– Да-да, конечно, – кротко прощебетала она, – запишите мой телефон, пускай звонит, пишет, буду очень рада. А как его зовут?

– Сэм. То есть по-тамошнему Сэм, по кярманским документам он Шмуил. В Штатах его записали Самюэлем, сократили, получится американский дядя Сэм.

Оба рассмеялись. Прощание было душевным и уже почти родственным. Гиваргис сразу понравился Лилит: вежливый, немного застенчивый, он произвел впечатление уравновешенного и тактичного человека. От такого же мужа Лилит Ханум не отказалась бы. Конечно, жених на десять лет ее старше, а Лилит предпочитала ровесников, но чем старше становишься сама, тем менее существенна разница в возрасте. Да и вообще вся эта история ни к чему пока что не обязывает. Жаль только, что Лилит почти все время занята ремонтом, времени на свидания маловато, но можно же будет убежать на полдня, оставив рыцарям Круглого стола достаточный для их выживания запас кофе. Ну и потом, дожив до пятидесяти с лишком лет, человек должен вполне представлять себе, что такое ремонт.

Вернувшись из церкви, накормив веселую бригаду и пару раз сварив кофе, Лилит Ханум услышала жалобное попискивание телефона: его тоже надо было «покормить» электричеством. Ставя мобильник на зарядку, Лилит увидела пару сообщений от человека по имени Сэм. Он вежливо представлялся, ссылаясь на утренний разговор с братом. Лилит ответила ему и через минуту уже болтала с потенциальным женихом по видеочату. Он ее не разочаровал: то же приятное лицо, что и на фото, открытая улыбка, добрый взгляд. Изъяснялся он то по-ассирийски, то по-английски, умеренно сетовал на одиночество, говорил, что давно мечтал о мудрой зрелой женщине рядом. То, что он рассказал о себе, вызвало у Лилит Ханум уважение и восхищение. По образованию он был физиком, долгое время преподавал сопромат в Шахинском государственном университете, потом, в смутные годы, вместе с женой и детьми уехал в Чикаго, где первые три года работал то на автомойке, то на заправочной станции. Скопив небольшую сумму, основал свою фирму, которая занималась расчетом прочности металлических конструкций при строительстве. Фирма была небольшая, но приносила, по словам Сэма, стабильный доход.

– Ну а ты как тут живешь? – спросил он. – Тяжело, наверное?

– Ээээ, ну как сказать? Недавно переехала, делаю ремонт. Есть, конечно, непростые моменты, но в целом очень даже весело.

– Да ладно, знаю, как вам там тяжко живется… А вот у нас в Америке совсем другая жизнь. Выйдешь за меня замуж, увидишь.

Лилит Ханум осторожно намекнула, что насчет свадьбы еще ничего не решено, поскольку для начала надо бы встретиться, посмотреть друг на друга. Сэм, конечно же, согласился с таким разумным подходом.

– Приятно иметь дело с умной женщиной. Я уверен, что мы поладим. Я буду считать дни до моего приезда в Шахину.

Разговор кончился романтическим покачиванием головы на манер китайского болванчика, многократным взлетом и падением бровей Сэма и нежным воздушным поцелуем. Что умеют делать восточные мужчины, так это очаровывать и играть бровями. Лилит Ханум тоже сделала бровями туда-сюда в знак выражения зарождающихся ответных чувств. В конце концов, почему бы и не начать новую жизнь со свадьбы? Кто вообще сказал, что свадьба обязательно должна быть в конце истории, а не в самом начале?

С тех пор они общались каждый вечер. Сэм был приятным собеседником, правда, иногда говорил излишне суетливо и заливисто смеялся над собственными шутками. По темпераменту он был не очень похож на своего благообразного брата, но в целом производил более чем приятное впечатление. Никаких излишне игривых намеков в разговоре и переписке он не допускал и посылал фото только своего лица, не более. Этим он просто пленил Лилит Ханум, которую менее воспитанные интернет-поклонники успели уже забросать фотографиями других частей тела, недостойных быть упомянутыми в нашей книге.

