— Обычно я буду играть, ты же поешь с больным горлом. И ты же как-то играешь со слабостью от болезни, — на меня уставились все члены группы. Сейчас-то что не так? Я сказал чистую правду, а меня теперь за это будут убивать?
— Простуда по сравнению с твоей рукой, кажется детским лепетом, — уже взяв себя в руки, спокойно произнес Алек. — Все, ребят, расходимся, у нас скоро концерт, поэтому завтра тоже репетиция, — все это он говорил будничным тоном, будто сейчас ничего не произошло. Потом он повернул голову ко мне и сказал: — Кроме тебя. Чтобы завтра я тебя здесь не видел, придешь — прибью.
Он прекрасно знает, что я приду и буду мозолить всем глаза. Может я и не буду играть, но я все рано приду и буду слушать, как играют парни без меня. Не так уж и сильно болит плечо, но потом я вспомнил, что было во время игры и решил пока не перенапрягаться, но все же репетицию никто не отменял. Все разошлись по домам, кроме меня и Алека. Он, собрав вещи, долго и пристально смотрел на меня, пока я не обратил на него внимание.
— Почему ты просто не можешь меня послушать? — спрашивает меня Ал.
— Не знаю… Просто не могу и все, — задумываясь, предельно честно ответил я. Для меня эта группа значит очень многое, и если меня выгонят… Я здесь держусь сам не знаю как. Я самый младший из группы. Диме — 19, Славе-20, а Алеку-22. И это самое пугающее. Мне-то всего 17, и я не знаю как скоро меня выгонят.
— Эй, эй, ты чего? — от него не укрылось то, что меня била дрожь. Меня колотило только от одной мысли, что я могу потерять все в этой жизни, а именно к этому все и идет. Мать забрала меня у отца, угрожая ему при этом. Меня могут выгнать из группы, чего я так сильно боюсь. Все это резко навалилось на меня…- Успокойся, слышишь? — меня обняли сильные руки со спины, и я, скорее всего, инстинктивно облокотился назад.До меня еще не доходила реальность, я был, как в трансе.
Алек развернул меня к себе лицом и заглянул в мои глаза. Сейчас в его взгляде не было ни холода, ни насмешки. Было только волнение и все тот же интерес.Если первое мне льстило, то второе пугало. Мысли в голове путались, руки дрожали, на глазах начали появляться слезы, и я не знал куда мне спрятаться, чтобы этого никто не видел. На меня стала накатывать истерика… А Алек не нашел другого способа меня успокоить, чем поцеловать. В тот момент, когда обветренные и сухие губы прикоснулись к моим, я чуть вздрогнул от неожиданности. Все было бы хорошо и прекрасно, если бы я не был натуралом. Серьезно, что за нафиг сейчас было? И единственное, что я смог произнести в такой момент:
— Алек! Ты же заразишь меня! — не знаю чем я думал, но явно не головой. Александр только улыбнулся, встал и ушел, словно сейчас не было этого успокаивающего поцелуя…
========== 7 глава. ==========
Домой к отцу я вернулся злой и уставший, и на любой вопрос, которых было бесчисленно много, огрызался и шипел. Папа понял, что ко мне сейчас лучше не приставать, и то же самое сказал Виолетте. Та с недовольством на лице хотела возразить, но потом посмотрев на меня, согласилась и ушла к себе в комнату. Зайчики зеленые, наконец-то чистота и прекрасный запах дома. Неужели Ад закончился…
После того, как я вернулся с репетиции, мать лежала уже пьяная на полу в какой-то смеси из блевотины и мочи. Я особо не стал вдаваться в подробности, в чем же это моя дорогая матушка лежит. Проходя мимо, я только посмотрел в ее сторону с брезгливостью и ушел в ту комнату, которую она выделила для меня. Мужика на полу уже не было, но учебники с тетрадями, которые я оставлял, были знатно помяты, что привело меня в ярость. Ненавижу, когда мои вещи берут без спроса, и тем более их портят. А если это еще и книги, и не важно какие, я зверею на глазах. Может на моем лице этого и не отобразиться, но месть будет жестокой.
