— Пожалуйста, — вдруг сказал Том и замер. Какое-то мгновение он не мог вздохнуть, и Гермиона видела, как от страха у него исказилось лицо. Потом трудность исчезла так же быстро, как и наступила. — Прошу вас, уйдите.

— Вдыхай, — повторил Рон строгим, но тихим голосом. — Выдыхай. Вдыхай…

Они сидели так долго — еще минут пятнадцать, прислушиваясь к дыханию друг друга. Гермиона растеряла все остатки сна, поэтому, как только Том перестал хватать ртом воздух, намочила полотенце и аккуратно вытерла ему лицо. Рон сел от него по другую сторону и молчал. Наверно, о чем-то думал.

Том заворожено перебирал пальцы.

— Было бы стремно захлебнуться рвотой во сне, — сказал он, но его голос звучал совершенно безразлично.

— Не то слово, — ответил Рон и видимо вздрогнул. Он встал, взмахом палочки стянул с кровати липкие простыни и зашвырнул их в корзину для белья. В комнате повисла тишина, как вдруг Рон подхватил Тома на руки и понес в сторону ванной. — И не брыкайся. Ты же не предмет какой-то, чтобы в тебя очищающие кидать.

— Эй! Я могу сам идти!

— И помоешься, может, сам?

Вспышка эмоции погасла так же быстро, как и загорелась: почти сразу Том нахмурился, уткнулся Рону лбом в плечо и обхватил за шею.

— Ладно, — сказал он почти шепотом. — Я устал.

— Ну, пара минут и все будет хорошо. А потом я с тобой даже посижу.

Гермиона постелила чистое белье и открыла окна — в комнату тут же вихрем ворвался ветер, а потом засвистел сквозняком где-то в ногах. Она еще пару минут посмотрела на дверь ванной, послушала, что говорил Рон, а потом, вздохнув, ушла в спальню.

========== Глава 4. Солнце рассвета ==========

Сквозь окно поезда поднимался рассвет, Роза и Хьюго на сидении напротив спали, повалившись друг на друга, а Том просто сидел с закрытыми глазами рядом с ней. Она смотрела на мелькающие пейзажи, на то, как солнце терялось в кронах деревьев, пока поезд не начал замедлять ход.

Гермиона растолкала своих детей и сказала:

— Приехали.

Она чувствовала странное предвкушение от этой поездки: потому, что давно не была на Саксонском озере и потому, что в зоологическом журнале недавно вышла статья о том, что там водились фестралы.

Когда они сошли со станции Вест-Драйтон, солнце уже почти поднялось. Она не чувствовала себя сонной, хоть за время поездки не сомкнула глаз.

— А думаю, что здесь красиво, — сказала Роза, а потом, скривившись, добавила: — Только очень рано.

Хьюго хмыкнул и посмотрел на Тома, но тот совершенно бесстрастно зевнул и, так ничего и не сказав, пошел вперед. Она взяла его вместе с ними, потому что мельком заметила, когда выходила ночью попить воды, что он сидел на кухне и слушал какую-то отвратительную попсу на плеере. «Хороших дней» у Тома становилось больше за пару недель, и она не собиралась это игнорировать.

Она хотела провести с ними больше времени перед школой, о чем и сказала. Дальше они шли в тишине — только время от времени Хьюго останавливался завязать шнурки, но ее это странным образом не раздражало.

На покрывале Роза стянула яркие желтые кроссовки, Хьюго с явным удовольствием ослабил шнуровку на своей обуви, а Том так и остался в старомодных туфлях.

— Мы могли встретить здесь рассвет, если бы ты так не копалась, — сказал Хьюго и посмотрел на Розу. Гермиона знала, что на самом деле его это не волновало, а просто было частью их игры.

— Ты бы увидел рассвет, если бы не спал всю дорогу.

Том не принимал участия в этом разговоре: он просто лежал, закинув руки за голову, и смотрел в небо. Она удивительно много сравнивала его со своими детьми: искала общие черты и схожие привычки, но чаще всего в этом было мало смысла.

— Я бы хотела увидеть фестрала, — сказала Роза. — Хотя я, конечно, видела рисунки в книгах.

— По-моему, рисунков достаточно, — неожиданно добавил Том. Его голос звучал отстранено, как будто он уже на середине фразы пожалел, что поддержал разговор.

