И снова промолчал грозный невидимка. Выжидал, не иначе. Выжидали и волки; некоторые, правда, уже подвывали потихоньку в нетерпении. Пока наши с Орлом фонари мигали и тускнели.

Так прошла минута, другая. А потом не выдержал новенький.

— Да, это я виноват! — воскликнул он жалобно. — Я инженер. Проектировал новую развязку. И много деревьев было вырублено по этому проекту. Да, признаю!

И снова ответом было молчание. Ну и еще мой фонарь — окончательно погасший. Фонарь Орла, надо полагать, был следующим на очереди.

А еще из темноты донеслось ворчание… медведя? Еще и эта зверюга спешила по наши души. Захрустели сухие ветки под тяжелыми лапами.

— Так чего же ты ждешь? — со всхлипом вопрошал новенький, обращаясь в темноту, к невидимому обвинителю.

— Ты должен сам дать согласие, — заявил тот, — готов ли ты сам отдать свою жизнь за жизни спутников и тех двух женщин? И за погубленные жизни деревьев?

— Не дури, парень, — обратился к новенькому Орел, не оглядываясь, — в смысле, не соглашайся. Я надеюсь, крылья меня не подведут… ведь нам грозит опасность, речь идет о спасении. Так что я нас вынесу… надеюсь. Тем более, у тебя работа, семья. Представляешь, каково будет твоим близким, если ты пойдешь на эту сделку.

Что до меня, то я промолчала. Не очень-то разделяя его надежды на крылья, на то, что они раскроются по заказу, как и на их грузоподъемность. Хотя мне тоже не улыбалось объясняться с женой и детьми этого горе-проектировщика. А с родителями — тем более.

— А что делать? — возразил новенький.

Слова Орла о крыльях он явно пропустил мимо ушей. Посчитав бредом испуганного человека. Еще более испуганного, чем он сам.

— Да к тому же… работа — да. Но семья… жена достала: то на курорт ее свози, то хрень купи какую-то. То просто мало денег приношу, и это, видите ли, величайшее с моей стороны преступление. Так что на хрен ее! Тем более детьми мы так и не обзавелись. Родители? Но они в другом городе, мы почти не общаемся. Да и работа у меня не айс. Нудная бывает, муторная. Неблагодарная. Всякие хотелки приходится учитывать и как-то в проект запихнуть… увязать все вместе. Как будто это дамская сумочка, блин. Оплачивается, правда, неплохо. Но и только.

Затем новенький обратился уже непосредственно к голосу из темноты:

— Отдать жизнь… это значит, я умру?

Интересное уточнение, еще подметила я про себя. Не лишенное интеллектуальной ловкости. Словно не современный инженер говорит, а древнегреческий софист. Или профессиональный юрист, пытающийся переиграть Мефистофеля при заключении сделки.

Потому ответ невидимки из темных лесных глубин меня не сильно и удивил.

— Нет, — услышали мы трое, — лес приумножает жизни, а не отнимает их. И даже труп, оказавшийся в лесу, становится пищей… питает новые жизни. Так что твоя жизнь останется при тебе. Просто ты не сможешь больше сам ею распоряжаться.

— Вот как?! — воскликнул новенький уже без тени страха, но с каким-то нездоровым энтузиазмом. — А когда, скажите на милость, я распоряжался жизнью сам? Когда таскался чуть ли не каждый день в школу, в универ — чтобы нормальную работу получить, а не дворы подметать? Или теперь, когда даже не на дядю работаю, а на целый выводок дядь и теть? У которых, видите ли, есть бабло. И на это бабло они меня покупают. Как вещь, но неоднократно. Только, блин, выбрался, чтобы что-то реально полезное сделать. А не только перед компом глаза портить…

На последних фразах было непонятно, сожалел новенький или, напротив, гордился какой ни на есть переменой в своем существовании. Точнее, попыткой такой перемены.

— Так ты согласен? — спросил голос. Очевидно, ему было важно услышать прямой и недвусмысленный ответ.

— Разумеется! — почти торжествующе выкрикнул новенький.