Больше всего меня вводило в недоумение то, зачем меня забирала Тамара, если мы с ней практически не виделись? Я пришел поздно вечером, когда она была в хлам и без сознания, а следующим утром я собрал вещи и ушел. Смысла приходить я не видел. Оставил только записку, чтобы потом претензий не было, а то вдруг у нее вместе с мозгом и память атрофировалась: « Совсем не дорогая Тамара, я был у тебя целых два дня. Ты можешь думать что угодно, но это было ужасное время за последние несколько лет. В таком свинарке я еще не жил, да и калечить меня некому было. Но это все не суть. Я пишу это только для того, чтобы ты потом не предъявляла претензий. Я выполнил часть своего уговора, теперь будь добра — выполни свою. Не любящий тебя сын.». Не знаю нашла она записку или нет, хотя я оставил ее на самом видном месте: рядом с ее бухлом. К нему-то она явно чаще ходит, чем в туалет. Надеюсь в ней хоть немного совести проснется… хотя, о чем это я? Меня еще нигде так не унижали и не калечили.
Отцу с мамой я не рассказал, что же произошло, когда я был там. Им не к чему волноваться по пустякам. Тем более если отец узнает, что меня еще и били, то нечем хорошим это не светит. Плечо уже не так сильно саднит, если его, конечно, не трогать. Да и обида уже вся прошла. Разве что, совсем чуть-чуть ее осталось. Ее даже не хватит для того, чтобы решиться на убийство, значит это не значительная часть.
Часы показывали 16:47. Пора собираться на репетицию. У меня еще есть целый час, но я не успею перебинтовать руку, быстро поесть и дойти до студии вовремя, если начну собираться за полчаса. Поэтому первым делом беру бинты и мазь. Стоит ли говорить, что это была плохая идея, когда по дому шастают родители. В общем, в комнату со стуком вошли они оба. Может и реально было надеть за две секунды футболку, но у меня сейчас адски болит плечо, после того, как я помазал его мазью. Так что, я просто сделал вид, что ничего особенного в этой комнате не происходит, и я каждый день вот уже 3 года подряд перевязываю огромный порез. А почему нет?
— Откуда у тебя эта рана? — немного истеричным голосом спрашивает Виолетта. От верблюда, блин. Что за идиотские вопросы?
— Даже не знаю… Знаешь, сама, наверное, появилась. Прыщи же появляются, вот и она сама… — договорить я не успел — меня остановил отец:
— Никита, не язви. И ответь нормально: откуда у тебя этот жуткий порез? — ничего он и не жуткий. Порез, как порез, ничего особенного.
— Упал, — коротко и ясно. Я усвоил одно правило: когда врешь, говори короткими фразами, но чтобы потом не придирались. Нельзя вдаваться в подробности, будто ты там шел, на тебя сверху упал метеорит, но Джеки Чан тебя спас, и ты чудом остался жив. Через минуту все вылетает из головы, даже то, что ты только что наговорил. Я так один раз попался, потом неделю сидел дома без телефона и компьютера.
— Упал? На что? На нож? — с иронией замечает отец.
— А почему бы и нет? — отрываюсь от увлекательного перевязывания и смотрю в упор на Ветту. У той по всей видимости пропал дар речи и единственное, что она может, это раскрывать рот на манер рыбы.
— Потому что так не бывает! — под возмущенный возглас папы, ко мне подошла мама и посмотрела на то, как я перебинтовал. Да, знаю, ужасно и кошмарно. Но это дико не удобно перематывать одной рукой. Виолетта посмотрела на меня, как бы спрашивая: « можно?», и я кивнул. Мне не жалко, она хоть это красиво сделает.
— Только посильнее затяни, а то все время болтается, раздражает меня, — попросил я сосредоточенную женщину. Она в ответ коротко кивнула и продолжила свое занятие. Под мое шипение, отец решил в конец меня достать. Он спрашивал обо всем, что там происходило. Ничего не оставалось, как нагло врать. Нет, я не покрываю Тамару с ее собутыльником, но я и не хочу проблем, которые будут если отец подаст заявление в полицию. Эта ненормальная и так уже угрожала всей нашей семье, а если будет еще и бумажка, на которой ее обвиняют, мы не будем уже радоваться жизни. Но у папы дар доводить меня до состояния: ори всю правду в гневе.
— Отец, что ты хочешь от меня услышать? — уже переходя на крик, спросил, ошалевшего от такого, отца. — Что там было до того ужасно, что я засыпал за столом? Что там было до того противно находиться, что уходил оттуда под любым предлогом? То, что меня побил какой-то бугай, который похож больше на перекачавшегося бомжа? Или ты хочешь услышать, что моя мать смотрела на то, как меня бьют. Да, это было по истине захватывающее зрелище! А потом эта же мать валялась в своей блевотине пьяная в хлам, что я не видел ее ни разу. Ты это хотел услышать? — уже более спокойным голосом закончил свой монолог. Не нужно было срываться на отца. Он же ни в чем не виноват, а я…