Хьюго прищурился и взглянул на Тома.

— Опиши, как они выглядят.

— С чего ты взял, что я их вижу?

— Потому что ты их видишь.

Том резко сел, а Хьюго отшатнулся, но быстро вернулся на прежнее место. Гермиона хотела вмешаться, но вдруг поняла, во что на самом деле играли Роза и Хьюго: они упорно пытались вытащить из Тома несколько слов.

— Я расскажу, если вы расскажете мне про то, что не видел я.

Это очень напоминало то, как сама Гермиона на кухне их съемной квартиры в 43-м вытягивала из Тома то, чего он боялся.

Повисла неприятная пауза, и Гермиона уже подумала, что они проиграли, но Роза перевернулась на живот и заговорила:

— Драконы. Подумать только, ты никогда не видел драконов. Они совершенно прекрасны: огромные, очень опасные, смертоносные. В румынском заповеднике… — Она как будто специально замолчала и переглянулась с Хьюго. — Так вот. Румынские длиннороги: у них зеленая чешуя и просто великолепные острые золотистые рога. Сейчас они считаются вымирающим видом.

— Все это можно прочитать и в книжке, — хмыкнул Том и обнял колени.

— Да, — ответила Роза, — да, но мы видели, как он падает с неба, словно мяч, и пронзает этими рогами кусок мяса, а потом поджаривает его, как барбекю.

Ее глаза горели, когда она говорила. Гермиона смотрела, как утренние солнце путалось в рыжих волосах Розы и Хьюго, делая их еще ярче. Эта картинка казалась почти что мистической: в каждом жесте, выражении лица или преломлении света на одежде она чувствовала приятное спокойствие. И даже Том, с виду мрачный и отрешенный, был удивительно уместным — за последние несколько недель в его движениях стало больше мягкости и меньше усилия.

— Берите сэндвичи, — сказала она. — И тебя, Том, это тоже касается.

— Ты когда-нибудь видел метаморфа? — спросил Хьюго. — Нет? Наш кузен Тедди метаморф. Он может превратиться в другого человека без оборотного, он говорит, что раньше делал себя намного старше, чтобы покупать огневиски.

Том скептически нахмурился.

— Фестралы выглядят как скелеты, обтянутые кожей. Они мерзкие. Зубастые. Не знаю, я видел их со второго курса — они бродят в Запретном лесу, как потерянные собаки.

— А чью смерть ты видел?

— Хьюго, это лишнее, — резко сказала Гермиона. Том отвернулся и посмотрел на озеро. Она проследовала за его взглядом. На другом берегу стояли фестралы.

Ей стало не по себе.

— Лондонский блиц 40-41 годов. Я остался на зимних каникулах в Хогвартсе, а на пасхальные поехал в приют. Не помню, почему — вроде, кто-то со Слизерина спросил, почему я не езжу к своей семье. Мало кто знал, что я сирота. И я назло всем поехал.

Когда он говорил, его голос оставался бесцветным. Как будто Том просто вытягивал из себя эти рубленые фразы через силу. Может, так оно и было.

— В 43 году, кстати, немцы начали запускать ракеты, не знаю, как они назывались, и я молился всем богам, чтобы меня не запихнули в приют на лето.

— Извини.

Том вздохнул, ничего не ответив. Роза взяла с подстилки яблоко и вложила ему в руки.

***

На кушетке в кабинете Франчески Том с силой сжимал кулаки и кусал губы, и Гермионе очень захотелось увести его оттуда подальше. Это было похоже на насилие: словно мысли из него вытягивали медицинскими щипцами, и она уже жалела, что вызвалась наблюдать за этим.

— Возможно, я хотел, чтобы Дамблдор пошел со мной за покупками в школе, — сказал он на выдохе и болезненно поморщился. — Я не привык кого-то просить провести со мной время, но если бы он настоял или сказал, что это обязательно — обязательно, чтобы он пошел со мной, то я бы согласился.

Повисла пауза. Гермиона рассматривала его осунувшееся лицо, мятую футболку с чужого плеча и джинсы, и с трудом сопоставляла этот образ с тем человеком, с которым познакомилась в июне.

— Ты хотел, чтобы он о тебе позаботился?

— Что? — удивленно переспросил Том и склонил голову вбок. — Я был особенным и считал, что способен самостоятельно справиться с таким пустяком. Точнее, я считал себя особенным.