— Извиняться?

— Да, очень сильно.

— Зачем? Ты, вроде, ни в чем не виноват.

— Вот начну и все узнаешь, лежи пока, страдалица!

И не дожидаясь вопросов, уже готовых сорваться с ее языка, ушел в ванную, прихватив с собой шприц с лекарством. Незачем ей смотреть, как я буду набирать его.

Ну что я могу сказать, тыкать иголкой в живого человека, боящегося этой самой иголки, то еще удовольствие. Никакие мои уговоры не помогали — Вета боялась, стеснялась, зажималась и страдала. Но таки повернулась ко мне своей очаровательной попкой и сдалась. А я, под бдительным взглядом Гоши, чуть не поседел, пока ввел чертовы два кубика лекарства. Так и ждал, что он сейчас долбанет меня своим клювом!

Зажав ватку резинкой спортивных штанов, закрыл иглу колпачком.

— Вот и все, все живы и скоро будут здоровы.

Вета молчала и даже не шевелилась. Хотя, она и во время неприятной для нее процедуры молчала, маленький боец.

Сходил выкинул шприц и вернулся к ней назад, присев рядом. Она все так же лежала, отвернувшись к спинке дивана, и, кажется, даже не поменяла позу.

— Эй, рыжик, ну ты чего? — положил ладонь ей на ноги и слегка погладил, привлекая внимание.

— Ты меня обманул! — прогундосила, не поворачивая головы, вредина. — Ты хотел извиняться за плохое поведение и обманул!

Ну, собственно, логика сотого уровня. Кто-то уже забыл свое искреннее удивление на эту уловку. То есть десять минут назад она утверждала, что мне извиняться не за что, а теперь я ее обманул. Класс!

Тихо посмеиваясь, сгреб малышку и посадил ее к себе на колени. Немного повозившись, Вета доверчиво прижалась ко мне и, спрятав заплаканное личико на плече, затихла. Вот так-то лучше.

— Почему обманул, до этого повода не было, теперь есть. Извини меня, пожалуйста! Я не хотел делать тебе больно, наоборот, хотел, чтобы тебе стало лучше. Честное слово, у меня были совсем другие планы на вечер, — убрав рыжие пряди, освободил розовую щечку и поцеловал ее мягким, едва заметным поцелуем. — Я тебе, кстати, цветы принес. Красивые.

— Правда?

— Правда-правда, хотел сделать тебе приятно и извиниться за своих предков. Они хорошие и о тебе волнуются, просто ошиблись.

— Да, они у тебя классные, — Вета потерлась щекой о мое плечо, вроде как покивала. — Алла Ивановна мне объяснила свои мотивы, я ее поняла. Трудно обижаться на тех, кто проявляет к тебе участие, даже таким странным образом.

Веталинка подняла голову и внимательно посмотрела на меня.

— Димка, а ты долго меня тут еще терпеть будешь?

Не понял, о чем речь. Терпеть на своих руках или в квартире? Первое — пока не надоест, а судя по тому, как мне приятно держать ее в руках, надоест ооочень нескоро. А второе, пока ей нужен будет дом, я ее не смогу выгнать. Вопросительно выгнул брови — пусть сама пояснит свои мысли, пока я тут не ляпнул что-нибудь лишнее.

— Ну, я так много хлопот доставляю, друзья мои придурочные, непонятки с твоими родителями, с Ромкой ты поссорился, тетка еще моя завтра приедет…

— Ах да, у нас же еще и тетка в расписании. Мне стоит волноваться?

— Да нет, она хорошая, — Вета тут же переключилась на этот вопрос, закончив поток самокритики, — строгая просто, правила любит, ну, командовать немного, но меня любит, правда. Так что все будет хорошо.

— Ведьма! — Гоша влез со своим комментарием, и вызвал им массу возмущения у своей эмоциональной хозяйки.

— Неправда! Ди хорошая, просто вы с ней не дружите! — Вета посмотрела на меня. — Дим, она своеобразная, жить с ней в одном доме тяжело, потому что ей нужна дисциплина, но она правда неплохая! Она работала директором в лицее для девочек, конечно, привыкла, что ее слушаются, а я слишком упрямая. Поэтому не хочу к ней возвращаться, а не потому, что она… ведьма. Не обращай внимания на Гошу!

