Больше всего парня удивляло то, что подавляющее большинство нетерпеливых поклонников было представлено прекрасной половиной человечества. Радужное миросозерцание Каулитца, по сути, нескрываемое им с первого дня в университете, не только не отпугивало бесстрашных прелестниц, но даже в какой-то мере подталкивало их к активным действиям. Каждая из них, наверное, была уверена, что она-то уж точно исцелит бедненького мальчика Билла от этой проклятой “голубизны”. Однако обламывать парню приходилось не только девушек. Та небольшая часть мужского населения университета, придерживающаяся таких же взглядов на сексуальную идентичность, что и Каулитц, тоже получала от брюнета от ворот поворот.

И причина такой бескомпромиссности была проста, как мычание – сердце и мысли парня были заняты другим объектом. И, как раз, в этот момент Ригер-Клещ тестировал сознательность этого объекта на предмет восприимчивости лекционного материала.

– …Итак, господа, это все. Насколько я знаю, у вас была последняя лекция на сегодня. С вами мы теперь увидимся только в следующем году… Я желаю вам счастливого Рождества и Нового года. На каникулах сильно не балуйтесь. До встречи в январе.

Убирая ноутбук в сумку, Билл мельком взглянул на Трюмпера. Парень лениво перебрасывался словами с Тилем Остхоффом, своим острословным оруженосцем, ожидая пока тот соберет свой нехитрый студенческий скарб в объемный рюкзак. Брюнет в очередной раз поймал себя на мысли, что ему до ужаса приятно втайне наблюдать за Томом.

Как же это всё произошло?.. Еще полтора года назад, при поступлении в университет, у Билла в наличии был полный комплект жизненных приоритетов, в виде любимого дела, любимого человека и обширных планов на будущее, в той или иной, степени связанных, именно, с этим человеком. После получения высшего образования они с Михаэлем собирались перебраться вместе в Берлин, где тот и другой рассчитывали найти работу в фэшн-индустрии. Михаэль – в качестве дизайнера, Каулитц – в качестве модели или журналиста. И первые месяцы кропотливой учебы прошли под согревающим светом этих планов. Когда же всё пошло не так?..

Сейчас Билл уже с трудом мог рационально осмыслить, как получилось, что Михаэль постепенно начал исчезать из его фантазий. Может быть, любовь не вынесла рутины, может, виноваты скука и пресыщенность, а может, и не было никакой любви, и он просто себе её придумал, чтобы не отличаться от других. Ведь странно же никого не любить, когда тебе восемнадцать лет. Кто его знает… Зато он отчётливо помнил тот момент, когда в его фантазиях поселился другой.

На него было сложно не обратить внимание в первый же день. Красивый, высокий, спортивный, со стильными французскими косичками и пикантным пирсингом в нижней губе, он был любимцем университетских преподавательниц всех возрастных категорий. Его улыбка гипнотизировала как однокурсниц, так и девчонок с других факультетов, даже тех, кто традиционно входил в фан-клуб Билла.

Поначалу всё было по-детсадовски невинно. Брюнет, умевший ценить мужскую красоту, отдавал должное привлекательности Трюмпера, иногда бросая на него мимолетные взгляды и любуясь его лишенным нарциссизма обаянием. Это были миниатюрные глотки свежего воздуха в спертой атмосфере академических аудиторий. Так рассматривают фотографию заснеженного города в разгар июльской жары. И Каулитц никогда бы не подумал, что хоть в какой-то мере претендует на заслуженное место в натуральном мире Тома. А в натуральности парня у Билла тогда не было никаких сомнений.

О том, что он тоже нравится Трюмперу, Каулитц узнал случайно. Просто однажды поймал на себе его внимательный и напряженный взгляд. Так на него смотрели часто девушки и парни, особенно те, кто не решался к нему подойти. Несмотря на кажущуюся невероятность подобного открытия, брюнет знал, что не ошибается в природе этого взгляда. Наверное, было что-то безнадежное в этих глазах, что всегда выдавало в их обладателе влюбленного.

