— Если я съем это, меня вырвет.

— А от чего тебя не вырвет? Чай? Печенье, маффины, блинчики, пирожные, запеченная курица, пирог со шпинатом, сэндвич с сыром? М? Я приготовлю все, что ты съешь.

Рон наклонился ближе к Тому и заглянул в его лицо. Гермиона хмыкнула и отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

— Ты выглядишь так, будто хочешь маффин и чай. Договор?

— Я хочу, чтобы меня сбила фура, а вовсе не маффин и чай, — выплюнул Том и широко улыбнулся, увидев реакцию Рона. Он соскочил со стула и ушел по ступенькам в свою комнату, даже не хлопнув дверью.

Рон громко вздохнул и уронил голову на руки.

— Я вообще не врубаюсь, что у него в голове.

Гермиона только вздохнула и пошла к Тому в комнату.

— А почему просто нельзя пить зелье? — спросил ее Том, когда они аппарировали прямо в Министерство.

— Потому что зелье может только притупить симптомы, а когда начнется привыкание — даже этого не будет. Магловская психотерапия комбинирует метод лечения, а у магов, увы, еще нет ничего подобного.

Она мягко толкнула его в спину.

— Давай, заходи. Меня не будет видно, можешь даже представить, что меня нет.

Том обернулся через плечо и кивнул. Гермиона поднялась на второй этаж кабинета и осторожно ступила на стеклянный пол: под ногами простилалась огромная комната, заставленная книжными стеллажами и множеством мебели, но даже так ей казалось, что там избыток незаполненного пространства.

Гермиона села в кресло, чувствуя странную дрожь во всем теле. Она сцепила пальцы в замок и посмотрела вниз. Через это стекло Том не мог ее видеть.

— Присаживайся. Меня зовут Франческа Роузмен.

Том сел в излишне мягкое кресло, немного помедлил и представился. Франческа мало изменилась с того времени, как Гермиона видела ее в последний раз, разве что просто постарела.

— Ты знаешь, что наши разговоры также слушает миссис Грейнджер? Ей нужно это для отчетности.

Ее голос был низким и мягким, но Том замер в одной позе, так и не расслабившись. Он кивнул и склонил голову к плечу.

— Сейчас я хочу просто выслушать тебя, хорошо?

Гермиона понимала, что нельзя так в одночасье понять, что с ним было не так, а его молчание еще больше раздражало ее. Раздражала эта непричастность ко всему, что происходило вокруг него. Том молчал какое-то время, как будто даже не услышал ее вопрос. Наконец он с расстановкой сказал:

— Когда я узнал, что в будущем все мои планы были провальными, то… — Он запнулся и, выдохнув, прикрыл глаза. — Все показалось таким тупым. Все, что я делаю, это просто бесполезно. В этом просто нет смысла.

Она заметила, как он сжал подлокотник.

— Я искал другой способ достичь бессмертия, — сказал Том словно через силу, а Гермиона вспомнила его витражную комнату в 43-ем году и кричащую книгу с темными заклятиями. — Но ничего не нашел. Совершенно ничего.

В огромном кабинете Франчески Роузмен Том казался ужасно маленьким, и Гермиона почувствовала странную жалось. Она посмотрела на носки своих туфель и на стекло, что было у нее под ногами. Через окна было мало света, черты лица Тома смазались, а сам он, казалось, стал частью комнаты.

Франческа молчала. Она всегда была немногословна, сколько Гермиона ее знала.

— Иногда мне кажется, — протянул Том, повернув голову к окну, отчего его глаза казались удивительно яркими даже с такого расстояния, — что я ничтожно маленький в сравнении со всем миром вокруг. Словно… все мои действия бесполезны.

— Какие твои действия бесполезны, Том? — впервые спросила его Франческа.

Гермиона скинула лодочки и села в кресло с ногами. Неужели она настолько мало участвовала в его жизни, что… она мотнула головой: кому, как не ей, известно, что ничьей вины в этом не было.

— Я не могу сконцентрироваться… да, на чтении не могу. Я просто смотрю на книгу и не могу понять, что там написано.

Его голос был тихим, немного неуверенным, и Гермиона очень захотела завернуть Тома в одеяло. У нее снова начала болеть спина, и она положила холодную ладонь на шею.