Я молча слушала этот пламенный монолог и мотал на ус, что бы Вета сейчас мне ни говорила, она очень переживает из-за приезда тетки, а значит, там все не так просто. Да и птиц, хоть и вредный, но не дурак, только со мной у него вышла осечка и он меня записал во враги. Словно вторя моим мыслям, попугай заверещал:

— Гошенька умница. Ведьма, ведьма! Гошенька умница!

Его вопль вызвал смех, но надо заметить, зря я не прислушался к словам Гоши!

Второе утро подряд я просыпаюсь в кровати рядом с Веталиной. Рыжик свернулась клубком вокруг моей руки, прижимая ее к своему животу.

Маленькая, такая трогательная, с беспокойной складочкой между бровей и приоткрытыми губами, она вызывала желание спрятать ее и защищать от всего плохого.

Вчера, измученная, расстроенная, она сидела у меня на руках, пока не подействовал укол. Только тогда девчонка смогла расслабиться, да так удачно, что уснула, удобно пристроив голову на моем плече. Я еще долго сидел на диване, баюкая Вету в своих руках, и слушал тишину.

Хотя, с Гошей в доме понятие тишины было весьма условным, он важно цокал когтями, увлеченно шуршал на кухне, иногда хлопал крыльями, но что самое интересное — птиц молчал. Стоило ему увидеть, что подруга спит, как он превратился в обычную, неговорящую куропатку.

А мне было в кайф. Вот так сидеть и слушать шорохи в квартире, прижимая к себе девчонку. Зарываться носом в ее волосы и вдыхать тонкий аромат, смесь запахов осени и цветущей черемухи. Чуть горьковатый, необычный, но такой приятный.

Я вспоминал всех своих бывших девушек: относительно постоянных и тех, встречи с кем были исключительно для тела, и приходил к выводу, что еще ни разу у меня не было такого состояния. Когда боишься лишний раз двигаться, только бы не разбудить девушку, доверчивым котенком уснувшую рядом.

Я влюблялся, конечно, влюблялся, в первый раз еще в детском саду. И отношения всегда были разными: и тихими, уютными, несущими в себе только спокойствие и уверенность, что нервы клубками мотать не будут, как бы ты ни задержался на работе, или не накосорезил в студенческие годы. Были и такие, когда каждый день можно было считать за три, и требовать молоко за вредность. Американские горки? Нет, это детский сад. То ли дело побить посуду, получить по лицу за надуманную обиду, орать, выясняя отношения, так, чтобы слышали все в радиусе пары километров, а потом мириться с такой самоотдачей, что утром спина неприятно ныла от количества царапин на ней. Но всех моих бывших девушек отличала общая черта характера. Они были самостоятельными. Гордые, взбалмошные, спокойные, вредные, сдержанные — и все крайне самостоятельные. Видимо, мне так было удобно, меньше переживаний, меньше потраченных нервов на всякие пустяки.

А вот сейчас рядом со мной девчонка, больше похожая на младшую сестру. Она тянется к доброму к ней отношению как цветок к солнцу, боится допустить ошибку, извиняется до того, как в чем-либо провинится, и в тоже время она умеет постоять за себя, может быть резкой, требовательной, смешно хмурит брови в попытке выглядеть грозно и так мило скрещивает руки под грудью, притопывая ногой, выдавая свое раздражение. Она наивная, добрая, нежная, и… И она причмокивает губами во сне.

Поплыл ты, Диман, пора самому себе признаться, это уже не мимолетный легкий интерес к необычной девушке. Вляпался ты по самые бубенцы, и недели не прошло.

Иначе как объяснить свое поведение?

Вчера, когда отнес Вету в кровать, а она, вцепившись в мою руку, пробормотала:

— Не уходи, Дим.

Какого лешего сердце так радостно подпрыгнуло? Зачем я лег рядом и, прижав ее к себе, пообещал:

— Спи, никуда я не уйду.

Жалко было? Хотелось поспать на удобном матрасе?

Да фигня все это, просто возможность побыть рядом с ней еще немного перевешивала все доводы разума. И к чему меня это привело? В пятницу утром я лежу на кровати и любуюсь расслабленными чертами лица девушки, которая мне не подходит, как ни крути, не подходит, но к которой тянет так, что в руках себя держать невозможно.