- Моя фамилия - Талызин. Николай Талызин. На том свете я был довольно известным фотожурналистом. В нашем кругу говорят, что вы возвращаетесь на Землю. Интересно, как там отнеслись к моей гибели?
Не припоминаю такого 'довольно известного фотожурналиста'.
- Как служится, Николай?
- Не жалуюсь. Репутация вот только. Иной подлец только что прибыл на Сортировочную, а уже норовит укоризненно ткнуть в мою сторону пальцем. Вы там, на Земле, не говорите, пожалуйста, об этом...
- Думаю, у меня и повода для такого разговора не будет.
... Назвать то, к чему меня подвели для возвращения в земную жизнь, тоже лифтом? Пусть будет лифт, раз нет у меня для этого непонятного чуда другого названия.
Захожу туда один - стало быть, не часты на собеседованиях такие приговоры.
'Поехали!' На Землю - с мандатом на святое дело.
Б/У
...- Ура, очнулся! - радостно крикнул Вася, а Моня, укоряя меня за моё, затянувшее на его взгляд беспамятство, проворчал:
- И пяти минут не прошло.
С иронией Моня проворчал. То есть, прошло даже меньше пяти минут. Но как такое может быть? Да одни только прения в подпольном комитете Коммунистической партии потустороннего мира о строительстве социализма на станции Ура продолжались намного дольше.
Порывался крикнуть: 'Люди, я был ТАМ! Я побывал на ТОМ свете! Я ОТТУДА возвратился...', - но, подумав, отложил это громогласное заявление. Кроме Мони и Васи рядом были врачи, зеваки. Но даже когда я останусь со своими друзьями наедине и скажу им, что побывал ТАМ, как они отнесутся к этому заявлению? Нет у меня командировочных документов и сувениров с ТОГО света. Да и сам я долго ли буду уверен, что действительно побывал на ТОМ свете, а не просмотрел захватывающий спектакль, за пять минут созданный моим искривлённым при падении сознанием? И оно же, придя в норму, скоренько удалит этот спектакль со своей сцены. Кстати, а все ли другие возвращенцы ОТТУДА рискуют начать разговор на эту тему даже с близкими, не опасаясь если не услышать, то прочитать на лицах: 'Выжил, но, похоже, сбрендил!'
Не буду торопиться со своими потусторонними мемуарами.
...- Постараюсь, друзья, не задерживаться на больничной койке. Раньше меня Вере ничего не говорите. Сам я лучше подберу нужные слова. А останки вертоплана надо собрать и сберечь, мы над ним ещё поработаем.
Только занесли меня в санитарную машину, как к ней подбежали люди и призвали врачей проехать совсем немного, чтобы попытаться помочь ещё одному бедолаге.
Я был не настолько плох, чтобы врачи занимались только мной, и даже заявил, что вполне смогу и посидеть в машине, если собрат по несчастью должен будет лежать.
Подъехали.
В заранее открытую заднюю дверь для приёма ещё одного человека вижу, что стоим мы чуть поодаль от 'зебры'. Врачи склонились над пострадавшим. Кто-то из зевак громко и так радостно, будто это ему так удалось устроить, подсказывает им:
- Сразу под две машины умудрился попасть.
Я тут же вспомнил, кто мне уже говорил про 'две машины'. Набираюсь сил и кричу врачам через дверь:
- Посмотрите, пожалуйста, в его документы. Этого человека зовут Николай Талызин?
- Ваш знакомый?
Как тут ответить? Не попросят ли врачи развернуть эту тему? И что тогда говорить?
Учитывая моё состояние, мне не стали устраивать допрос. Молодая врачиха, найдя у пострадавшего какое-то удостоверение, ответила, чтобы я слышал:
- Да, Николай Денисович Талызин. Фотожурналист.
Вот теперь у меня есть железобетонное доказательство - да, я побывал на ТОМ свете. На этом я ничего не знал про этого человека, я только несколько секунд видел его сверху, когда падал, а он бежал через дорогу запечатлеть моё падение. Не добежал.
Сказать врачам, что их старания оживить Николая Денисовича Талызина напрасны? И тут придётся отвечать на вопросы, ответы на которые отравленные атеизмом обитатели этого мира принять не смогут.
Давай-ка я схитрю, сделаю вид, что волнения, связанные с возвращением в земной мир, опять отключили на некоторое время моё сознание.
...Не уставал убеждать и Веру, и друзей, что легко отделался, не благодаря своей исключительной живучести, а благодаря вертоплану, который и при таком небрежном его исполнении до конца сохранял спасительные для меня остатки летучести. Будем теперь уважительней относиться к нашему изобретению и намного строже к материалам, из которых станем создавать следующий его образец.
На удивление быстро шёл на поправку, и очень скоро был выписан из больницы. Про себя задумывался: а не в Сортировочной ли, перед командировкой на Землю, в меня вживили такую оздоравливающую программу?
Не сразу решился я всё рассказать Васе с Моней. Ведь рассказав, я тут же ставил их перед выбором - быть ли им и тут со мной? А так, как ответ на этот вопрос был для меня совершенно очевиден, то я своим откровением обязывал их подвергаться той же опасности, что и сам.
А как не рассказать?
И вот мои друзья знают всё о моём путешествии ТУДА. Ни тот, ни другой не прикладывали озабоченно свои ладони к моему лбу, отдавая дань ритуалу, сопутствующему таким рассказам. Вася и Моня поверили каждому моему слову. Поверили и сразу стали считать то святое дело, на которое я получил мандат, нашим общим делом.
... - Скалин, Скалин... - припоминал Вася. - Персона пока что не очень известная.