Я действительно хочу пойти на церемонию Руджека, но из всего, что не давало мне спать прошлой ночью, это беспокоит меня меньше всего.

– То, что она сделала вчера, было ужасно.

Отец морщится. Он говорит, что не хочет иметь ничего общего с политикой, поэтому эта тема редко обсуждается в нашем доме. Я давно поняла, что не политика вызывает у него отвращение – он не хочет разбираться в интригах моей матери.

– Это было жестоко, – говорю я, не в силах сдержаться. – Она устроила спектакль из трагедии с пропавшими детьми только для того, чтобы нанести удар визирю. Что за человек так поступает?

– Придержи язык, дочь моя, – говорит Оше, – прежде чем скажешь что-нибудь, о чем потом пожалеешь.

Я хватаю другую лозу так быстро, что раню палец о колючий стебель. Я подношу большой палец к губам, но останавливаюсь. Матай вызывает легкую сонливость в малых дозах и галлюцинации, если проглотить его в больших количествах. Мой отец одобрительно кивает, когда видит, что я все помню.

– Я не согласен с методами твоей матери, – говорит Оше, – но ее враждебность к визирю вполне логична. Добрым его точно не назовешь, дочь моя. Я хочу, чтобы ты поняла это. Я знаю, что вы с его сыном близки. Помню, как колебался все эти годы, когда ты спрашивала, можно ли тебе пойти поиграть с ним на берегу реки. Я разрешал это только потому, что нельзя судить сына по отцу. Дети ни в чем не виноваты.

Руджек всегда хотел сохранить нашу дружбу в тайне от своего отца. Я предположила, что он это сделал по той же причине, что и я, – ведь наши родители ненавидят друг друга. Но я не глупа. Слухи о визире еще хуже, чем о моей матери. Люди говорят, что у Королевства нет врагов, потому что он приказывает убить любого, кто представляет хоть малейшую угрозу.

– Отец, я пришла не для того, чтобы говорить о церемонии.

Он одаривает меня застенчивой улыбкой.

– Иногда сложные разговоры следует начинать постепенно.

Трудно определиться, с чего начать. События после праздника Кровавой Луны путаются в моей голове. Разочарование, страх и неверие гложут меня, но я не позволю им победить. Я слишком горда для этого. Слишком упряма.

– Как ты думаешь – зеленоглазый змей это и правда демон? – Я наконец набираюсь смелости спросить. – Как ему удалось пережить войну с оришами и так долго прятаться? И что демону нужно от меня?

Мой последний вопрос задевает отца за живое, и он вздрагивает. Мне больно признавать, что моя мать права. У меня нет ничего, что было бы нужно демону. Я сжимаю кулаки, так что ногти впиваются в ладони. Я пытаюсь найти какую-то связь между событиями, причину – но головоломка не складывается. Прежде чем отец успевает ответить, с моего языка слетает еще один, более отчаянный вопрос:

– Ты знаешь, когда пропал первый ребенок?

Оше приподнимает бровь. После непродолжительного молчания он глубоко вздыхает:

– Родителю трудно, когда у него нет ответов на вопросы ребенка… но я чувствую, что между вождем Аатири и видениями твоей матери может быть связь. Не могу сказать, в чем именно здесь дело – в антимагии или проделках демона.

Лучше надеяться, что мы столкнулись с антимагией. Если демоны вернулись в наш мир, то впереди будет еще много неприятностей.

Отец замолкает, изучая спутанные лозы матая у меня на коленях. Его глаза блестят от слез, которые он пытается сдержать. Оше хочет быть для меня сильным, и я хочу быть сильной для него.

– Что касается другого вопроса: первый ребенок пропал в начале Кровавой Луны. Связать эти события было хорошей догадкой, – говорит он напряженным голосом. – Пожалуйста, будь осторожна, Арра. Я знаю, что ты любишь ходить на рынок и на реку, но сейчас не самое безопасное время.

Я засовываю руки между коленей, пытаясь подавить отчаяние в груди. Страх в глазах моего отца не оставляет никаких сомнений. Подобная эмоция столь чужда Оше, что это зрелище разбивает мне сердце. Он не может заставить себя договорить, поэтому я делаю это за него:

– Ты думаешь, что видение бабушки означает, что похититель детей или демон – кто бы он ни был – придет за мной.

