– Главное – согласовать, что мы будем говорить, – предупреждаю я Энди, как только разговор по телефону заканчивается.

– В каком смысле? Я ни при чем. Не впутывай меня!

– Нет, ты при чем! Мы были вместе, когда потеряли их. И вместе потом искали.

– И это очень плохо, потому что…

– Ничего подобного! – рявкаю я. – Но мы потеряли своих туристов и, мало того, затянули с оповещением властей. Особенно с учетом погоды. – Тру ладонью лицо. – Это серьезное дело, Энди.

– Но босс-то у нас ты! И не устаешь мне об этом напоминать.

Я хватаю Энди за грудки и притягиваю к себе так, что наши лица почти соприкасаются.

– Мы были вдвоем – и я не припоминаю, чтобы кто-то настаивал на вызове спасателей, – рычу я. – Мы оба временами ехали слишком быстро, не заботясь о клиентах. Оба! И отвечать будем вдвоем. Улавливаешь? Попробуешь меня утопить, и я утащу тебя за собой. Мы оба себя проявили не с лучшей стороны. Действовали не так, как следовало бы, не правда ли? Ричард видел с клиентами нас обоих. По документам мы вдвоем владеем компанией, хоть деньги и были практически полностью мои. Так что ты отвечаешь наравне со мной. Ясно?

Энди яростно вырывается из моей хватки.

– А ну пусти!.. Ладно. Давай решим, что будем говорить.

«Дейли мейл»

30 декабря 1998 года

Один из двоих туристов, пропавших на курорте Ла-Мадьер во Французских Альпах, был найден живым в результате продолжительных поисков. Вчера его в критическом состоянии доставили в госпиталь в Гренобле.

Второй мужчина, предположительно его брат, до сих пор считается пропавшим без вести. Франсуа Дельпон, руководитель поисковой группы, заявил: «Наши специалисты продолжают поиски на горе, где братья катались на лыжах, но погодные условия сильно осложняют нам работу. Мы очень рады, что одного из них удалось найти живым. Поиски второго брата продолжатся, сколько будет нужно, с учетом погодных условий».

«Двое мужчин катались с местными инструкторами, которые сейчас помогают нашим экспертам выяснить, что произошло. Пока никто не был арестован, и по всем признакам данное происшествие является лишь трагическим несчастным случаем».

В комнате для допросов жуткая духота. Сейчас раннее утро, и я проторчал в участке всю ночь, дожидаясь, пока полицейские отыщут кого-нибудь, кто говорит по-английски, чтобы снять с меня показания. Из-за стресса мне не хотелось бы отвечать на вопросы на французском, чтобы быть полностью уверенным в своих словах.

Официально я не обязан дожидаться, пока меня допросят, но если сказать им, что я не стану сидеть и ждать переводчика, в то время как двое туристов пропали без вести, это может показаться странным, верно? Наконец, дверь открывается, и ко мне заходит мужчина с равнодушными глазами, в полицейской форме.

Я встаю, и он протягивает мне руку. Я пожимаю ее, и мы оба садимся.

– Спасибо, что пришли, – говорит полицейский. – Извините, что заставили вас ждать.

– Ничего страшного. Но это был очень долгий день, и я смертельно устал. Давайте перейдем к вопросам, и тогда все мы сможем немного отдохнуть.

Это звучит чуть более резко, чем я предполагал. Надо сохранять спокойствие. Придерживаться плана, напоминаю я себе.

– Думаю, вы уже знаете из новостей, что одного из мужчин нашли, – говорит офицер.

Волна облегчения прокатывается по моему телу, сразу же сменяясь паникой. Как он, жив? В сознании? Понимает ли, что мы слишком поздно вызвали спасателей? Где он был? Видел ли нас? Что он расскажет властям? Скажет, что мы ехали чересчур быстро? А может, это просто ловушка?

– Нет, я этого не знал! – едва не кричу я. – Почему никто не сказал мне?

– Должен перед вами извиниться, – отвечает полицейский и на мгновение прикрывает глаза, а потом опять смотрит мне в лицо. – Как вы уже сказали, это был долгий день, и все мы порядком вымотались. Наверное, вам не сообщили просто по недосмотру.

Ну да, конечно. Игры разума – вот на что это похоже.

– Так, значит, он…

У меня в крови бушует адреналин; на мгновение мне кажется, что меня сейчас стошнит. Он умер. Он мертв. Сейчас мне скажут, что он погиб. Я в этом уверен.

– Его уже доставили в госпиталь. Последнее, что я знаю, – он еще не очнулся. Врачи делают все возможное, но что будет дальше, пока непонятно.

