Кое-как приведя себя в порядок, Мэсси добрался до кухни, где ошалело замер в проёме, увидев спину Венома, целого и полностью в своём образе, в белом переднике, следящего за туркой с кофе и мажущего тосты маслом. Огромная чёрная мускулистая фигура, занимающая полкухни, бережно держала в огромной лапе кусочек хлеба и аккуратно орудовала ножиком, который казался зубочисткой в его руках. Обомлевший художник пробежался глазами по этой устрашающей фигуре, задержавшись взглядом на упругих иноземных ягодицах, которые вызывающе сверкали из-под завязок фартука, и удивлённо поморгал. Рядом с чёрной глыбой сидел пёс, радостно виляя хвостом и выпрашивая кусочки жареного хлеба. Для полноты картины Веному не хватало только бигудей на голове и стоптанных тапочек.

Симбиот повернулся к гостю, довольно зевнул, по-кошачьи прищурив глазки, без предупреждения вывалил огромный язык, который мгновенно увеличился в размерах, и лизнул охреневшего Мэйсона по всей его заспанной мордахе.

— Доброе утро, Мэйсон, — промурлыкал Веном, игриво качнув бёдрами. — Завтракать будешь?

— Доброе утро, Веном, — рассмеялся художник, вытирая рукавом лицо, — да, детка, не откажусь, это очень мило с твоей стороны. А где Эдди…

— Я всё запомнил, — перебил его симбиот, сосредоточенно снимая с огня турку, — кофе с молоком и сахаром. Иди в гостиную, я принесу.

Мэйсону ничего не оставалось делать, как подчиниться и позволить за собой поухаживать. Ещё его успокоил тот факт, что Венома вряд ли волнуют его растрёпанные волосы, утренние мешки под глазами и сонная унылость. Он уселся на диван, придвинул ближе журнальный столик и подозвал к себе собаку, которую начал ласково тискать и чесать ей животик. Через несколько минут в гостиной нарисовался симбиот, по-прежнему в улётном фартучке и с подносом в руках.

— Фу, зачем ты его трогаешь, — удивился Веном, поставив завтрак на столик и приземлившись рядышком, продавливая диван почти до самого пола, — сгони его, он же собака.

— Ну и что? Собака, человек, какая разница, все любят ласку. Вы что, никогда его не гладите?

— Нет. Он просто здесь живёт.

— Ясно всё с вами, парочка эгоистов. Ты будешь есть со мной?

Симбиот окинул взглядом своё творение, и, если можно так сказать, скромно покачал лысой головой.

— Нет. Это для тебя.

Художник спихнул Коляску на пол и уселся поудобнее, с интересом рассматривая ухаживания жидкого паразита, больше похожего на Чужого, чем на реального кавалера. Чашка кофе с молоком, подгоревшая яичница и огромные тосты, щедро намазанные растаявшим маслом, стекающим прямо на тарелку. Похожий завтрак ему однажды приготовил унюханный кокаином полностью волосатый араб, которого как-то давно соблазнил Мэйсон и о чём очень сильно потом пожалел. Спать с мохнатой гориллой оказалось не очень приятно, он всё-таки предпочитал гладко выбритых мужчин с нежной кожей и ухоженной задницей. Пробираться к любимым местечкам сквозь жёсткие джунгли и могучие заросли было мерзко, хотя невинный араб и скулил на его члене от наслаждения, как портовая шлюха, и даже приготовил ему ранний завтрак.

Мэйсон взял в руки тарелку с яичницей и попробовал её на вкус. Она оказалось совсем не солёной, жёсткой, как подошва кирзового сапога, но он повернулся к улыбающемуся Веному, подтягивая под себя одну ногу, и принялся за завтрак. Симбиот облегчённо выдохнул, разглаживая руками фартучек на коленках, и вытянул одну ногу вперёд, пошевелив на ней пальчиками.

— Ну вот, я целиком, — любуясь собой, проворковал Веном, — теперь ты сможешь меня нарисовать?

— С радостью, — кивнул художник, яростно вгрызаясь в свой завтрак, — только не сейчас, у меня скоро встреча в издательстве, потом ещё пара собеседований, а вечером я поеду к одному писателю с зарисовками к его книге. Я освобожусь часов в восемь или девять вечера, не раньше, но, поскольку я теперь живу здесь, я, конечно же, приеду потом сюда.

— Ну, хорошо, — лениво ответил Веном. — Отложим это до вечера. Вкусно?

— Очень. А где Эдди? Он сейчас в тебе?

