— Это необязательно, — скромничает Анжелика. — Теперь бы как-то от розыска избавиться и вернуться к обычной жизни.

— Кстати, об этом. А ты бы не хотела остаться у нас?

— В каком смысле «остаться»?

— Ну, я ведь не знаю, как всё это происходит, но обещаю попросить отца о максимально возможной награде. Как ты там говорила?.. Принять в семью?

— Коля… — она мотает головой. — Таких каких, как я, не берут в семьи аристократов.

— Почему это?

— Ты же видел меня в бою. Какая от меня польза? А я именно боевой маг.

— Этому можно научиться. Не беда.

— Нет, я не люблю драки и тому подобное. Я даже в дуэлях почти не участвовала, когда училась в РАМИ.

— Ну смотри, моё дело предложить, — пожимаю плечами. — А что в таком случае ты хочешь? Квартиру? Машину? Дом?

— Есть у меня одна просьба… Но не знаю, насколько она выполнима… Боюсь, что даже у твоего отца не хватит власти.

— Говори, я сделаю всё, что в моих силах.

— Я хочу стать учителем истории и преподавать в РАМИ.

— А ты разве не учитель?

— Я куратор неофитов… Это самая худшая должность из возможных. Нет, я не жалуюсь, мне повезло, что меня вообще взяли. Но следить за дуэлями… бесконечные нервяки… Я начала уставать… А после случая с тобой у меня вообще производственная травма.

— Хорошо, я поговорю с отцом, и мы обязательно что-нибудь придумаю. Но да, ты права, сперва нужно разобраться с ложным обвинением.

Кто-то стучит в дверь.

— Ваше Благородие, ваш отец ожидает вас в гостиной, — сообщает Розалия.

— Так рано? Хорошо, сейчас буду.

— Я, пожалуй, вернусь в свою комнату, если ты не против? — интересуется Анжелика.

— Как тебе будет угодно, — встаю с кровати и разминаю шею. — Посмотрим, что скажет мой старик.

Рубрика «Интересные факты».

Первый год после назначения Розалии на должность служанки Николай Алферов вёл себя прилично, но затем стал наглеть. Однажды отец застукал его, когда тот надел девушке на шею ошейник и вёл за собой как собачку.

В город Карабаше, в котором правит семья Алферовых, проживает около двадцати тысяч человек. Большая их часть трудится на медеплавильном заводе. Как несложно догадаться, именно продажа меди является основным источником дохода семьи. Официально…

Ковыляю в сторону выхода из комнаты. Ходить со здоровым гипсом на ноге — то ещё занятие. Розалия хочет помочь, но я жестом показываю ей, чтобы стояла там, где стоит.

Ненавижу чувствовать себя беспомощным, а за последние дни я слишком часто оказывался в ситуациях, когда мне нужна была чья-то поддержка. Хватит с меня! Пора уже собрать яйца в кулак.

— Ваше Благородие, давайте я привезу коляску? — всё-таки спрашивает Розалия.

— Ещё чего! — бурчу я и выхожу в коридор. — Если мне что-то будет нужно, я об этом скажу.

— Как вам будет угодно, — она склоняет голову.

Как же непривычно чувствовать себя такой важной персоной: все обращаются к тебе по титулу, все кланяются, все выказывают уважение. Причём это самое уважение чаще всего напускное и яйца выеденного не стоит. Вот лишат меня титула, и что останется? Только деньги, дом и привычка жить на широкую ногу.

К хорошему быстро привыкаешь, и я это отлично знаю. Но с другой стороны, а почему бы и нет? Жизнь всё равно бессмысленна. Точнее, смысла нет в смерти и мечтах о загробной жизни. Нужно пользоваться дарами этого удивительного места.

Как-никак мне ещё мир спасать…

Иду по широкому коридору мимо картин и портретов. На последних, скорее всего, изображены мои предки: у всех тёмные волосы и схожие черты лица. Такие же, как у меня.

Насчитываю одиннадцать мужчин и не одной женщины. Это же как так надо было стараться, что у каждого прадеда было по сыну? Чудеса, да и только.

Подхожу к раздвоенной полукруглой лестнице, что ведёт на первый этаж. Анжелика проходит дальше, а Розалия всё это время следует за мной. Хоть я и жил не бедно, но к персональной служанке не привык…

— Ваше Благородие, вам помочь спуститься по лестнице? — интересуется она и подаёт руку.

