Он бултыхнулся вниз, с опаской сунулся в туннель, проплыл в следующую пещеру и из-под воды увидел разгуливавшего по берегу дремору. Выбравшись наружу, Джон вступил в неравный бой - неравный для даэдра, у которого не было драконьего доспеха, - а потом присвоил себе по праву победителя отличный эбонитовый топорик.
Заклинание, очищавшее от грязи, одежду высушивало, но не всегда до конца. Передернув плечами, к которым неприятно липла сырая ткань, он фыркнул и подумал, что не стоило и стараться - все равно ему еще плыть обратно.
Большая и красивая каменная дверь, которая почти наверняка скрывала за собой гробницу, была заперта и замком, и ловушкой. К замку у Джона был ключ, оставленный дреморой, а ловушка… ну что ловушка. На нем все еще драконий доспех.
И он смело потянул на себя тяжеленную дверь, которая тут же бросила в него трескучий красный сплолох. Магия отшвырнула его на пол, доспех задрожал и со звоном лопнул, оставив без защиты. А защита ему сейчас определенно пригодилась бы, поскольку из-за двери показалась разозленная Золотая Святоша.
Ватрушка, вспыхнуло в голове жадного Довакина, и он, даже не встав с пола, метнул в красавицу-даэдра нож Захвата, а потом рявкнул:
- Ри Вааз!
Вот как все просто, подумал он. Если ты в подземелье, конечно. Он был уверен, что под небом подобная стычка не окончилась бы так быстро и легко.
Вытащив Камень Душ из рюкзака, он проверил его кольцом и убедился, что Гальбедир была права. Восемьдесят тысяч…
Что со мной стало, пригорюнился он, сидя на полу с драгоценной ватрушкой в руках. Куда подевалось то юное и наивное, чистое душой создание, которое когда-то отправилось на Стену, чтобы благородно послужить человечеству?
Ах да… его убили.
И кстати, цинично припомнил Довакин. У того юного существа не болела голова о государственном долге в десять миллионов. Да и вторжения Ходоков со дня на день никто не ожидал.
Он убрал Камень Душ в рюкзак, а потом пошел обчищать могилу, которая действительно сохранялась за дверью. Забрав у покойного скелета даэдрическое вооружение - секиру, щит, шлем, - он не забыл прихватить и вовремя замеченный высоко на стене артефакт с красивым названием Символ Элейдона и стоимостью в двести тысяч. После этого горстка драгоценных камешков, набранная там же по сундукам, казалась просто безделицей. Джон небрежно ссыпал их в рюкзак и заспешил прочь из гробницы. От зловонного спертого воздуха начинало тошнить и плыла голова.
Выбравшись обратно к трупам скампов, он высушился как мог, плюхнулся в чужой гамак и стал лениво качаться, отталкиваясь ногой. Интересно, размышлял он, а не выйдет ли в итоге так, что он перетаскает и продаст Ползуну пол-Вварденфелла? Хотя почему бы и нет. Он хорошо помнил столб пепла и красное марево, плывшее над горой. Скоро остров будет уничтожен и отсюда уже никто ничего не вытащит…
Джон никак не мог вспомнить, из-за чего полыхнула Красная Гора. Ему ведь наверняка что-нибудь да говорили, возможно, Арано или Велет, или еще кто-то из данмеров в Вороньей Скале, но он не помнил. Единственное, что он знал, это то, что извержение случилось за поколения до его появления в Скайриме. Возможно, до катастрофы осталось не так уж много времени.
Он качнулся снова и задумался, как же ему предупредить об этом Ажиру, Кая и всех прочих. Ведь никто из них, как всегда, не станет слушать…
*
Выгодно прогулявшись по даэдрическим руинам (имени Дагона), а потом и по двемерским (монетки!), Джон решил, что пора бы перестать отвлекаться на наполнение казны, а вместо этого наконец приступить к своим обязанностям, смешно сказать, Клинка. Он двинулся к побережью, с отвращением вспоминая, как спихнул ящик с Ханарай к двемерам в лаву, и все пытался отвлечь себя мыслями о том, какими же окажутся эшлендеры.
Впереди показалось какое-то пыльное нагромождение и, приглядевшись, он понял, что это юрты. Чем ближе он подходил, тем унылее все это выглядело. Наверное, надо очень любить пыль и колючки, чтобы жить вот так, подумал Джон, вспоминая нарядную, убеленную снегом деревню скаалов.
