— Ну, если ты не хочешь покидать дворец, то давай хотя бы пойдем в библиотеку. Даже там сидеть приятнее.

На это Манс все же согласился. Несколько раз пройдясь по коридору и заглянув во все ниши, он чуть ли не бегом провел профессора на этаж, где располагалась личная библиотека матриарха, уже облюбованная Ашархом за столько дней. От всех стражников и прислуги юноша шарахался в сторону как от прокаженных, не отнимая руки от оружия, а его острый кадык нервно дергался на горле, словно бы готовый вот-вот пропороть тонкую кожу.

В зале, погруженном в привычную тишину и полумрак, почему-то полностью исчезала любая тревожность и беспокойство, словно каменные стеллажи и кипы фолиантов могли защитить двух мужчин, оказавшихся под пристальным вниманием какого-то опасного игрока чужими судьбами. Даже Манс немного успокоился, хоть все равно подпер стеклянные двери тяжелой каменной вазой и запретил Ашарху ее сдвигать. В ответ же профессор, засучив рукава своей рубахи, сразу же жестом пригласил юношу к центральному столу и продолжил прерванные вечером занятия по залмарскому языку.

По прошествии пары часов, когда стало очевидным, что Манс вникал во все правила уже куда легче, преподаватель решил предложить своему ученику небольшие задания на составление собственных фраз с учетом имевшегося словарного запаса. Юноша воспринял подобное как вызов и, желая доказать свое усердие, весь обложился листами словарика, намеренный поразить своего учителя приобретенными знаниями.

Преподаватель лишь усмехнулся, радуясь подобному рвению, которое он довольно редко встречал даже во время своей работы в италанском университете, а сам в очередной раз бросил взгляд на каменные полки, уставленные пергаментными фолиантами. Впервые у него в голове мелькнула мысль о том, что он никогда не сможет все это прочитать. Десятки сотен книг, хранившие тайны забытой цивилизации хетай-ра, так и останутся недостижимой мечтой.

Ашарх тяжело вздохнул и решил потратить свое время на легенду о Гиртарионе, которая уже несколько дней крепко сидела у него в голове. Он без труда разыскал старинные карты города, которые предусмотрительно откладывал для себя на конкретной полке одного из книжных шкафов. Там также осталась лежать ветхая и единственная книга, содержавшая сведения про первый полис хетай-ра. Этот том для профессора нашла Лантея еще в первый вечер, проведенный в библиотеке, но Аш тогда не успел попросить ее перевести ни единой страницы. Теперь же, пока Манс был отвлечен своим заданием, преподаватель быстро засунул карты города-колыбели и книгу себе за пазуху. Забрав еще пару свитков с расположением всех пяти великих Барханов хетай-ра и карты рельефа отдельных участков пустынь, Ашарх как ни в чем не бывало вернулся к столу и продолжил помогать своему спутнику.

Совесть его не мучала совершенно. Если профессору удалось бы живым выбраться из города в ближайшее время, то он намеревался вплотную заняться исследованием древней легенды пустынных жителей. Или же, на самый крайний случай, за баснословные деньги продать полученные знания. Было очевидно, что Лантея, запутавшись в дворцовых интригах и занятая прохождением испытаний, могла позабыть о должном вознаграждении преподавателя, приглашенного в Бархан не просто так, а поэтому он сам решил позаботиться о своей награде на случай, если бы ему пришлось срочно покидать город.

Веки, налитые свинцом, подрагивали, однако сил открыть их у Лантеи не было. Она слышала все, что происходило вокруг, но очень смутно, будто отделенная от реальности толстой стеклянной стеной. Вот шелестел песок, по крупицам осыпаясь с вершины высокого гребня бархана, рядом с которым без движения лежала девушка. Вот шумно хлопали крылья какой-то крупной птицы, кружившей в ясном небе. А совсем неподалеку от хетай-ра короткими перебежками двигалась маленькая испуганная ящерица, искавшая для себя убежище: ее хвост с шелестом волочился по песку, а лапы с острыми когтями вспарывали податливую поверхность, в любой момент готовые сорваться на бег.

