же, у него нет недостатков. Плюс еще и глаз можно выколоть, если возникнет необходимость. Что же мне кусок арматуры с собой таскать? Идеальный концентратор. Я сам его создал.

– Нет, Бруно, он не идеальный, – сказал Анхель, поднимая палочку с верстака, держа ее указательными пальцами рук с обоих концов, – кто еще предложит варианты? В чем его главный недостаток?

Прошло несколько секунд, прежде чем Гертруда робко подняла вверх правую руку. Со стороны могло показаться, что это у старого кресла выросла одна чужеродная конечность.

Бруно снова вонзил в нее свой тяжелый взгляд, его брови поднялись вверх, а скулы напряглись от давления.

– Ты, не смей, – прошипел он тихо.

– Да, Герта, говори, – сказал Анхель, ни то не заметив этих слов юноши, ни то просто их проигнорировав.

Гертруда снова еле слышно откашлялась.

– Правило части тела, – промолвила она тихо и тут же снова обратилась в кресло.

– Это бред, – прошипел Бруно, – правило соблюдено. Палочка – продолжение моей руки. Маленькая тварь не знает ни черта.

– Во-первых, юноша, – сказал Анхель, повысив голос до непривычно громкого, – чтобы я больше не слышал ругани тут, ясно?

Бруно все так же злобно взирал на кресло, но слегка кивнул в ответ, обозначив согласие.

– Вот и славно. Правило гласит, что концентратор должен быть частью вашего тела, его продолжением. Что это за такая часть тела, которую ты носишь за поясом и достаешь по необходимости, чтобы выколоть кому-то глаз, а?

Гастон впервые за все время проявил признаки эмоций. Он издал глухой смешок, который Бруно проигнорировал.

– Герта, будь любезна, покажи нам свой концентратор.

У старого кресла вновь выросла одна рука, которая продемонстрировала присутствующим небольшой аккуратный перстень на указательном пальце.

– И что это такое? – спросил Бруно, – Что она будет с ним делать? В носу ковыряться? Как можно биться перстнем? Разве что кинуть его в кого-нибудь. Но тогда, вроде как, тоже правило нарушается.

– А кто сказал тебе, что концентратор нужен для того, чтобы биться? – спросил Анхель, – разве я когда-нибудь это говорил? Он нужен для того, чтобы концентрировать и дозировать скрытую внутри вас силу. Речь не идет о насилии, речь идет о силе и ее применении.

– Ну вот и я говорю о применении силы.

Анхель тяжело вздохнул и покачал головой.

– Ты говоришь совсем не о том, о чем следовало бы, – сказал он, – путаешь силу и насилие. Очень серьезная ошибка, Бруно.

– Нет никакой ошибки. Все верно. Это вы не до конца все понимаете, мастер, – на последнем слове он сделал особый акцент, произнеся его медленно и по слогам.

– Вы трое обладаете могуществом, которого нет ни у кого, но из вас троих только ты один путаешь силу и насилие. Разве Герта когда-нибудь применяла свою силу, чтобы навредить?

Бруно вскочил на ноги. Его грудь снова судорожно вздымалась от учащенного дыхания. Он направил указательный палец в сторону кресла, не удостоив девушку даже очередным злобным взглядом.

– Вы в своем уме? – воскликнул он, – сравниваете меня с этой… Да она даже не представляет, что за сила в ней скрыта. Она даже не знает, как именно ей пользоваться.

– Скажи, с чего ты так решил? – спокойной спросил Анхель, будто совсем не замечая эмоциональности юноши.

– С того, что максимум, что он делала – помогала снимать котенка с дерева. Да и то, Гастону пришлось после этого подправлять память простым зевакам. Как вы можете сравнивать меня с этой…? Я вообще не пойму, что я тут делаю. Верните мне мою палочку.

– Да, Бруно, ты прав. Сравнение некорректное. Сравнивать несравнимое нельзя. Но, согласись, если бы все стремились драться и разрушать, то некому было бы снимать котят с деревьев?

– Палочку вернете? – проигнорировав вопрос Анхеля, спросил юноша.

– Конечно верну. Она ведь твоя. Только я все еще не уверен, понимаешь ли ты, для чего она тебе нужна. А если ты и дальше будешь так упорно путать все, что путается, то можешь причинить вред окружающим и самому себе.

Бруно ехидно усмехнулся.

– Да плевать мне на окружающих. Или вы говорите о ком-то конкретном? О ком-то, кто присутствует сейчас здесь? О ком-то, кто прячется в кресле?

Гертруда поежилась и попыталась дышать как можно тише.

– Я говорю и о всех, и о ком-то конкретном тоже, – ответил Анхель, – что произошло? Почему ты так неравнодушен к ней?

– Что произошло? Да я ненавижу эту…, – он задержал стремящиеся наружу слова на своем языке.

– Ну так оставь ее в покое. Живи себе и не обращай на нее внимание, если уж так ненавидишь ее.

– Именно так я и делаю, – сказал Бруно, – но эта маленькая… Она как будто специально все время попадается мне на глаза. Как будто нарочно хочет привлечь внимание. Ненавижу ее, – он снова устремил полный злобы взгляд на притаившуюся в кресле девушку, – слышишь меня? Чего ты от меня хочешь?

– Успокойся, – ровным и тихим голосом сказал Гастон со своего стога.

– А тебе-то что? Почему ты все время ее защищаешь? Пусть сама за себя говорит. Она, эта маленькая… она специально меня провоцирует, чтобы столкнуть нас с тобой. Я ничего не имею против тебя. Но, черт возьми, прекрати лезть в это. Разве не видишь, что она использует тебя?