— И я за месяц не прочитал ни одной книги. Мне неинтересно. Кажется, что я занимаюсь чем-то бредовым. Я не могу спать.

— У тебя бессонница? — спросила Франческа все тем же приятным тоном. Ее кресло было точно идентично креслу Тома, но не казалось настолько мягким и обволакивающим.

Том не сразу отреагировал на ее вопрос, сквозь пол-потолок было видно, как он приобнял себя руками и дернулся, словно хотел поджать под себя ноги.

— Я могу уснуть на пару часов днем, а ночью только под зельем.

Том уперся лбом в колени и добавил:

— Я очень, очень устал. Если есть способ это прекратить…

— От одного сеанса я не смогу поставить диагноз и понять, какие таблетки тебе подходят, — сказала Франческа даже серьезнее, чем, возможно, следовало. — Просто говори. Если тебе будет легче, то можешь лечь на кушетку.

— Будет, наверно, — ответил Том и медленно встал, а потом осторожно коснулся кушетки ладонью, как будто проверяя ее реальность, лег и сложил руки на животе. Так Гермиона могла видеть его лицо и тусклые синие глаза. — По ночам у меня панические атаки, как говорит миссис Грейнджер, и каждый раз я как будто умираю, и это сначала было очень страшно.

Он закрыл глаза и совсем немного расслабился — опустил одну руку рядом с собой. Поэтому, вдруг поняла Гермиона, он каждую ночь сидел на кухне.

— А потом?

— Потом я привык, — ответил Том. — Кажется, что сейчас я уже не боюсь. Я ничего не боюсь, — добавил он уже увереннее, а Гермиона невольно вздрогнула. — Бывают дни, я их называю плохими днями… Я тогда уговариваю себя встать с кровати или сходить в туалет. Это так ужасно звучит. Раньше мне, например, казалось что-то очень простым — прочитать книгу, застелить кровать, сходить куда-то… Что-то найти… — Том неожиданно замолчал, а потом, спустя бесконечно долгие несколько минут, добавил: — Я только занимаю место.

— Почему ты так думаешь?

— Вы, наверно, издеваетесь, — фыркнул он. — Я ничего не делаю целыми днями, я вообще не знаю, что мне делать в этом, — слово «этом» Том словно выплюнул, — паршивом времени. Хотя, вроде бы, возможностей куча. Я просто слишком недалекий, чтобы этим распоряжаться.

Спустя время, когда Том вышел от Франчески, он выглядел еще больше опустошенным, чем всегда. Он ничего не сказал Гермионе и отводил глаза, когда она пыталась поймать его взгляд.

Дома она достала из безразмерного шкафа кресло-мешок, который купила еще очень давно и совсем не использовала, потому что в нем было неудобно работать, и принесла его в комнату Тома. Включила на ноутбуке Розы (потому что компьютер был все еще сломан) сериал от «Би-би-си» про Мерлина и усадила Тома смотреть. Потом, подумав, сделала ему овощной салат.

— Отдыхай. Ты огромный молодец, Том. Ешь салат.

И, не удержавшись, потрепала его по голове.

***

У них были четкие координаты. Гермиона толкнула дверь хлипкого дома, но та только дрогнула. Макс хмыкнул, а Гермиона вспомнила очень похожую сцену из какого-то фильма.

— Что-то я не верю, что мы приносим пользу, — сказал он и наклонился, чтобы не задеть головой карниз. Макс обтрусил штаны, а потом, чертыхнувшись, стукнул тростью об пол, а вся его одежда вмиг разгладилась.

В углах дома колыхалась от ветра паутина.

— Пользу приносят даже пауки.

— Но мы-то не пауки, — ответил Макс. Он осмотрелся. — Библиотека, скорее всего, в подвале.

Она не любила слушать рассуждения Макса, но, конечно, никогда ему об этом не говорила. Для нее важность их работы была категорично очевидной.

— Эти книги, которые мы разыскиваем, помогают восстановить культурное наследие магической Британии. — Гермиона пошла за Максом, а половицы скрипели у нее под ногами. — Если бы мы искали сожженную «Мадонну с младенцем» кисти Лукаса Кранаха, вроде, старшего, то ты бы так не возмущался.

На волосы упал паук и побежал по шее, но Гермиона быстро смахнула его и продолжила:

— Мы узнаем больше про другие миры. На это могут уйти годы, но — но! — это наука, Максимилиан!