Посреди лагеря булькала какая-то черноватая лужа. Вокруг нее там и сям занимались своими делами обтрепанные тощие эльфы: что-то чинили, вырезали, перетирали. Бренчали сухие трубочки, подвешенные к юртам. Джон посмотрел на лужу, на данмеров, на унылые трубочки и подумал, что вести себя учтиво выше его сил.
Прошагав мимо лужи и стараясь не замечать любопытных взглядов, он прошел к самому большому навесу с колокольчиками, где наверняка обитал их вождь. Протянув руку к занавеси центральной палатки под навесом, он прочел: юрта ашхана.
Замечательно.
Джон смело отвел занавесь в сторону и нырнул внутрь. Эх, Дени бы сюда, мелькнула мысль. Она-то знает, как говорить с гордыми кочевыми народами.
Сухой, покрытый морщинами данмер нетерпимо глянул на него и выплюнул:
- Как вы здесь оказались? Убирайтесь прочь или мне придется собственноручно вас убить.
- Сожалею, но вы не сможете, - ответил Джон. - Мне хватит двух ударов сердца, чтобы покончить с вами, достойный ашхан.
- Так ты убийца, - выпрямился Сул-Матуул. - И кто послал тебя? Храм? Эрабенимсун?
- Леди Азура, - Джон увидел, как ашхан оторопел от такого заявления, и поспешил закрепить эффект, предъявив дар Принцессы Даэдра, - сказала, что ее звезда поможет мне на моем пути. Я не убийца.
- Звезда Азуры, - промолвил вождь, увидев завитки темного солнышка, масляно блестевшие в свете фонариков. - Говори, наглец.
Голос гордого кочевника, впрочем, стал звучать добрее. То ли звезда произвела на него благоприятное впечатление, то печать Шеогората исподволь творила свое черное дело, заставляя проникнуться симпатией к настырному гостю.
- Я пришел учиться, - сообщил Джон, чем вызвал в ашхане еще большее изумление. Сул-Матуул расхохотался и бухнулся на складной стул:
- Учиться! - хохотал он, хлопая себя жилистыми руками по коленям. - И чему же ты надеешься учиться у нас, наглый пришелец?
- Я вижу сны, где Дагот Ур зовет меня Нереваром, - честно ответил Джон. - Мне сказали, что пророчества Нереварина говорят обо мне.
- Это не может быть правдой. Ты чужеземец. И к тому же неучтивый.
- Тогда зачем я ему? - уставился Джон на вождя. - Н’вах, никто и ничто, вдруг привлек внимание Дагот Ура? Я не прошу вас о доверии. Я знаю, что его надо заслужить.
Только бы не заставили обходить еще какие-нибудь камни, мысленно взмолился он.
Сул-Матуул посмотрел на него испытующе, а потом промолвил:
- Мы не говорим о пророчествах с чужаками. Если ты хочешь узнать то, что знаем мы, ты должен быть одним из нас. Но чтобы войти в племя Уршилаку, ты должен предстать перед судом предков.
Джон терпеливо слушал, гадая, в чем этот суд предков может заключаться.
- Если ты переживешь обряд посвящения, я нареку тебя другом клана, - торжественно пообещал Сул-Матуул.
- Я готов, - сказал Довакин, так же известный как Блодскаал, друг Вольного Народа и приемный внучок Седобородых. Сам же он ехидно подумал, что скоро побратается со всеми затворниками и изгнанниками, каких только найдет. Что ему какие-то Уршилаку, если он подружился с самим Партурнаксом.
- Ты ведь не знаешь, чего я потребую, - усмехнулся ашхан.
- Эшлендеры высоко ставят честь и не потребуют недостойного, - подловил его Джон.
- Это так, - важно надул щеки вождь. - Но я потребую опасного.
Джон тут же свел брови домиком и состроил самый жертвенный вид, на какой только был способен.
- Либо я Нереварин и предки меня примут, - изрек он, - либо я не Нереварин и тогда мне лучше сгинуть, чем стать слепым орудием Дагот Ура.
- Хорошо сказано, незнакомец, - одобрил ашхан, не сумевший устоять перед бровками. - Что ж, слушай. Ты отправишься в Погребальные Пещеры Уршилаку и принесешь мне лук Костегрыз Сул-Сенипула, моего отца. Предки будут судить тебя. Дух отца будет судить тебя. Возвращайся с луком - и я назову тебя другом. Но не раньше.
