– Хорошо… – сдалась я, с досадой опустившись на место, и нервно подумала: «Да она не имеет права! Это же урок литературы, а не чистописания! Не собираюсь я ничего писать! Из-за какого-то неудачника? Ну уж нет! – злость кипела внутри, но, на миг представив разочарованное лицо матери, я попыталась смирить задетое самолюбие. – Придётся написать…. Клянусь, Ярилов за всё ответит!»

Весь день был непоправимо испорчен. За неудачную попытку рассказать стихотворение Каледина мне поставила «неуд». Любка в школе так и не появилась. Мне предстояло выполнить несправедливый наказ учительницы: исписать десять листов бессмысленной ерундой. Но главной задачей было найти способ, чтобы подлый мальчишка получил по заслугам. Впрочем, к концу четвёртой перемены мою голову посетила идея, которую я решила осуществить, несмотря ни на что.

После уроков я не пошла домой. Я решила проследить за Яриловым и, выяснив, где он живёт, рассказать его родителям, какой их сын прогульщик. «Наверняка его строго накажут! – думала я, растягивая губы чуть ли не до ушей. – Такой будет моя беспощадная справедливость!»

Пока я ликовала, разрабатывая стратегию, Виталик покинул здание школы и, поправив лямки рюкзака, зашагал к остановке. Я тут же поспешила за ним, стараясь держаться на расстоянии, дабы мой враг не заметил слежки. Мне всё время казалось, что Ярилов догадался о моём присутствии, но вскоре я убедилась, что это не так. Около остановки, где нам впервые «посчастливилось» повстречаться, он достал из кармана кошелёк. Порывшись в нём, мальчишка обнаружил несколько вальстонских монет, которых в лучшем случае хватало на простую карамель на палочке, но никак не на проезд. Убрав бумажник обратно, Виталик смирился с тем, что придётся идти до дома пешком. Мне же ничего не оставалось, как только вздохнуть и пойти за ним следом.

* * *

Наш путь продолжался уже чуть ли не час, а объект моей слежки шел все так же быстро, как и вначале. Я же от усталости мечтала растянуться на асфальте. Да и улочка, как назло, вильнула и пошла в гору. Я подумать не могла, что этот противный мальчишка и в самом деле живёт так далеко!

Оставив позади страшные гаражи и пригорок, пробравшись вглубь частного сектора, мы наконец приблизились к дому Виталика. Его жилище, одноэтажное здание с низким угрюмым забором, вероятно, было ровесником покойного профессора Стратогорского. Оно единственное в этом квартале не было заброшено. На остальных участках стояли полуразрушенные строения или не было ничего. Я поражалась, как Яриловых угораздило поселиться в таком месте! Тогда я не знала, что раньше они жили почти в центре города, а сюда переехали год назад, поскольку мать Виталика сменила работу, и предыдущее съёмное жильё стало им не по карману.

Виталик вошёл в калитку, закрыл её за собой и, вздохнув, поправил сползающую лямку рюкзака. Я же притаилась возле ограды. Взглянув сквозь щель в заборе во двор, я заметила ту самую молодую женщину, которая пришла с Виталиком в школу сентябрьским днём полтора года назад. Её звали Анной Никитичной Яриловой, как выяснилось позже. А я по-прежнему не могла дать ей больше двадцати пяти, и в голове никак не укладывалось, что это и есть его мать. На сей раз она была в полинявшем домашнем халате, а её длинные соломенно-жёлтые волосы были собраны в небрежный пучок.

– Почему ты задержался? – раздался строгий женский голос, заставив меня прислушаться. – Я же велела после уроков сразу вернуться домой.

– Прости, – тихо ответил Виталик и, опустив голову, невесело добавил:

– Мальчишки из параллельного класса попросили меня поделиться монетами на проезд. Пришлось добираться «на одиннадцатом трамвае».

– Ты вновь не дал им отпор? Сколько можно позволять этим существам использовать тебя вместо боксёрской груши и забирать деньги на обед и автобус! – продолжала Анна Никитична, не в силах скрыть разочарования.

– Я никогда не стану причинять вред окружающим, даже если они хулиганы, – серьёзно промолвил Виталик, посмотрев в бледно-васильковые глаза матери.

– Наивное дитя с чистой душой… – негромко произнесла Анна Никитична, приблизившись к сыну, и крепко обняла, а он почувствовал биение её обеспокоенного сердца. – Мне так тревожно за тебя.

