Глава 13

Я не собираюсь заниматься сексом с Милсом Стэнвудом!!!

Заткнись!!!

Когда я выбралась на улицу, Хеллер стояла около минивэна, а Уайатт с Эйприл пытались ее успокоить. Подойдя ближе, я заметила, что кузину аж трясет от гнева. Глаза закрыты, пальцы прижаты ко лбу.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Пытаюсь силой мысли взорвать твою голову. Хочу размазать твой крошечный, размером с горошину обезьяний мозг по всей улице.

В детстве мы с Хеллер частенько так делали, только нацеливались на других людей. Я закрыла глаза и тоже приложила пальцы ко лбу.

— А я использую силу мысли, чтобы сорвать твой злодейский план, — заявила я. — Взываю к Господу нашему, чтобы Он очистил тебя от агрессивных мыслей и направил к очищению от нечестивости.

— Дамы, у меня есть идея, — вмешался Уайатт. — Давайте прекратим использовать силу мысли, запрыгнем в машину и поедем в какое-нибудь тихое местечко, где сможем перекусить и попробовать преодолеть разногласия? Эйприл, ты знаешь закусочную «У Хуттермана» в Бруклине?

— Конечно, — ответила та. — Сейчас я использую свою силу мысли, чтобы перенести Хеллер и Кейти в машину.

Когда мы наконец тронулись с места, Хеллер расстроилась еще больше.

— Да что ж такое?! — возмутилась она, высунув телефон из окна. — Я не могу поймать сигнал!

— Мы недалеко от моста, — объяснил Уайатт. — Здесь мертвая зона.

— Почему ты постоянно сидишь в телефоне? — спросила я. — Что такого страшного произойдет, если ты отложишь его на минутку?

— Тогда мне придется признать, что я сижу в одной машине с тобой!

— Что в этом плохого? Почему бы нам не поговорить? Я бы могла помочь тебе преодолеть твои глубокие эмоциональные и духовные проблемы.

— Мои проблемы? Мои ПРОБЛЕМЫ? Ты — моя проблема! Да даже будь у меня проблема, что бы ты могла о ней знать? Как обычно проходит твой день? Ты наверняка просыпаешься спозаранку, идешь доить корову, козу или соседского садового гнома, затем молишься пять часов кряду, а в оставшееся время занимаешься домашним обучением: например, не знаю, взбиваешь масло, делаешь свечи из воска или вяжешь крючком шарф из собственных подмышечных волос!

— Ты такая невежа! Если у меня домашнее обучение, это вовсе не значит, что я недоразвита. Родители заботятся, чтобы мы были в курсе последних научных открытий, политических и общественных событий. У меня по крайней мере есть хоть какое-то образование.

— Это не образование! А кружок рукоделия!

— Что ж, в следующем году я поеду в колледж!

Хеллер ненадолго замолкла. Она никогда не любила школу, но колледж был ее больным местом.

— И куда же ты подала документы? В Средиземье? Хогвартс? Школу послушания?

У меня возникло желание рассказать Хеллер правду: что я подала заявки в двенадцать колледжей, потому что сомневалась, пройду ли хоть куда-нибудь. Я набрала хорошие баллы на выпускных экзаменах, написала эссе о плюсах домашнего обучения и пения с семьей, сообщила обо всей своей волонтерской работе в Парсиппани, но что, если этого мало? Конкурс действительно высокий, к тому же я волновалась, что моя заявка потеряется или ее взломают хакеры. Воображение рисовало картинку, как документы появляются на экране компьютера приемной комиссии, исписанные непристойностями или с приложенными фотографиями, на которых я сижу в туалете.

— Я отправила документы в… несколько колледжей, — ответила я Хеллер. — И пока еще жду ответа. По крайней мере, я не напиваюсь и не принимаю наркотики каждую ночь в каком-нибудь паршивом ночном клубе. Как ты вообще выносишь такие места? С этим их, соблазнами и отвратительными, аморальными тусовщиками?

— А мне нравится! Тебе же нравится домашнее обучение! Я хожу по клубам, наверное, со времен «Анны Бананы».

— Ты ходишь по клубам с ТРИНАДЦАТИ лет? И тебя пускают?

Жизнь Хеллер проходила бесцельно. С того дня как она покинула Парсиппани, я пыталась представить ее судьбу, но мне это не удавалось. Я воображала, как она просыпается в полдень, когда служанка приносит ей на серебряном подносе стакан апельсинового сока или, скорее, косяк, а затем кузина чешет спину распятием, на этом моя фантазия заканчивалась.

