У Канны были некоторые представления о серенадах, причем даже вполне конкретные: на ее памяти отец как-то горланил песни матери под окном, когда та приболела, после залез на дерево и начал рассказывать им с мамой через открытое окно свои вечные фантастические истории. По крайней мере ей было ясно, что это должно быть что-то лирико-романтическое, желательно с возвышенным описанием черт возлюбленной и восхищением ею. Поскольку в голову не приходило ничего лучше, она решила взять стих, что читала еще тогда в госпитале у госпожи Курехи, и немного его переделать и дополнить. Ей бы только немножечко вдохновения. Вот что получилось, если прочитать это без запинки:

Поют соловьи и кричат попугаи,

Солнце зайдет, я приду и спою,

Вечером тайно тебя ожидаю,

Дай же скорее мне руку твою.

В дымке прохладной морского тумана,

Будь же моей путеводной звездой,

Хоть на край света, хоть вглубь океана,

Мчаться готов только рядом с тобой.

Вечно любить я тебя обещаю,

Дева, нежней и румяней зари,

Песню услышь, что тебе посвящаю,

И поцелуем меня одари.

— Н-ну к-как? — спросила поэтесса.

— Ого! — воскликнул Еске, прочитав стих. Это было даже лучше, чем он ожидал. — Пойду писать музыку. Спасибо! — он порывисто чмокнул Канну в щеку и убежал, радостно размахивая листком бумаги.

— Н-н-не з-за ч-чт-т-то, — снайперша от волнения аж едва совсем не потеряла дар речи.

Еске управился быстро. Он взял за основу один знакомый мотивчик и лихо его переделал, дополнительно украсив вариациями. Спев несколько раз то, что получилось, убедился, что звучит хорошо, и поспешил к Оливии.

***

Увы и ах, Оливия серенаду не оценила. Еске огорченно вздыхал, а Канна решила надуться на вредную Нико-Флам, она ведь так старалась, пока сочиняла! Анетт утешала несчастного влюбленного на кухне, подкладывая ему в розетку джем и сочувственно глядя. Она не удержалась и начала всячески строить музыканту глазки, приговаривая:

— Да брось, забудь уже эту вредину. На свете есть полно других девчонок. — Она добавила с ехидцей: — И посимпатичнее причем. И таких, которые тебя будут любить. Да зачем тебе эта холодная ледышка?

— Ах, — вздохнул тот и потянулся за джемом, — сердцу не прикажешь!

— Неужели тебе никто больше не нравится? Ну вот я к примеру, — не слишком тонко намекнула собеседница, приподнимая курчавые бровки и глядя на него с обожанием.

— Пышечка моя, — Еске проникновенно заглянул той в глаза, едва не доводя впечатлительную повариху до потери чувств, — ты выше всех похвал, но, прости, мне нравятся женщины постарше. (После этого заявления Анетт, которой только удалось повернуть разговор в нужное русло и которая уже не сомневалась в своей победе, едва не рухнула со стула.)

Выпроводив с кухни музыканта, Анетт снимала стресс наведением порядка и сердито кусала хрустящую соломку, прямо как ее отец кончик сигареты, куривший, пока жена не видит.

— Ну и пожалуйста! — ворчала мадемуазель Винсмок, досадуя на неудачу с музыкантом, и сердито гремела посудой. — Не очень-то и хотелось! — Она хлюпнула носом: — От этих мужчин одни разочарования!

Словно подтверждая ее мысль, на камбузе материализовались близнецы Ророноа, обступили ее с двух сторон и начали глумиться:

— Пирожок, ты нам испекла пирожок?

— Курчавые Бровки, чем порадуешь своих мужчин?

— Я вас сейчас так порадую! — пообещала та, хватая первое, что подвернулось под руку.

— Пирожок, ты чего?! — заорали дружно братья, уворачиваясь от летящих в них ножей.

От последующих нескольких атак им пришлось всерьез отбиваться. Обнажать мечи они, разумеется, не стали, но им пришлось биться с поварихой врукопашную.

— Безмечевой стиль. Полет дракона! — кричали они, расходясь. При этом в Анетт направилась ударная волна, которую та успешно отбила крышкой от кастрюли.

— Она заблокировала крышкой от кастрюли «Полет дракона»! — обалдел Рен.

— О-о! Курчавые Бровки в гневе! — завопил Рью.

Теперь была очередь Анетт показать свою технику. Та мило надула румяные щечки, схватила за хвост сырую рыбину, лежавшую перед разделкой на льду, как следует замахнулась ей, крикнув:

— Рыбное меню. Отбивная треской! — и принялась молотить близнецов по физиономиям.

— Бровки, пощади! Успокойся, женщина! Когда ты злишься, ты раздуваешься еще больше! — махали те руками, отплевываясь от чешуи.

Но Анетт их не слушала. Все, с нее хватит их постоянных издевательств!

— Морковное копье! — объявила она и засадила здоровенной морковкой одному в нос, другому в ухо.

На шум сбежались накама. Амико, предчувствуя, что скоро будут пострадавшие, довольно потирала руки.

На этот раз Анетт близнецов все-таки хорошенько избила. Возможно, те недооценили противника, а возможно, и попросту поддались, но факт остается фактом. После этого они подошли к Анетт, похлопали каждый по плечу и сказали на удивление серьезно:

— Знаешь, Курчавые Бровки, мы тебя уважаем.

***

Пока прочие накама увлекались шумными разборками между близнецами и Анетт, Михо отправилась продолжать свои навигационные опыты. Откуда же ей было знать, что на самом благополучном с точки зрения геомагнитной обстановки острове, выбранном ею в качестве цели благодаря тройному посу, они найдут приключения почище, чем на иных неблагополучных?

========== Часть 20. «Раздача Дэйви» начинается! ==========

***

На одном из многочисленных островов Гранд Лайна, что значился на карте как Марафончик, куда судьба и эксперимент с тройным посом Михо забросили «Литтл Санни», ребята решили устроить пикник. Только они заприметили подходящее местечко, как перед ними возникла не совсем обычного вида девочка. Она была наряжена в некое подобие неполного маскарадного костюма лисы. У нее имелись маска, ободок с лисьими ушками и привязанный к поясу пушистый хвост, который она кокетливо теребила, зарываясь носом в его кончик. К образу прилагались меховые сапожки и полуперчатки с пушистыми браслетами. Взгляд у девочки в маске был жутко хитрющий. Ну точно настоящая лиса!

— Здрасьте-здрасьте, — пропела она и захихикала.

— Ты кто такая? — спросил Луси.

— Меня все зовут Лисичка, а тебя?

— Я Луси, а это, — он указал на ребят, — моя команда.

— Так ты капитан? — оживилась та. — Интер-ресненько-интер-ресненько! — воскликнула девочка и снова засмеялась. — А я тоже капитан, — похвасталась она, немного подумав.

— Это там твой корабль стоит? — поинтересовалась Михо, разглядывая в прихваченную с собой подзорную трубу часть чужого корабля, которую только и было видно из-за ближайшей горы.

— Это корабль моего отца, — призналась Лисичка, — а я капитан вот этой милой банды, — она кивнула назад, в то место, где еще минуту назад, казалось, никого больше не было. Из травы, из-за камней и немногочисленных деревьев вылезли ее сообщники — тоже дети, разряженные под животных.

«Не нравится мне это», — подумала Михо.

«Не к добру…» — подумала Канна.

— Знакомьтесь, — представляла Лисичка всех по очереди, — Медведь, Ящер, Барс, Вепрь…

— Прю, — мрачно буркнул пацан, представленный Ящером.