Польстило ли это Биллу?.. Быть может. Сейчас уже невозможно нащупать ту невидимую грань, за которой пустой интерес, пусть и приятно щекочущий самолюбие, перерос в потребность удовлетворения. Как-то в постели, во время секса, он представил Тома на месте Михаэля, и внезапно удовольствие обернулось для него вспышкой божественного экстаза, словно в естественный до смертной скуки процесс был добавлен гомогенный катализатор. Тогда впервые брюнету захотелось, чтобы Михаэль оставил его одного. Слишком велик был соблазн не скрывать разочарование от партнера.

Каулитц почти сразу понял, что расставание с Михаэлем – вопрос времени. Тот факт, что он был с ним еще в течение полугода, к его сожалению, объяснялся не только упрямой инерцией затяжных отношений. Несмотря на все пылкие взгляды, которыми его продолжал прожигать Том, каких-либо шагов по сближению парень не предпринимал. Так как в целом Трюмпер не был похож на человека из робкого десятка (в конце концов, девчонок он клеил на счет раз, и наличие у девчонки официального парня его обычно не останавливало), то Билл сделал неутешительный вывод, что брейдастый, скорее всего, находится в процессе борьбы с собой. Можно было, конечно же, сделать первый шаг самому, не дожидаясь пока время разгонит вожделение Тома до космической скорости, но жизненный опыт подсказывал Каулитцу, что подобное воздействие на человека, который, вполне возможно, до сих пор считает себя натуралом, может иметь катастрофические последствия. Поэтому он решил не спешить и дать парню время на разрешение внутреннего конфликта.

А пока этого не случилось, Билл собирался подпитывать чувства Тома, подбрасывая ему благотворную пищу для глаз. И теперь, каждый день, он тратил на внешний вид чуть больше времени, чем обычно. Судя по участившимся признаниям в любви от девчонок, наживка вполне соответствовала цели. Оставалось дождаться поклёвки. Увы, в процессе ожидания всё чаще приходилось отгонять от себя назойливых хищников, непрерывно капающих слюной поблизости.

***

Чёртов Эккерт! Как же его задолбал этот вонючий кусок дерьма… Это надо же было так испортить последний учебный день в этом году… Уровень толкучки в метро вполне соответствовал эмоциональному накалу. Противоречивые чувства нещадно давили на сознание Билла, не давая ему насладиться рождественской атмосферой. С одной стороны, безумно радовал тот факт, что Том, заступившись за него перед Эккертом, хоть в какой-то мере, публично проявил к нему симпатию. С другой, предстоящая разборка не могла не вызывать опасения. На памяти всего университета был случай, когда злобный кабан практически покалечил парня с параллельного потока. Крысиными тропами до студентов доходили слухи о сумме с шестью нулями, которую выплатили пострадавшей стороне родители Эккерта, чтобы их патологическое чадо не загремело в тюрьму.

На жизненном пути Каулитца не единожды встречались люди, которые за агрессивной гомофобией скрывали свои подавленные желания. Даже в университете Эккерт был не первым, но, без сомнения, самым опасным из них. Он представлял тот тип людей, предельная неадекватность которых легко позволяла им преодолевать значительные расстояния между словом и делом. Общение с ними часто напоминало работу укротителя диких животных в цирке. Но если цепляния и домогательства в свой адрес Билл, в той или иной степени, мог контролировать, то исход завтрашней драки никак от него не зависел.

Первая мысль брюнета, которая не отпускала его с того момента, как он пожал при расставании руки Тому и Тилю, была о том, что можно навести на место стрелки полицию, чтобы просто предотвратить сам факт разборки. Но, во-первых, была вероятность того, что быки решат всё радикально, посадив в клетку на неопределенный срок обе конфликтующие стороны (в том числе и Тома). А во-вторых, он не был уверен в том, что сам Трюмпер адекватно воспримет подобный сценарий. Поэтому полиция отпадала.