– Я не пропаду, вот увидишь, мам!

– Завтра будет худший день в моей жизни… – Анна Никитична разжала дрожащие пальцы и слегка отдалилась от него.

– Тридцать дней пролетят, и мы снова будем вместе! Я уже вижу, как ты встречаешь меня с гордостью… и угощаешь в честь праздника своим фирменным яблочным пирогом! – уверенно сказал мальчик и попытался взбодрить маму доброй улыбкой.

– Ох уж это Великое Сражение… – печально вздохнула она, – боюсь, что другие двести девяносто девять участников ни перед чем не остановятся. Как же ты собрался выживать?

– Не беспокойся, мама Аня… Уверен, я найду способ, – ответил он.

«Что они несут?» – промелькнуло в моей голове, и я с большим усилием сдержала эмоции, чтобы не залиться громким смехом.

– Ты ещё мал, Виталя, и не прошёл курс подготовки, который помог бы тебе полностью овладеть своей силой к двадцати годам. Да и борьба за Сапфир Мирона Тихого должна была начаться только через десять лет! – пояснила мать всё тем же тревожным тоном.

– Я – блэквим огня. Люди – не соперники пламени, но на пути к Сапфиру я встречу равных. Поверь, я смогу за себя постоять и никогда не сдамся!

– Хватит ли тебе храбрости и терпения?

– Справлюсь! Я не собираюсь просто сидеть сложа руки и ждать, когда исчезнут все блэквимы, кроме одного – победителя! – на этой оптимистичной ноте Виталик и Анна Никитична скрылись в доме, а я застыла на месте, поражённая услышанным.

«Не может быть! Неужели Ярилов – блэквим?! Это невероятно! – удивление стало понемногу проходить, но сердце продолжало биться в восторженном ритме, и от ликования мне хотелось пуститься в пляс. Для меня блэквимы были любимейшими из сверхъестественных созданий, о которых я читала в книжках. Хоть общество не поверило пророчеству Стратогорского, мифические твари – блэквимы, о существовании которых заявил опальный профессор, стали популярной темой для многих вальстонских писателей. И вдруг я встретила этих созданий наяву. – Вот почему у Виталика такие глаза! А «фокус» с огнём, значит, не просто мои фантазии!»

Я млела от радости, а когда опомнилась, уже стемнело. Оглянувшись вокруг и не заметив ни единой живой души, я решила уйти отсюда от греха подальше, но вскоре заблудилась. К горлу подступил ком; на глаза навернулась солёная пелена. Сквозь слёзы я уловила, что за мной из кустов следит пара сияющих жёлтых точек. Испугавшись пуще прежнего, я поторопилась прочь. А подозрительная тень покинула кусты и зашагала вслед за мной.

– К-кто ты?.. Не приближайся! – воскликнула я и рванула со всех ног без оглядки. В ответ раздался недобрый смех. Это напомнило мне кошмарный сон… Теперь меня пугало всё: дома, деревья, кусты, любые случайные звуки. Из борца за справедливость я превратилась в жертву собственного упрямства. Как же я жалела обо всём…

* * *

– Вроде убежала… – произнесла я, переводя дух, и, впервые обернувшись назад, никого не заметила. Однако стоило мне повернуться и посмотреть перед собой, как мои глаза ошеломлённо расширились – из мрака навстречу мне выступила пара тяжёлых шнурованных мужских сапог. Я судорожно подняла голову и благодаря свету моргающего фонаря смогла разглядеть недруга лучше. Парню в синей куртке из плащёвки, из-под которой виднелись футболка и рваные джинсы, было пятнадцать лет. Короткий ирокез, выкрашенный в алый цвет, и злые янтарные глаза внушали ужас. Мне навсегда запомнились его чумазое насупленное лицо и сморщенный нос – неприятнейший образ. Он грубо схватил меня за руку и потянул к себе. А я закричала настолько пронзительно, насколько было возможно, но незнакомец заткнул мне рот пятерней в кожаной перчатке и леденящим душу тоном заявил: «Тебе уже никто не поможет!»

– Не будь так уверен, – раздался третий голос, невероятно спокойный в сравнении с тем, как говорил напавший, и моим паническим визгом. Мне показалось, что я его уже где-то слышала. Очень знакомый и безумно раздражающий – голос Виталика. Впрочем, в сложившейся ситуации я была рада слышать его.