Веном усмехнулся, торжествующе оскалился, открыл рот так широко, что его лицо расползлось в разные стороны, и Мэйсон на секунду встретился глазами с Эдди, потеряно моргнувшему ему из обрамления из чужих клыков. Он попытался что-то сказать, но симбиот быстро захлопнул пасть обратно, лишая своего носителя права голоса.

— Хм, Веном, — начал Мэсси, с адскими усилиями проглатывая остатки завтрака, — спасибо за заботу. Это неожиданно и очень трогательно. Не знаю, чем там Эдди недоволен, но ты отличный парень. Мне крайне редко готовят завтраки.

— Я, так то, для Эдди не готовил никогда, — ковыряя пальцами спинку дивана, пробубнил симбиот. — Он мой носитель, а не друг, да ещё и полоскает меня с утра до вечера.

— Ну его можно понять, — поспешно сказал художник, — я ведь смотрю на тебя со стороны, и ты мне кажешься самым прекрасным созданием в мире, а в нём ты поселился, руководишь им, вот он и ворчит. Я бы, может, тоже был бы недоволен, что во мне кто-то живёт, да ещё и постоянно угрожает. Эдди ещё хорошо держится, я бы изошёл на панику, точно тебе говорю.

Веном задумчиво моргнул пару раз и согласно кивнул. Мэйсон попробовал кофе, в котором оказалась соль вместо сахара, и, сделав показательный глоток, убрал его от себя подальше. Если яичницу он ещё смог осилить, то пить такие помои он бы не согласился даже за все сочные задницы во вселенной, хотя такой милый жест от симбиота и заставлял его сердечко трепетать. И не только сердечко.

— А, кстати, Веном, ты любишь шоколад? — спросил Мэйсон, вскакивая с дивана и бросаясь к своей сумке, доставая оттуда несколько сладких плиток. — Я вот без шоколада жить не могу, особенно с цельными орехами. Если с утра не съем хоть одну шоколадку, то день прожит зря. Бери, угощайся.

— Спасибо, — улыбнулся симбиот, взяв шоколад и забросив себе в топку целую плитку прямо в обёртке. — Вкусно, жрать можно.

— Вот ты олух, — рассмеялся художник, — так ты ничего не почувствуешь. Тебе надо научиться быть не таким торопливым. Вкусные и прекрасные вещи надо смаковать, наслаждаясь каждым моментом, и получать от этого удовольствие. Ну да ладно, забудем о шоколаде и давай вернёмся к нашему портрету.

— Давай.

— Отлично, — кивнул Мэсси, придвигаясь ближе к Веному и кладя ему ладонь на коленку. — Нарисовать хорошую картину не просто, если это, конечно, не шарж или карикатура. Я берусь за них редко, и прежде чем приступить к работе, мне надо хорошенько узнать того, кого я буду рисовать. Весёлость, как и мрачность, может быть временной или сиюминутной, и очень плохо, когда я наделяю портрет такими чертами, которых нет и в помине. Я предлагаю нам познакомиться поближе, чтобы на этот раз моя работа тебе понравилась, а не так, как вчера. Что скажешь?

Веном хмуро откинулся на спинку дивана, раскидывая руки в стороны и цепляясь ими за спинку, и задумчиво посмотрел на чужую ладонь, лежащую у него на ноге. Неожиданно он снова вывалил свой мокрый и скользкий язык, который, как змея, пополз вперёд, не спеша обвивая шею застывшего художника в несколько слоёв, и упершись самым кончиком ему в подбородок, приподнял лицо Мэйсона вверх, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Познакомиться поближе? — недовольно спросил симбиот, немного сдавливая его горло. — Насколько ближе? Разве мы уже не познакомились? Я сразу тебе сказал, меня не волнуют ваши земные сексуальные радости. Я совсем другой.

— Вот об этом и речь, — прохрипел художник, испуганно сглатывая. — Мы просто проведём вечер вместе, и всё. Поболтаем немного, я хочу узнать тебя получше. Я ведь тоже не такой, как все. Может, мы сможем найти общий язык.

Веном усмехнулся, ослабил захват, а затем и вовсе убрал удавку с шеи Мэйсона, выразительно моргающего глазами. Художник облегчённо выдохнул, потирая мокрое от космических слюней горло, но улыбнулся и руку от симбиота не убрал.

— Что значит не такой, как все? Объясни.

— Я пансексуал, и понял это довольно рано, когда попал на выставку и впервые увидел Мону Лизу. Ты знаешь, о чём речь?