Перед его приездом Лилит Ханум снова пришлось оставить своих рабочих наедине с пачкой кофе и джезвой и провести полдня в салоне красоты. Там ей зачернили пробивающуюся кое-где седину, сделали модное в том сезоне каре, привели в идеальное состояние руки и ноги, накрасив ногти таким ярким красным цветом, от которого жених должен был непременно потерять голову. Фото Лилит с маникюром и укладкой было немедленно отправлено в Чикаго, откуда моментально пришло сообщение в виде картинки с розочками и сердечками, такими же ядовито-красными, как маникюр Лилит. Потом Сэм написал, что тоже идет в салон красоты стричься и красить волосы в черный цвет, потому что он не смеет оскорбить взор невесты своими сединами. Лилит Ханум также отправила сердечко. Можно сказать, что начало у романа было более чем правильное. До приезда дядюшки Сэма оставалось два дня.

Отделочные работы на верхнем этаже уже подходили к концу. Рабочие белили потолки, витиеватые мотивы их песен раздавались теперь откуда-то сверху. И если бы Лилит Ханум знала армянский, то поняла бы, что припев звучал так: «Кто тот ослу подобный архитектор, который придумал делать такие высокие потолки? Господи, Господи, как угрожающе качается моя старая стремянка! Почти четыре метра потолки, четыыыре мееетра потолки! Вай, вай!»

Генрих скакал по дому весь белый, будто Пьеро, и недовольный тем, что побелка плохо отмывается с его зеленой шкурки и теперь придется эту шкурку сбрасывать.

– Не опыляй мне мозг, – беззлобно отвечала Лилит на его жалобы. – Тебе и так время линять, весна уже прошла, а ты на линьку до сих пор не раскачался. Небось, давно уже новую резиновую шкурку отрастил.

Генрих обижался, но возразить против правды нечего. Ему и впрямь было давно пора линять, но лень.

Постепенно верхний этаж дома стал светлым, уютным и пригодным для жилья. Появлялись кое-какая мебель и бытовая техника; периодически, несмотря на то, что ремонт еще не был закончен, в доме заводились гости. По вечерам во дворе Лилит Ханум накрывала стол и зажигала специально купленный для этой цели фонарь со свечой внутри, похожий на старинную восточную лампу. Оставались только мелочи, например новые розетки и дополнительное освещение.

Как-то раз утром вместе с бригадой приехал пожилой русский инженер-электрик, похожий на Санта Клауса: круглые очочки, белые кудри вокруг лысины, белая борода. Представляя его Лилит Ханум, мастера почему-то покатывались со смеху.

– А вот и наш Александр Анатольевич, – сказал Артур и прыснул в кулак.

– Вот так они всегда, – посетовал инженер.

– А почему? – поинтересовалась Лилит Ханум.

– Да все из-за моей фамилии.

– А что с вашей фамилией? Она смешная или неприличная?

– Ах, если бы, милая моя, если бы… Мерлин моя фамилия. Мерлин Александр Анатольевич.

Лилит присоединилась ко всеобщему веселью и хохотала до слез, так что сурьма под глазами размазалась и сделала ее похожей на жизнерадостную панду.

Вечером, когда дом опустел, а Генрих удалился в сад, чтобы вдали от нескромных взоров наконец-то снять с себя старую кожу, Лилит Ханум устроилась на своей резной кровати и начала упоительную виртуальную беседу с женихом. На экране телефона возникло приятное лицо дядюшки Сэма.

– Привет, о роза среди роз! – сказал он.

Лилит поздоровалась более сдержанно.

– Послезавтра я буду рад увидеть тебя! Нет, ты можешь не приезжать встречать меня в аэропорт. Меня встретит брат, а потом представит нас друг другу.

– Да, это наилучший вариант, – согласилась Лилит Ханум. Ей совершенно не хотелось тащиться в аэропорт.

– И я очень надеюсь, что это будет прекрасным началом нашей совместной жизни! Я буду любить тебя, холить и лелеять. Ты увидишь, я очень спокойный и позитивный человек.

Слово «позитивный» он вставил по-английски, хотя, по мнению Лилит, в родном языке можно было найти ему какую-нибудь замену. Но это самое слово, видимо, оказалось дорого заокеанскому собеседнику.

– Я очень и очень позитивный человек, – продолжал он. – Никогда не расстраиваюсь, никогда не жалуюсь на проблемы. Я знаю, у вас там принято жаловаться на жизнь, а в Америке не так, у нас все настроены на позитив.