Отец выпрямляется. Его челюсти сжимаются.

– Я этого не допущу.

– Тебе не пришлось бы защищать меня, будь у меня своя магия, – говорю я с горечью. – Когда ко мне придет магия, я… – Я запинаюсь при виде его измученного лица.

– Арра. – Голос отца теперь звучит мягче, почти умиротворяюще. – Не важно, появится ли у тебя когда-нибудь магия. Ты по-прежнему моя любимая дочь, которую я буду защищать до последнего вздоха.

«Я твоя единственная дочь», – эти язвительные слова почти срываются с моего языка, но я не могу заставить себя обидеть отца. Даже в гневе.

Что ж, вот и все.

Даже мой отец перестал верить в то, что у меня когда-нибудь будет магия. Осознавать это слишком тяжело.

Каждый день с восьмым ударом колокола двери Всемогущего храма открываются для посетителей. Большинство людей поднимаются по обрыву к Храму самостоятельно, но есть и те, кто пользуется услугами носильщиков. Всемогущий дворец мерцает на фоне западного неба. Он возвышается над городом и стоит еще выше, чем Храм, отражаясь от поверхности вод Змеиной реки на востоке. Поместье визиря расположено на скале напротив Храма у южной окраины города. Настоящий дворец с коричневыми стенами, которые буквально светятся в утреннем солнечном свете. Но мои мысли сейчас далеки от великолепных видов Тамар. Страх растет внутри меня, когда я вспоминаю слова Оше.

Возможно, для него не имеет значения, что у меня никогда не будет магии. Но я не собираюсь сидеть сложа руки. Если я хочу узнать больше о демонах, лучше всего начать с Храма.

Ученые и писцы в мантиях подметают дорожку рядом с уличными торговцами, которые облачились в свои самые нарядные одеяния. Храм посещает каждый независимо от социального статуса, семьи и религии. На то есть причина – во время утренних занятий посетителям разрешено приносить взносы.

Служители в одеждах цвета сырой глины проводят людей через ворота. Вдоль края утеса стоит пять каменных зданий, объединенных одним общим входом в виде полумесяца. Несколько ученых направляются к садам и прудам, чтобы посовещаться вдали от посторонних. В то время как большинство людей стекаются в центральные здания для уроков, я направляюсь в Зал ориш.

Запах крови витает в воздухе – я пересекаю внутренний двор, где по ночам тренируются воины-шотани. Элитных убийц тренируют провидцы с самого раннего возраста. Из поколения в поколение их семьи переселялись из племенных земель в Царство. У шотани есть магия – недостаточно, чтобы занять положение в племенных землях, но уличными шарлатанами их явно не назовешь. Вообще по большей части о них ничего не известно, поскольку они всегда скрывают любую информацию о себе.

Магия так и цепляется за стены Храма. Ее еще больше у священного дерева Гаер, где похоронено тело первого жреца Ка. Днем магия походит на небольшие пылинки в уголках глаз. Она проявляет себя во всей красе ночью, особенно в час осаны.

Сукар и еще один слуга стоят у входа в Зал ориш на северо-восточном краю утеса. Он машет мне рукой.

– Так много людей признаются в своих проступках. – Он закатывает глаза, когда я подхожу к ним. – Они платят десятину, чтобы избавиться от своей вины. Классический трюк.

Пот блестит на бритой голове Сукара, и его татуировки светятся. Это происходит только тогда, когда он рядом с кем-то, у кого есть магический дар. Я смотрю на другую служанку. Она машет людям рукой. Эхо ее магии танцует на моей коже, словно издеваясь надо мной. Сукар освобождает себя от обязанностей, и мы ныряем в длинный вход Зала ориш. Мерцающий свет факелов отбрасывает на стены зловещие тени. Идеальное место, чтобы поговорить и чтобы освежить познания в истории.

В зале находятся статуи ориш, которые пережили войну с Королем Демонов. Они слепили свои собственные образы из звездной пыли – темнее самой темной ночи. Трудно смотреть прямо на статуи или пытаться надолго задержать свой взгляд на них, потому что фигуры ориш начинают расплываться по краям.