Я киваю. Паника не отступает. Что, если он умрет? Или если другого найдут мертвым? По французским законам это считается убийством? Меня что, посадят в тюрьму? И почему я этого не знаю? Почему не озаботился проверкой, прежде чем открыл – нет, мы открыли – собственный бизнес? Тут нет моей вины, напоминаю себе. Я ни при чем.

– А что второй?

Полицейский мрачнеет.

– Поиски продолжаются, насколько позволяет погода, но, боюсь, шансов почти нет, согласны?

Я сначала мотаю головой, а потом киваю. Даже не знаю, что отвечать. У меня потеют ладони; вытираю их потихоньку о штаны.

– Вы не могли бы своими словами рассказать, что произошло с того момента, как вы встретились с этими двумя мужчинами, и до вашего звонка в службу спасения? – говорит офицер.

Я судорожно сглатываю.

– Хорошо. Так… я встретился с ними в три часа. Погода уже портилась, но они приехали всего на неделю, поэтому, как и большинство туристов, все равно хотели кататься.

Он кивает.

– Понятно. А раньше вы с ними встречались? Они подписывали договор?

Договор! Там же есть дисклеймер! Они подписали дисклеймер! Внезапно я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо тебе, господи, что французы так любят всякие бумажки.

– Ну конечно, – говорю я, хотя вспомнил об этом только сейчас. – До этого они приходили к нам в офис подписать стандартный договор: имя, адрес, уровень владения лыжами, обычный дисклеймер, что они катаются на собственный страх и риск, контактная информация…

Я упоминаю о дисклеймере как бы вскользь, но офицер делает соответствующую пометку. Внешне я сохраняю невозмутимость, хотя внутри меня все ликует.

– Ясно. А вы не заметили ничего необычного?

– Нет, ничего необычного. Вот только они написали, что оба опытные лыжники, а на самом деле их уровень оказался гораздо ниже.

– Я вас понял. И когда это выяснилось?

– Как только мы начали спуск.

– Хорошо. И что вы сделали?

– Видите ли, они сказали, что хотят на бэк-кантри, но я понял, что им такое не под силу, да и к тому же, с учетом их опыта и погодных условий, это в любом случае была не лучшая идея, – добавляю я осторожности ради, хотя на самом деле просто поленился их переубеждать, да еще и боялся, что в такую погоду спуск займет целую вечность. – Поэтому я решил провести их по Черному коридору – знаете его?

Полицейский кивает.

– Официально коридор проходит вне трассы, но начинается и заканчивается у станций канатки, и он не особо сложный, поэтому я решил, что это будет компромисс – я обеспечу клиентам безопасность, а они получат то, что хотели.

Черт, не надо было этого говорить! Я ведь не обеспечил им безопасность. Но это не моя вина. Не моя вина.

– Понимаю. И когда вы поняли, что они пропали?

– Мы начали спускаться довольно медленно, и поначалу я шел впереди – вне трассы я обычно веду клиентов, так безопаснее, особенно при плохой погоде. Но тут возникла небольшая проблема, потому что один из них оказался любителем скорости и стал меня обгонять, а его брату не хотелось отставать, и он погнался за ним.

Вот это хорошо. Они сами виноваты. Я ни при чем.

– Сначала все шло неплохо. Погода, конечно, испортилась, но они двигались достаточно уверенно, меньше останавливались, быстрее поворачивали, и приходилось даже напоминать им, чтобы не рвались вперед и следовали за мной. Потом мы добрались до того поворота – знаете, да? Они снова уехали вперед, а когда я миновал его, спустя всего пару секунд, их нигде не было.

Я снова вытираю ладони. Хотел бы я знать, где они нашли того парня… Я ведь понятия не имею, что на самом деле произошло и когда, кто ехал первым, кто вторым и на каком этапе, – я ничего не запомнил. Но я не собираюсь это говорить.

– В общем, я знал, что они впереди, и решил спускаться дальше, чтобы их догнать. Обычно члены группы периодически дожидаются друг друга. Но эти клиенты были – то есть являются – братьями и, похоже, немного соперничали между собой, поэтому могли наперегонки помчаться к финишу… что-то в этом роде, не знаю. Все происходило в присутствии Энди, моего партнера, хотя они оплатили только одного инструктора.

Естественно, я не собираюсь рассказывать, как мы с Энди соревновались на склоне и как я боялся потерять лицо. Будем надеяться, тот парень в госпитале не вспомнит всех подробностей, кто и куда ехал, – я их точно не помню. То есть если он вообще очнется. Я отпиваю глоток воды из пластикового стаканчика и замечаю, что руки у меня трясутся. Успокойся. Успокойся.