— Розалия… — вздыхаю с нескрываемым раздражением. — Я ценю твоё желание помочь, но излишняя настойчивость начинает надоедать.

— Простите… Меня так учили… — по её лицу вижу, что она грустит.

— Вот если шмякнусь с этой лестницы, тогда и поможешь, — улыбаюсь и вновь глажу её рыжую макушку.

— Вам нельзя падать…

— Да я вроде и не собирался, — продолжаю гладить Розалию и наблюдать за реакцией.

Губы девушки дёргаюсь, пытаясь сорваться в улыбку до ушей. А она молодец, хорошо держится, только вот зачем?

— Его Благородие Алексей Сергеевич ожидает в гостиной… — лепечет Розалия.

— Ты хочешь, чтобы я перестал тебя гладить? — смотрю на неё как на ребёнка или котёнка.

— Нельзя заставлять вашего отца ждать… Он очень занятой человек…

У меня зарождается странное чувство, будто я даю поесть бездомного щенку. Что же было с бедной девушкой, если она так ярко реагируют на банальную ласку?

Вот смотрю в её круглые глаза цвета изумрудов и понимаю, чего она хочет больше всего.

Вокруг никого — почти все спят, а поэтому можно немного нарушить протокол общения аристократа и прислуги. Подтягиваю Розалию к себе и крепко обнимаю. Её руки опущены, а сердце колотится так, что я чувствую его своей грудью.

— Ваше Благородие… — шепчет Розалия. — Что вы делаете?..

— Тебе неприятно?

— Нет, ну что вы… Очень приятно! Просто ваш отец…

— А-а-а… Ты не хочешь, чтобы тебя наказали за моё длительное отсутствие? — продолжаю обнимать её и наслаждаться запахом цитрусов.

Интересный шампунь… Надо будет тоже такой попросить.

— Угу, угу, — еле слышно подтверждает она.

— Ладно, пошли навестим папашу, — заканчиваю с объятиями и ещё немного глажу Розалию по макушке.

Начинаю аккуратно спускаться, держась за каменные перила, и замечаю на щеке девушки одинокую слезу. Видимо, я был прав, когда подумал, что с ней обращались совершенно иным образом.

Что ж, маленький кирпичик на пути восстановления моей репутации уже заложен. И девушке приятное сделал, и запустил эффект сарафанного радио. Прислуга наверняка общается между собой, так пусть думают, что я изменился. Заход с объятиями, скорее всего, сильно выбивается из модели поведения моего предшественника. И это отлично.

Да и как-то по-человечески жаль девушку, вынужденное держать мужское хозяйство во время походов в туалет. Она такого явно не заслуживает.

Подозреваю, что у меня буду серьёзные проблемы с местными порядками. Но я не собираюсь быть тем, кем не являюсь. А я привык относиться к людям как к людям, а не как к собачкам.

Да, порой я совершаю не совсем законные поступки, как в случае с Мишей, но ведь тогда никто не пострадал. Разве что его психика. Если бы там были, например, дети, то я бы действовал совершенно по-другому.

А такой образ жизни, какой ведёт тот самый Миша, вызывает у меня неприязнь и отторжение. А как следствие меняется и отношение к человеку. Немного странное у меня мировоззрение в этом плане, но другого нет. Какое сформировать за тридцать пять с хвостиком лет, такое и продолжает доминировать.

Но, возможно, мне придётся пересмотреть свои привычки, ведь теперь я наследник барона, а не бывший уголовник, который поднялся на незаконных делишках. Посмотрим…

Однако для начала надо сыграть роль сына, потерявшего память, и я уже знаю, что скажу отцу. Заготовленная и отрепетированная ложь — это та, которую невозможно распознать.

Наконец спускаю в холл, заставленный чучелами диких животных. Есть даже медведь! Мой отец любит охоту? Надеюсь, меня он не потащит туда… Убийство животных не по мне. А вот валить всяких чертей — другой разговор.

Стою и смотрю на два прохода и две двери. Прямо пойдёшь — на улицу попадёшь. Назад пойдёшь — в дверь под лестницей попадёшь. А что за проходы по бокам я вообще без понятия.