— Ладно, я пойду. Все нормально.

Когда он это говорил, то выглядел настолько несчастным, что Гермиона уже чуть не забрала свои слова обратно.

Обуваясь, он долго сидел с развязанными шнурками и смотрел в одну точку. Может, ему вправду нужен был небольшой отдых. Она вздохнула и перед выходом поправила воротник его свитера.

— Как ты провел это время? — спросила Франческа, и Том монотонно перечислял свой небольшой список дел за пару дней. Так Гермиона узнала, что за трое суток он посмотрел шесть сезонов «Офиса» и ему не понравилось. Потом, как выяснила Франческа, все же понравилось, и эта новость почему-то подняла Гермионе настроение.

— И мне все еще очень плохо, — сказал Том. — У меня как будто сжимается желудок. Мне ничего не помогает. Я так больше не могу.

Она подумала, что все же стоило оставить его дома. Если он сегодня заплачет, то она тоже не сможет сдержать слез.

— Во время терапии может становиться хуже, Том, — мягко сказала Франческа.

— Но как мне поможет знание того, почему мне плохо? Все равно я остаюсь ни с чем.

— Ты не думал, что ты слишком акцентируешь внимание на обладании этим ничем?

Том нахмурился и подпер голову рукой.

— Как этим можно обладать? Это же по сути ничего.

— А это ты мне скажи.

— Просто мне не дает покоя, что я не добьюсь этого. Да, возможно, бессмертие это как сублимация желания быть… любимым, — Том словно подавился на этом слове, но продолжил: — А вдруг бы меня отпустило? Ну даже если без этих политических переворотов жить вечно — прекрасно. Это бесконечное количество времени.

Гермиона в которой раз заметила, как изменилась его речь. Как она стала богаче, а тон спокойнее.

— То есть, ты думаешь, что обычного времени тебе может не хватить? Волшебники живут чуть ли не вдвое больше маглов.

— Не то чтобы не хватить… — протянул Том и сжал пальцами переносицу почти так же, как это делала Франческа. — Просто я не уверен, что за это время я успею найти то, что сделает меня по-настоящему живым.

Франческа хмыкнула, будто услышала именно то, что ожидала.

— Ты намеренно заменяешь слово «счастливым» и «любимым»?

— Да.

— Почему?

— Ну, это странно. Жить ради того, чтобы кто-то тебя полюбил. Унизительно. И я слишком жалкий, если хочу этого.

«Ты не жалкий!» — слишком громко подумала Гермиона и наклонилась вперед в кресле.

— Почему именно жалкий?

— Ну, словно я хочу этого. Хочу быть любимым.

— Что в этом плохого?

— Что для этого надо прилагать слишком много усилий. Заслуживать. А если ты оступился — то тебя разлюбили.

— Как оступился?

— Не знаю. Сорвался. Показал свой характер.

— Ты думаешь, что все близкие друг другу люди перестают любить по таким причинам?

Том горько хмыкнул.

— Меня никто и не начинал любить.

Франческа долго молчала.

— Похоже, — наконец начала она, — что ты всю жизнь бессознательно ищешь человека, который одобрил бы тебя и взял на себя часть ответственности.

— Похоже на то.

— Что ты чувствуешь от этого?

— Чувствую себя обманутым.

— Кем?

— Не знаю.

— Том, — строго сказала Франческа, — ты знаешь.

— О, прекрасно, — желчно выплюнул он. — Я и так миллион раз называл этих людей.

— Да, но ты не говорил, в чем они тебя обманули. Давай же.

— Мои родители, — с усилием сказал Том, — должны были обо мне заботиться. Но этого не случилось. Миссис Коул не должна была называть меня ненормальным, а Дамблдор не должен был видеть во мне абсолютное зло. Я так думал. Я не должен был в детстве видеть войну. Я не заслуживаю таких бесконечных испытаний. И, конечно, меня вправду обманули, чтобы забрать в эту реальность. Но жизнь это же не страна с радугой и пони, правда же? — Том наклонился вперед и закрыл лицо руками. Когда он поднял голову, то его щеки блестели от слез. — Тогда почему мне так больно и обидно? Чем я это все заслужил? Неужели я настолько ужасный человек?

