– Прекрасно! – выдохнула я, – а чтобы Ханна и ее дочки делили твое наследство, значит, хочешь! Они уже все распланировали на случай твоей смерти, Ханна собирается забрать тебя отсюда, чтобы ты умер не в одиночестве, а на руках у любящей супруги, и заставить фрау Беккер оплатить твои долги вместо нее.
–Неплохо придумано, в духе Ханны, – оценил озвученную схему Йенс, надрывно откашлялся и подозрительно уточнил, – а ты откуда все это знаешь?
– От твоей жены! – мрачно сообщила я, – в отличие от тебя, Ханна мне доверяет. А ты даже за порог меня теперь не пускаешь.
– Я возьму лекарства, – протянул мне руку Йенс и вымученно усмехнулся, – в знак доверия.
– И это все? –я выразительно заглянула внутрь, но Йенс на корню пресек мои поползновения просочиться в дверь.
– Спасибо, Беата, но на этом точка, – грудная клетка Йенса яростно заходила ходуном, и следующие слова дались ему с немалым усилием, -мне тяжело признаваться, но всё это время я был слишком пьян, чтобы до конца осознавать, сколько ты для меня делаешь.
– И буду делать дальше, Йенс! – пообещала я в преддверии чего-то ужасного и неотвратимого.
– Не будешь! – отрубил Йенс, – а сейчас, спасибо за всё, и прощай. Домой, Беата, к Эберту, и чтобы твоей ноги здесь больше не было. Кажется, я тебе уже это говорил, но потом напился и всё забыл. Учти такого не повторится. Я даже спрашивать тебя не буду, зачем ты два года сюда ездила, просто уходи и никогда не возвращайся. Что ты стоишь? Или мне позвонить Эберту, чтобы он сам решил этот вопрос?
Хорошее в этом было только одно – Йенс взял лекарства и вроде бы согласился их принимать, чтобы не позволить Ханне осуществить свою хитроумную комбинацию. А в остальном…. Пустота, которую мне полностью заполнял собою Йенс опять заняла утраченные позиции в моей душе. Я ушла не, оглядываясь, негласно признавая правоту Йенса, чудом не угодила в аварию по дороге в Ор-Эркеншвик, а когда зашла домой, вдруг услышала в гостиной возбужденные мужские голоса. Мой муж вернулся из Голландии и теперь делился с Куртом свежими впечатлениями. Так как в беседе внезапно промелькнуло мое имя, я не удержалась от соблазна, и затаилась под лестницей.
ГЛАВА V
– Вчера я здорово оттянулся в Амстердаме, – с многозначительной ухмылкой рассказывал Эберт, – не поверишь, но мне даже не жалко денег, которые я оставил на улице Красных фонарей. Эта крошка всё честно отработала, ты бы видел, что она со мной вытворяла, как она стонала, как извивалась, как она умоляла меня не останавливаться…
– Она – профессиональная шлюха, а ты – щедрый клиент, чему тут удивляться? – с бездарно скрываемой завистью в голосе Курт попытался сделать вид, что бурный восторг Эберта ему абсолютно не понятен.
– Шлюха шлюхе тоже рознь, дружище,– авторитетно поведал мой муж, и мне стало ясно, что Эберт великолепно знает толк в предмете обсуждения и регулярно освежает свои знания на практике, – одна может всем видом показывать, что она тебя хочет, и как ей безумно нравится, когда ты ее трахаешь, а другая молча лежать под тобой и, скучающе закатив глаза, ждать, пока ты спустишь. А бревна в постели мне и дома хватает.
– Да брось, – недоверчиво хмыкнул Курт, – я всегда думал, что девчонки из бывших соцстран просто огонь…
– Раньше я тоже так думал, – вздохнул Эберт, – возможно, это мне так не повезло, но у Беаты оказался темперамент снулой рыбы. Слава богу, она хотя бы нормально справляется с обязанностями по хозяйству, но мне уже начинает казаться, что домработница обошлась бы мне, что называется, меньшей кровью. По крайней мере, она бы не утомляла меня своим нытьем, не ходила бы вечно с кислой миной и мне не надо было бы оплачивать ее текущие расходы. А что теперь? Да стоит мне намекнуть на развод, как эта бедная овечка сразу перестанет изображать из себя вселенскую тоску и выкатит мне такие алименты, что в итоге я останусь без гроша.
–А мне вот интересно, Эберт, чем она вообще недовольна? –горячо поддержал возмущение моего мужа Курт, – неужели до нее не доходит, что всем, что у нее сейчас есть, она обязана тебе? Живет в Европе на всем готовом, не работает… Что ей еще надо?