Лантея все это слышала. Будто на мгновение ей удалось почувствовать саму суть пустынь и раствориться в золотистом песке, засыпавшем ее тело практически полностью. Она знала, что солнце уже медленно клонилось к горизонту, обещая в скором времени опустить на раскаленные дюны свежесть ночной прохлады. Наверное, темнота придала бы сил девушке, но пока что она могла лишь лежать без движения, заставляя свое измученное обезвоженное тело делать каждые несколько секунд новый вздох.

Лишь через полчаса или, может, даже час Лантея сумела разлепить веки, открыв высохшие обожженные солнцем глаза, покрытые сеткой лопнувших сосудов. На это простое действие у нее ушел весь запас сил, которые она копила с самого пробуждения. И теперь, водя мутным взглядом по песку вокруг себя, хетай-ра далеко не сразу сумела сконцентрироваться на собственной руке, лежавшей практически возле самой ее головы. Затекшая конечность ее не слушалась, скрюченные пальцы в порванных митенках были покрыты пузырями лопнувшей кожи. А на запястье, грязная и почти потерявшая свой изначальный зеленый цвет, была повязана лента. Последняя вещь, которая досталась Лантее от тети Чият. Напоминание о прощальном послании, о годах, проведенных вместе, а еще о цели, которую девушка должна была воплотить в жизнь во что бы то ни стало.

Ведь она обещала Чият исполнить свою мечту и открыть Барханы, выведя хетай-ра на поверхность. И тетя считала, что племяннице по силам исполнить желаемое. Она верила в нее, а Лантея оказалась слишком слаба даже для того, чтобы пройти первое испытание. Теперь золотые пески поглотят ее тело, иссушат плоть, превратят душу в самум, а где-то там, далеко позади, профессор истории Сои Ашарх в одиночестве останется во мраке Бархана, лишенный всего.

И тогда гордая дочь матриарха заплакала. Горько заплакала. И совсем без слез.

Сколько еще прошло времени, пока она беззвучно и сокрушенно себя жалела, трудно было сказать. Только солнце уже наполовину погрузилось за линию горизонта, а небо окрасилось алым — багровые облака эфемерной паутиной растянулись на западе над самой землей. Будто где-то должна была пролиться кровь, и лишь небеса знали об этом.

Поднялся сильный ветер. Он закручивался в тугие вихри, подвешивая в воздухе песчаную дымку. Барханы дрогнули и медленно начали осыпаться, тая на глазах и желтыми волнами устремляясь туда, куда их гнали воздушные потоки, становившие все сильнее с каждой минутой. И вот уже ветер добрался до Лантеи, лежавшей на песке тряпичной куклой, и сорвал с нее капюшон, взметнув седые волосы. Плащ вздулся парусом, а с запястья соскользнула тонкая зеленая лента.

— Нет… — прошелестела девушка.

Она не узнала свой голос. Из горла вместо звуков вырвался едва различимый шепот, потонувший в потоке вихря. Пересохший язык и губы не могли пошевелиться, а с каждой секундой ветер все дальше относил ленту тети от того места, где лежала едва живая хетай-ра.

— Нет! — отчаянно крикнула Лантея, чувствуя, как лопается иссушенная кожа, а горло обжигает болью.

Чият столько лет была рядом с ней, заботясь, как о собственной дочери. Она открыла для племянницы новый мир, помогла выжить в нем и ни на мгновение не усомнилась в целях Лантеи. И если бы не поддержка тети, то что бы девушка могла сделать сама? Только остаться навечно пленницей Бархана, закованной в кандалы пыльных заветов и традиций. Чият бы расстроилась, если бы увидела сейчас свою племянницу, обессиленную и отчаявшуюся. Она бы устыдилась, что дочь ее венценосной сестры позволила себе так просто сдаться и тем самым обесславить почтенное имя рода Анакорит, рода правительниц.

Крепко зажмурив глаза, Лантея несколько раз глубоко вздохнула, собирая все свои крупицы сил, а после медленно и с явным трудом пошевелила лежавшей перед ней рукой. Одеревеневшие пальцы загребли песок, а после разжались.

Нет. Ей нельзя было сейчас сдаваться. Дочь песков просто не могла позволить пустыням сломить себя.