Франческа долго молчала, а потом тихо и тактично спросила:

— А как ты сам думаешь — ты заслужил это?

Том едва слышно всхлипнул. Он наклонился вперед, спрятав лицо в ладонях, а потом выпрямился и глубоко вдохнул. В комнате было так темно, что Гермионе пришлось зажмуриться и поморгать, чтобы вернуть предметам четкость линий. Она не сразу поняла, что все это время Том просто дышал.

— Не заслужил, — четко ответил он, а потом добавил слишком уверенно, как будто старался убедить и себя тоже: — Это просто неудачное стечение обстоятельств, и прошлое нельзя изменить.

В коридоре она аккуратно коснулась его руки. Том старался не смотреть ей в глаза.

— Ты молодец, — сказала Гермиона, потому что знала, как важно было для него это услышать. — И я горжусь, что ты находишь в себе силы на все это.

В коридоре опять не хватало света — под ногами путались истонченные тени от подлокотников и дверных ручек. Он провел рукой по лицу, словно хотел снять усталость, как маску.

— С большим трудом.

========== Глава 6. Кошки ==========

Она старалась сосредоточиться на привычных вещах — работа до шести, ужин, еще какие-то мелочи… На ужине все и провалились: когда дети уехали в Хогвартс, некому было его приготовить.

— Может, закажем пиццу? — спросил Рон, рассматривая совершенно пустой холодильник. — Пиццу нам, ту, с ананасами, а Тому какой-то салат.

Гермиона тоже склонилась рядом к холодильнику.

— Том же не козочка, чтобы питаться одними листьями.

— Жаль, что он не умеет готовить.

Потом к ним в дверь позвонили: как оказалось, Том умел пользоваться интернетом по прямому его назначению и заказал им поесть еще до того, как они вернулись с работы.

Себе, похоже, он и вправду взял салат и какой-то отвратительный на вид смузи. Гермиона не успела расспросить его насчет этого — Том пожелал им приятного аппетита и закрыл у нее перед носом дверь своей комнаты.

Гермиона, доедая суши, думала о разговоре с Розой и Хьюго — на душе было потеряно и тоскливо, и она не знала, как решить эту ситуацию. Рон перехватил ее взгляд и улыбнулся, и на какое-то время, может, на четверть часа, она перестала себя накручивать.

— Я отправил им коробку этих конфет и предложил самим попробовать, что они подсовывают другим, — сказал он и подпер подбородок рукой. В тусклом кухонном свете Рон выглядел уставшим и задумчивым, но ей нравилось смотреть на него.

Запоминать каждую черту лица заново и, чувствуя внутри себя огромную эмоцию, все же каждый день знать, что эта эмоция — горячая — становится все больше. Гермиона провела большим пальцем по его губам и подалась ближе.

— Прекрасное решение. Я бы замучила их нравоучениями.

***

В кабинете Франчески Том замер у кресла, постоял так какое-то время, а потом лег на кушетку и закрыл глаза.

— Сегодня есть какая-то причина, почему ты выбрал кушетку? — спросила Франческа, а Том так громко вздохнул, как будто с трудом выдерживал ее компанию.

— Я все время чувствую себя уставшим, — сказал он. — Меня как будто выжали.

— Ты бы хотел чем-то заняться?

— Наверно, нет, — ответил Том. Он смешно сморщил нос, и Гермиона хмыкнула. У нее совсем не получалось сосредоточиться на его терапии — мысли занимал их поход в торговый центр, о котором они с Томом договорились перед выходом из дома. — Я просто хочу лежать и спать или, я не знаю, просто вести максимально отстраненный образ жизни.

— Это как-то отличается от того, что было раньше?

— Думаю, что да. Раньше меня убивали обида, злость, еще какие-то чувства, просто они были настолько сильными, что у меня не оставалось сил на что-либо еще.

— А сейчас?

— Ничего нет, — ответил Том слишком сдавленно. — Я так устал. У меня ничего не осталось.

— И что именно ты утратил?

— Все эти эмоции. Они толкали меня к цели. Они буквально двигали мной и заставляли что-то делать. Теперь у меня даже этого нет, — его голос дрогнул, — моя мечта превратилась в дерьмо, и самое смешное, что сейчас мне это абсолютно безразлично.