А мы с Орлом смолчали. Понимая, что переубедить его не удастся. Да мы бы и не успели. Лично мне только и хватило времени, чтобы обернуться. И увидеть, как меняется наш спутник. Как искажается на глазах его силуэт, теряя форму. Как стираются человеческие черты. И как, наконец, получившееся бесформенное нечто, вроде куска пластилина, вытягивается вверх на несколько метров, одновременно истончаясь.

Мгновение спустя мой фонарик освещал сосну. Всего лишь еще одну из сосен, росших в этом лесу. И чудесным образом оказавшуюся на месте нашего новенького.

Мой фонарик… только затем до меня дошло, что он снова работает, не гаснет.

С жалобным скулежом убрались прочь волки. Словно не рады были оставить добычу. Но вынуждены подчиниться какой-то могущественной силе. Что до медведя, то он вообще не успел показаться нам на глаза.

И я уже не сомневалась, что поглядев на навигатор, найду его вполне исправным.

Впрочем, вскоре оказалось, что необходимости в навигаторе не было. Как и в дальнейших поисках.

— Помогите! Ау! Есть тут кто-то? — донеслись до нас с Орлом чьи-то выкрики. Чьим-то по-старчески дребезжащим голосом.

— Туда, — указал направление мой оставшийся спутник.

И мы пошли. Не встречая больше препятствий вроде баррикад из кустов.

Далеко идти не пришлось. Через несколько метров лучи наших фонарей буквально натолкнулись на двух старушек в комбинезонах и шляпах. Одна сидела, привалившись спиной к стволу дерева и вытянув левую ногу. Другая присела рядом на корточки.

— Помогите! — запричитала она. — Надя ногу подвернула… идти не может.

Рядом с бабулями стояли две корзинки, полные отличных грибов. Утешительный приз.

И что после этого оставалось? Мне, я имею в виду — как старшей группы. Конечно, объявить по рации: «найдены, живы». А в качестве ложки дегтя сообщить, что нужна медицинская помощь.

Ну и еще поразиться про себя, до чего на самом деле это легко — сдаться. Уйти, бросив людей, которые к тебе неравнодушны. Забив на все обязательства. Отказаться от всего, чем жил прежде. И ни о чем больше не волноваться, не напрягаться. Жить, передав кому-то другому это тяжкое бремя — самому распоряжаться собственной жизнью. Самому за себя больше не отвечая.

Самопожертвование? Да. Но много ли в этом самопожертвовании героического? Не меньше ли трусости?

Хотя с другой стороны, страшно представить, что ждало бы этих старушек, не согласись тот незадачливый новичок на сделку с голосом из ночной темноты. Наверняка стали бы питанием для новых жизней.

Еще я думаю… или, если угодно, надеюсь, что именно в этом заключалась особая способность новенького, вроде крыльев у Орла или талант к общению — у меня.

Пожертвовать своей жизнью. Суметь на это решиться, когда необходимо.

Да, так себе умение. Одноразовое, что печальней всего. Но много ли людей способны хотя бы на это?

11 сентября 2021 г.

Мелкий, но настырный дождик смачивал ковер из сухих опавших листьев. Топча его, по осеннему лесу шли двое. Мужчина и женщина в одинаковых оранжевых жилетах.

Женщина была еще молодой блондинкой, долговязой и коротко стриженной с заурядным неприметным лицом.

Внешность мужчины была куда примечательней. Стройный, но не хлипкий, он тоже выглядел молодо… если не присматриваться к выражению его лица. Суровое то было выражение — как у много повидавшего и пережившего человека.

Но в то же время сказать про него «морда кирпичом» значило попасть пальцем в небо. Напротив, тонкие черты лица заметно смягчали внешность этого человека, придавая ей некоторую интеллигентность, даже аристократичность. Портрет довершали тонкие, аккуратно подстриженные усики. Совершенно не модные, но вид не портившие ни на йоту.

На секунду мужчина остановился, прислушиваясь. Сквозь шорох дождя до него донесся слабый стон.

— Кажется, в той стороне, — проговорил он затем.