Товарищ Томина не оставила этот выпад без ответа:

  - Да, товарищи. Я считаю, что эта инициатива противоречит идеалам нашей партии. Наши избиратели, тем более, рабочие и крестьяне едва ли примирятся с такими классовыми партнерами.

  - Вот мы и должны добиться такого примирения. В том числе удерживая всё новые и новые публичные дома под нашим политическим контролем. Чтобы и пролетарий, и крестьянин, придя в такое заведение, сразу почувствовали себя своими среди пусть и не совсем обычных, но таких же тружениц, как и они. Большевики не должны уступать своим противникам и этот, пусть и не самый лакомый кусочек электората, - твёрдо заявил товарищ Букин.

  Да, действительно - как всё будет по-товарищески, когда и пролетарий, и крестьянин станут чувствовать себя своими в публичных домах под политической крышей НПБУ. Придёт работяга в тот же 'Светлячок' отдохнуть после тяжёлой смены и, снимая портки у кровати готовой к своей смене барышни, предупредительно махнёт ей рукой: 'Да не лезь ты под подушку за своим партбилетом. Я и так знаю, что все вы здесь - члены НПБУ. Иначе кто бы из наших заводских ребят стал ходить сюда'. И уже оставшись без портков, предлагает: 'Споём для начала 'Интернационал', товарищ'.

  Товарищ Томина, вероятно, давно ожидала такой полемики, чтобы дать волю своим чувствам:

  - Даже в Партии любителей кильки в томатном соусе морщат носы от амбре, которое источает этот 'лакомый кусочек'.

  Товарищ Букин с раздражением напомнил:

  - Отцы-основатели большевизма ни от чего не воротили брезгливо свои носы. Поэтому и смогли прибрать к своим рукам сначала то, что плохо лежит, а потом - и всё остальное. Ваша позиция, товарищ Томина, это не позиция стойкой, убежденной большевички, а жалкое нытье какого-то хлюпика! Вы, кажется, забыли историю большевиков. Они решительно употребляли в дело самые сомнительные социальные элементы, если это могло послужить интересам партии.

  - В том-то и беда, что слишком смело, - воскликнула товарищ Томина. - Слишком смело употребляла партия в дело вечных каторжан, городское отребье, генетических сельских лентяев и тому подобную публику. Всему народу до сих пор приходится расхлёбывать их дела...

  От оскала, от оскала должен быть псевдоним товарища Скалина. Но товарищ Томина так разошлась, что сейчас и прямой окрик руководителя НПБУ едва ли остановил бы её.

  Товарищ Букин уже и кулаком по трибунке стал постукивать:

  - Не смейте оплевывать славное прошлое партии большевиков, товарищ Томина! Ее огромная историческая заслуга как раз и состоит в том, что она смогла даже вечных каторжан, городское хулиганье и деревенских лентяев сделать своей боевой силой, активными проводниками ее программных установок в широкие массы!

  Томина тоже знала историю ВКП(б):

  - Вот и взвыли широкие массы от активности той боевой силы. До сих пор этот вой аукается коммунистам.

  Товарищ Букин начинал выходить из себя:

  - Вы - оппортунистка, товарищ Томина!

  - Ренегатка! - усугубил провинности товарища Томиной перед большевизмом товарищ Хилых, заместитель руководителя партии рангом пониже, чем товарищ Букин.

  В президиуме сторонников у Томиной не было.

  А вот по выступлениям и репликам других участников собрания не всегда можно было понять - на чьей же они стороне. Так старательно они обходили острые углы этого теоретического вопроса - собирать ли НПБУ под свои знамёна сомнительный социальный элемент. Оно и понятно: история показала - ни одно другое умение так не полезно для большевиков, как умение юлить во всякого рода теоретических вопросах. Неумение даже через многие годы может обернуться не только требованием положить партбилет на стол, но и лишением живота.

  Частично реабилитированный по случаю своевременного обморока товарищ Дыбин считал необходимым отрабатывать свою реабилитацию:

  - Я тоже могу высказать своё критическое отношение к словам товарища Томиной?

  - Вы больше других обязаны это сделать, товарищ Дыбин, - даже не разрешил, а приказал товарищ Букин.

  Степан Иванович и по бумажке не очень складно говорил, а тут пришлось импровизировать. Импровизация не задавалась. Он только погрозил Томиной пальцем, сердито сказал: 'Но-но! Вы не очень-то позволяйте себе такое...' - потом повторил это, но никак не мог продолжить.

  Товарищ Букин не стал дожидаться продолжения:

   - Ладно, не напрягайтесь, товарищ Дыбин. А то ещё сморозите, как обычно, что-нибудь. И не надо, и не надо оправдываться. Мы уже не раз слышали, что вы не Цицерон...

  ...Собрание подходило к концу, и нам пора было тоже как-то проявить себя - хотя бы кратко заявить, к какой политической платформе мы примкнём.

  Попросил слова, товарищ Букин охотно предоставил мне его.

  Надо было произнести задуманное быстро, без громоздких вступлений, разжёвываний, послесловий, а уж как это будет принято - посмотрим.

  - Вспомним, товарищи, откуда есть-пошли легендарные предшественники НПБУ. Немного перефразируя очень известную строфу из очень известного стихотворения, можно сказать так: 'Когда б вы знали, из какого сора пошли большевики, не ведая стыда...'

  Больше я ничего не говорил и сошёл с трибуны. И я, и Вася с Моней, уполномочившие меня на такое выступление, считали, что таким образом мы хоть и предельно коротко, но вполне определённо и даже с некоторым художественным лоском обозначим свою позицию в рассматриваемом вопросе - нечего, мол, принюхиваться к происхождению большевиков.

  В зале стало очень тихо. Растерялся, не зная, что сказать, даже товарищ Букин.

  Но тревожная тишина могла вот-вот оборваться. Вот-вот кто-то мог выкрикнуть: 'Да как же так, товарищи? Из какого это такого сора пошли большевики? Что, нельзя было что-то более подходящее перефразировать по такому случаю?'