Дома Марина долго не находила себе места, постоянно думая о Боре и представляя его себе запертым за решётку. Бедный мальчик, он стал жертвой зависти, что была порождена ужасными условиями его обычной жизни. Он просто не справился с этими чувствами, и что в этом удивительного, если его никто этому не учил? Ведь всё, что он слышал от Нади, это то, что ему надо быть сильным, мужественным, умелым и всё такое. О его ощущении себя и мира никто никогда и не думал. И всё это зашло настолько далеко, что теперь оказать на него влияние стало практически невозможно: он будто бы замкнулся в своём мире, обиженный на окружающих и, главное, не понимающий истинных причин этого. И Марину стал мучить вопрос: ведь Боря действительно имеет все основания злиться и на маму, и на других родственников, и на прочих людей, так значит ли это, что стоит ему позволить вести себя так, как он хочет, проявлять агрессию? Имеет ли она вообще право заставлять его сдерживать свои разрушительные импульсы? Ведь иных-то и не могло быть, а сдержать единственное, что тобой движет, не так-то и просто. Она вспомнила пословицу: «что посеешь, то и пожнёшь». Жизнь Бори складывалась в полном с ней соответствии. Но как же тогда винить его в том, что он натворил? И как вообще кого-то винить?
Исполненная сострадания, Марина наворачивала круги по своей комнате. С картин на неё смотрели деятели прошлых эпох и, пожалуй, восхищались ею. На книжных полках расположились самые разные авторы, но в том числе и представители эпохи Просвещения. И те бы приняли Марину за свою. Приглушённый свет нескольких светильников и полная тишина – комната Марины стала похожей на келью монаха. Вот только она не могла понять, почему ей так настойчиво представляются картины Бориного заключения. Вот он за решёткой, держится руками за толстые прутья. Вот он сидит в углу и хлебает какую-то дрянь. Вот он лежит на жёстком матрасе и отмеривает секунды еле тянущегося времени. Вместе с жалостью и состраданием она переживала и какое-то триумфальное чувство. И, гоня его прочь от себя, с удвоенной силой принималась сострадать.
Из этой западни её постаралась выманить дочь. Эля, уже забывшая о том, как грубо её отшили на детской площадке, вернулась с прогулки и предложила маме:
– Мам, я вензели купила… Пойдём, может, фильм посмотрим? Чего ты так тревожишься?
– Солнышко, ну какие вензели? Кусок в горло не лезет.
Но Марина всё-таки согласилась, и они с дочкой посмотрели какой-то из фильмов Уэса Андерсона, точное название она не запомнила, поскольку и за сюжетом-то не следила. Но атмосфера этого кино придала бы сил и веры любому, вот и Марина почувствовала себя лучше. Но она связывала это всё-таки с тем, что провела время в компании любимой дочери. С Элей ей было так хорошо, что желать чего-то ещё не приходилось. Марина даже съела парочку вензелей – один с малиной, другой с вишней. А ведь ещё час тому назад её бы вырвало, попробуй она съесть хоть что-то. Дочь положила маме голову на плечо, и так они и пролежали полфильма – как трогательно! Но ведь Эля так скоро – всего через месяц – уедет, если всё пойдёт по плану, на учёбу, и что тогда делать Марине? Одна в этой огромной квартире, она быстро скатится в депрессию. И кто знает, не последняя ли в её жизни это была возможность вот так полежать с дочкой, фильм посмотреть? На Марину будто бы огромным снежным комом накатывала меланхолия.
Но Марина от неё убежала, погрузившись в дела и юридическую суету. В четверг ей пришлось взять отгул, чтобы иметь возможность заниматься освобождением Бори. Босс негодовал: он подозревал Марину в том, что она саботирует работу из-за неприглянувшихся ей планов расширения. Как ни уверяла его Марина в том, что с её племянником случилось несчастье, Иннокентий Максимович не хотел верить в совпадения. Марина уже собиралась паниковать, не будучи способной убедить босса в своих лучших намерениях. Но он наконец проявил чуточку понимания, позволив Марине заняться её неотложными делами:
– Однако предупреждаю: если это хоть как-то связано с вашим личным отношением к стратегии расширения, я применю суровые санкции.
– Ну что вы, конечно, я понимаю. Совсем не в расширении дело.
– И передайте ваши дела заместителю. Мы не должны простаивать только потому, что у вашего племянника живот разболелся.