– Да ее саму не поймешь! –отмахнулся Эберт, – сначала она мнила себя великим журналистом и считала, что все ведущие издания только и ждут, как бы напечатать ее статейки. Потом я ей доходчиво объяснил, что меня это не устраивает, и не для того я ее сюда вёз, чтобы она уподобилась местным феминисткам и декларировала право на независимость. И тогда Беата принялась нудить насчет детей…
– Ну тут как раз всё логично, – заметил Курт, – ей же нужно подстраховаться… С ребенком ты ее точно не бросишь, а если и бросишь, то будешь содержать всю оставшуюся жизнь. Держи еще пива!
– Спасибо, -Эберт открыл бутылку и, сделав несколько булькающих глотков, продолжил, – даже моя теща намного умней Беаты, она понимает, что, если бы не я, ее любимая дочка давно вышла бы замуж за какого-нибудь тупого нищеброда, наплодила бы ему целый выводок и всей семьей села бы на шею родителям. Когда я работал в столице, я, знаешь, сколько таких насмотрелся… Но я выполняю любые капризы Беаты, а она при этом всё делает, будто из-под палки… Это конкретно раздражает…
– Может, ей скучно? – предположил Курт, – пусть моя Габи научит ее рукоделию, будут вместе вязать эти дурацкие игрушки, которыми у нас уже весь дом завален?
– У твоей Габи вполне естественное, чисто женское хобби, а Беата все время строит из себя интеллектуалку и черта с два ты ее заставишь вышивать крестиком или штудировать кулинарные книги, – Эберт со стуком оставил бутылку и раздраженно добавил, – как же я ошибался, думая, что знаю, где искать идеальную жену. Мне говорили, что девушки в бывшем Союзе не только самые красивые и страстные, но к тому же самые скромные и непритязательные, а еще я слышал, что они спят и видят, как бы уехать в Европу и будут по гроб жизни признательны тому, кто их заберет. И что я имею, Курт? За особой красотой я изначально не гнался, думал, не надо мне писаной красавицы, замучаешься любовников отгонять. Готовит так себе, хотя за столько лет могла бы уже кухню всего мира освоить. Говорить с ней не о чем, а когда я беру ее с собой в гости или на деловые встречи, ей там явно неинтересно, и она, в основном, молчит. Ну и сексуальности в ней, увы, нет ни грамма. Она словно трудовую повинность в спальне отбывает: вроде и никогда мне не отказывает, и голова у нее не болит, и на всё соглашается, короче, классическая резиновая женщина.
– Да уж старик, врагу не пожелаешь, – посочувствовал Курт, звякнул открывашкой, отхлебнул пива и решительно констатировал, -надо было тебе польку брать, как у меня, или сербку, как у Хайнца Майстера. Может, вам с Беатой правда ребенка родить? Тебе ее уже все равно с шеи не скинуть, а так ей хоть будет, чем заняться, глядишь, и характер поменяется… Моя Габи после того, как сыновья появились, совсем другим человеком стала, вся дурь у нее из башки сразу выветрилась, а то ведь тоже и на работу выходить хотела, и учебу ей подавай…
– Даже не знаю, – с сомнением протянул Эберт, залпом допивая пиво – наверное, в чем-то ты и прав. Если забеременеет, срежу ей все расходы, скажу, что те деньги, которые она сейчас на фитнес тратит, или зачем она там в Даттель мотается, теперь полностью пойдут на ребенка. А начнет возникать, я ее быстро на место поставлю.
– Вот это дело, дружище! –от души одобрил высказанные Эбертом мысли Курт, – подожди, еще пива достану! Давай за тебя!
По-прежнему оставаясь незамеченной для увлеченных мужским разговором собеседников, я осторожно выскользнула во двор, жадно вдохнула ртом холодный сырой воздух Ор-Эркеншвика и в изнеможении прислонилась к поросшему темно-зеленым мхом стволу. Несколько минут я неподвижно стояла под деревом и мучительно пыталась понять, что я сейчас ощущала. Обиду? Злость? Разочарование? Или все-таки облегчение от того, что Эберт сам озвучил всё то, о чем я давно догадывалась, и отныне я могла с чистой совестью разорвать порочный круг и подать на развод? Честно сказать, что я его не люблю, что мы чужие люди, что нас ничего не связывает, и я хочу навсегда уехать из Германии? Успокоить Эберта, что я не стану требовать с него содержания и официально откажусь от всех имущественных претензий, сбросить с себя эти цепи, вернуться в столицу и научиться жить заново. Без Эберта. И без Йенса?