— Здесь, в клубах Лос-Анджелеса, пускают кого угодно, — ответила Хеллер. — Дадут зеленый свет даже новорожденному младенцу, если тот в деле.

— И у него есть менеджер, — добавил Уайатт.

Хеллер откинулась на спинку кожаного сиденья и прикрыла глаза. Она одновременно выглядела и очень молодо, будто ей все еще тринадцать, и казалась древней старухой, будто тринадцатилетняя девушка попала под действие заклинания или даже проклятия и теперь обречена на вечную молодость. Кузина выглядела уставшей, словно последние четыре года только и делала, что писала эссе для колледжей.

— Мне нравилось тусоваться. Может, потому, что я пахала как лошадь — по восемнадцать часов в день, даже в выходные. Не пойми меня неправильно, я делала то, что всегда хотела, и наслаждалась каждой секундой, но все же была ребенком и боялась, что, если не буду усердно работать, моя карьера может закончиться. Так что, даже когда у меня выдавалось немного свободного времени, я сидела дома, нервничала, тряслась и учила свою роль. Я начала ходить в клубы, чтобы выпустить пар и очистить голову. Тебе, наверное, это покажется нелепым, но я ходила в подобные места, чтобы расслабиться.

И правда нелепо. Я впервые в жизни посетила ночной клуб и ничуть не расслабилась.

— Почему ты так нервничала? «Анна Банана» имела успех, разве нет?

Хеллер со злобным ликованием повернулась ко мне.

— Ты смотрела? Кей-Боп, ты тайная бананофанатка?

— Ну, возможно, посмотрела разок, — соврала я.

— Разок? — переспросила Хеллер, и я поняла, что она мне не поверила.

И тогда кузина начала тихонько напевать одну из самых абсурдных песен шоу — «Одинокую Банану»:

ГЛУБОКОЙ НОЧЬЮ МЕЧТАЮ БЫТЬ С ТОБОЮ,

ЖДУ ТЕБЯ, ХОЧУ ВИДЕТЬ РЯДОМ С СОБОЮ,

НО Я ОДНА ВО МРАКЕ ТУМАНА…

Даже не подумав, я к ней присоединилась:

ЛИШЬ Я, ОДИНОКАЯ БАНАНА,

ТАК БУДЬ ЖЕ БАНАНОМ СО МНОЮ!

— Я так и знала! — воскликнула Хеллер. — Ты смотрела шоу всего «разок», но знаешь все слова этой песни!

— Я просто догадалась! И это отвратительная песня!

— Я не знал тебя тогда, — сказал Уайатт Хеллер, — когда ты снималась в «Анне Банане». Безумные были денечки?

— Боже, ты даже не представляешь! Я была в Лос-Анджелесе со своей мамочкой, и одно это уже выносило мне мозг, но в то же время происходило столько всего увлекательного и веселого. Жаль только, мне было как-то, ну…

— Как? — спросил Уайатт.

Мы заехали на мост, и Хеллер выглянула в окно.

— Когда я снималась в «Анне Банане», меня в основном окружали взрослые. Большинство из них были милыми, но, знаешь, я не могла поделиться с ними своими чувствами. Девчонка из шоу, которая играла мою лучшую подругу Никки, тоже была милой, даже слишком, понимаешь? Однажды я услышала, как она с кем-то разговаривала по телефону и рассказывала, что дружит не только с Анной, но и со мной — в реальной жизни. Врала, у нас было не так уж много общего. К тому же я поняла, что она дает интервью и хвастается тем, что является моей лучшей подругой. Не знаю, мне показалось это мерзким. Я ведь никогда ее подругой не считала. — Хеллер бросила на меня взгляд и вновь отвернулась к окну. — У меня нет лучшей подруги.

Ее слова ранили меня до слез. Мы были лучшими подругами давным-давно, еще будучи детьми. После того, что Хеллер мне сделала, мы никак не могли ими остаться. Я сидела в ее шикарном лимузине, потому что дала обещание тетушке Нэнси и маме, ну, и потому что… потому что выполняла волю Господа. Так почему же я расстроилась? Почему мне захотелось уколоть Хеллер в ответ?

— А у меня есть лучшая подруга, — провозгласила я. — Моя сестра Калико.

— Твоя сестра? Косоглазая, с усиками? Которая похожа на заезженного лобстера? Кандидата лучше не нашлось?