– Конечно, Иннокентий Максимович. Но если бы живот!
Иннокентия Максимовича мало интересовало, что всё-таки случилось, и Марина в очередной раз испытала горечь из-за того, что рабочие отношения оставляют так мало места для обыкновенной человечности. Свободная от посещения офиса, Марина осознала, что у неё накопилась усталость. Она так много работала в последние годы, что уже близка к выгоранию. Ей стоило бы взять длительный отпуск для того, чтобы спокойно проводить дочку во взрослую жизнь. Они могли бы отправиться с ней в путешествие или пожить за городом, в какой-нибудь глуши, где близость к природе, прекрасные виды позволяют жить и осознавать себя, а не функционировать, будто роботы. Но об этом ей нужно было беспокоиться сильно заранее. Теперь уже никаких возможностей взять отпуск нет. Марина вспомнила, как полгода назад, когда ещё не было поздно, она до вечера засиживалась в офисе, продумывая детали реализации нового позиционирования фирмы как социально ответственной. Так много сил было вложено Мариной в это предприятие и так мало оставлено дома, что она не могла не задаваться вопросом: а была ли ответственна она сама, как мать и просто как человек?
Осознание неумолимого хода времени заставляло сердце Марины болеть, и она чувствовала, что в её жизни переворачивается очень дорогая ей страница. И сможет ли она, собрав себя заново, организовать свою жизнь с чистого листа вокруг чего-то столь же ей дорогого, как её дочь? Буквально на миг ей показалось, что нет, она не справится. Но её выносливый, терпеливый организм отреагировал бунтом против упаднических настроений. Надо бороться – для начала найти хорошего адвоката, чтобы освободить Борю.
Она могла бы попробовать обратиться к юристам из фирмы, но побоялась огласки. Те несколько адвокатов, с которыми она работала раньше, специализировались в совсем других областях права. Не искать же юриста в интернете? Марина стала обзванивать знакомых. И результаты переговоров оказывались неизменно удручающими, пока она не додумалась набрать Тиму. Тот поделился с ней номером и сказал:
– Специалист очень хороший.
– Доверять-то ему можно? – спросила Марина.
– Уж поверь. Он и как частный детектив работает. Помогал мне вывести на чистую воду одну любовницу.
– А что с ней?
– Я заподозрил, что она пол сменила. И Юрий Герасимович мои догадки подтвердил документами.
– Ого! – удивилась Марина.
Ей показалось, что в этом что-то есть. Очень, должно быть, предприимчивый адвокат, если брался за такие дела.
Они встретились. Адвокат был любезен, внимательно выслушал Марину и постарался её приободрить. При этом не стал обещать всё уладить и признал, что избежать наказания её племяннику будет непросто. Столь трезвый подход приглянулся Марине, но она всё равно очень просила Юрия Герасимовича что-нибудь сделать, помочь её несчастной семье.
– Отчего же так сразу несчастной? – удивился он. – В остальном-то у вас всё в порядке?
– Да… Но от меня дочка скоро уезжает. Кстати…
– Да?
– Вчера с ней произошёл один инцидент…
Марина пересказала адвокату обстоятельства насилия, учинённого над Элей. Тот не стал морализировать, и Марина даже подумала, что он одного с Тимом поля ягода. Но, заявил Юрий Герасимович, в качестве частного детектива он бы мог помочь с розыском нарушителя Элиного спокойствия. Вот только не всё сразу – у него ведь и другие клиенты есть. И, кстати, что касается гонорара…
– Не переживайте об этом. – сказала Марина. – Только приложите все усилия.
– Договорились. – сказал адвокат.
Одетый в строгий костюм, коротко стриженный, спортивного телосложения, он вызвал у Марины неподдельное восхищение. «Вот бы только не оказался извращенцем» – подумала она. Ведь странно же, что такой успешный, привлекательный мужчина и без кольца. Прямой нос, карие глаза, рельефные скулы – посмотрим, как она сможет отблагодарить его, когда он выполнит свою работу. Она слушала план его дальнейших действий, но не слышала: сознание её опустело, и только сердце забилось чаще. А ещё он позволил себе вина – Марина уважала людей, достаточно уверенных в себе, чтобы выпивать на работе. Говорил он, кажется, чётко, ясно и по существу – как, наверное, и подобает мужчине. Его прекрасные руки изображали в воздухе всякие фигуры. Он будто дирижировал сам собой.
