С виду это было вполне обыкновенное цветущее поле, но богатырь не тешил себя напрасными иллюзиями. Он-то помнил страшную сказку про тихие омуты. И каждая из трясин таила в себе гораздо больше опасности, чем целое болото где-нибудь на западе от Траволесья.

Лучан напоил коня и отпустил на все четыре стороны. Негоже подставлять скотину под неминуемый удар. Случись хозяину остаться в живых, конь несомненно отыщет его, а коли нет… Зачем мертвому конь? Без надобности.

Богатырь устроил себе лежбище в тени раскидистого куста жимолости. Чтобы по утрам не донимала роса, он постелил на траву серый кожаный плащ, пожалованный ему самим Горобоем – старейшиной рода. Сверху вырос шалаш из сухих веток и коряг. Получилось более или менее сносно.

Кругом раскинулось необъятное поле, покрытое ровным ковром сочной зелени. Пожалуй, это было самое коварное болото материка. Здесь никто бы не смог разглядеть хоть самой захудалой тропинки. Змиева топь собрала в себе бесчисленное количество кочек и низин, но опять же они были скрыты от посторонних глаз ведьмовскою травой, точно подрезанной под одну гребёнку. Но самым страшным было то, что не углядишь там и трясины. Глянешь обычным глазом и видишь ясную цветущую поляну, а поди, попробуй одолеть до конца!

Змиева топь присутствовала во многих сказках и легендах племен неревов, и ни в одном сказании и полсловом не упомянуто, чтобы кто-то возвратился оттуда живым. А если, возвращались, то упырями или навями.

Устроив себе нехитрое пристанище, богатырь затаился. Ему уже случалось ходить на всяких гадов и доводилось возвращаться с победою, но на столь крупное чудовище Лучан ещё не хаживал.

Три дня он терпеливо ждал. Старался меньше спать и есть, а всё больше следить за топями. Костров не палил, а грелся старым, как мир, способом – настойкой по рецепту деда Горобоя.

Говорят, кто ждёт, тот обязательно дождётся. На склоне четвертого дня, когда предательский сон уже грозился навалиться на замёрзшего богатыря, раздались хлопки кожистыми крыльями, как у нетопырей, только больше. Гораздо больше.

Сон, как рукой сняло. Лучан встрепенулся и тихонько потянул из деревянных ножен старый зазубренный меч. Чтобы лишний раз не шуметь, он ещё давеча снял их с пояса и положил рядом с головой. Ведь всякому ведомо, какой слух у змей.

Огромные перепончатые крылья вместо передней пары лап на миг заслонили собой предзакатное солнце. Серая с маленькими костяными рожками голова на тонкой змеиной шее озиралась по сторонам. Вероятно, приглядываясь, всё ли ладно. В зубастой пасти жалобно блеял ягнёнок.

Летучий змей упал в болото с таким грохотом, что у Лучана заложило уши. Земля всколыхнулась, и коли бы богатырь стоял сейчас на ногах, обязательно бы упал. Чудовище вновь огляделось и несколько раз втянуло ноздрями воздух. Притаилось, словно что-то почуяло. Но этого не могло быть – ещё загодя богатырь обмазался грязью и болотной тиной, чтобы отбить человеческий запах.

Наконец, чудовище успокоилось и принялось уплетать барашка.

Лучан глубоко вздохнул и вознёс мысленную молитву Господу. Он подождал, пока летучий змей набьёт брюхо бараном, и тихонько выбрался из укрытия. Старики в Служке и Нижней слободе припоминали, будто бы в древних сказаниях говорилось, что сытая тварь становится менее расторопной и агрессивной.

Змей почуял чужого, когда между ними оставалось не больше сотни шагов. Чудовище быстро обернулось и, вытянув шею в струну, зашипело.

Человек встал и пошёл прямо. Он больше не скрывал свою молитву и читал её вслух немного нараспев. Звук собственного голоса и стройный мелодический размер сакральных слов успокаивал.

Воин сам не понял, как пропустил тот момент, когда бестия прекратила шипеть и рванула с места. От невероятных челюстей его спасло чудо. Только так можно объяснить то, что в самый последний момент, когда пасть исполина готова была захлопнуться, человек упал на одно колено и молнией перекатился вправо.

Мгновение спустя Лучан выбросил руку с мечом вперёд и вверх. Послышался чудовищный рёв. Летучий змей взвился ввысь и заложил несколько лихих виражей над землёй. На спелую траву упали рубиновые дурно пахнущие капли.

Богатырь особенно не обольщался, едва ли ему удалось вслепую хоть сколь-нибудь крепко ранить зверя. Скорее всего, лёгкое рассечение, но и это уже хорошо. Если повезёт, то вспышка боли хоть на долю мгновения ослепит тварь.

Летун взмыл под самые облака и камнем бросился вниз. Маленький человек с нелепым стареньким мечом в руках оставался на месте и ждал. Враг пронёсся всего в нескольких саженях над головой. Воин уклонился от смертоносных когтей на задних лапах змея.

В следующий раз мужчине удалось полоснуть противника по брюху, но и сам он неплохо получил. Точно тряпичную куклу, Лучана протащило по скользкой вечерней траве. В ушах зазвенело. В следующую секунду он ощутил, как левую ногу сдавила дедерова хватка и рванула вверх.

Воин заорал и едва не выронил меч. Земля стремительно удалялась, а глаза отказывались поверить. С перепугу богатырь полоснул змею по крылу и попытался ткнуть в подмышку. Но и разорванного крыла оказалось достаточно, чтобы чудовище взвыло и грохнулось, взрыв своей тушей землю.

Лучан потерял верх и низ, правый бок, казалось, раскололся на тысячи мельчайший острых частиц. Его несколько раз подкинуло вверх, прежде чем бросить в смрадную холодную лужу.

Как ни странно, меч по-прежнему крепко сидел в руке. Опираясь на него, воин попытался встать, но вдруг понял, что ноги накрепко увязли в прочных гибких водорослях, которые всё вернее тянут его вниз. Позабыв про все наставления, про то, как всё детство провёл на болотах, охотясь за светящимися гнилушками, он принялся биться и суетливо пытаться выбраться. Разумеется, каждая его попытка только усугубляла положение.

Помощь пришла откуда не ждали. Дедеровы когти вцепились в спину и рванули вверх. Летучий змей вытянул шею и попытался поймать добычу в полёте. В тот самый миг, когда до аршинных клыков оставалось всего несколько вершков, богатырь выбросил руку вперёд, и зазубренное жало меча с хрустом вошло в нёбо чудовища.

По округе разнёсся рёв, заставивший пригнуться траву и затрепетать деревья. Огромная крылатая туша с глухим грохотом упала в трясину и забилась в агонии.

Богатырь лежал в косой сажени от умирающего тела лицом вниз и не шевелился. Правая сторона отказывалась повиноваться, а в голове стоял невыносимый гул. Кажется, левая нога увязла в трясине и медленно тянула за собой остальное тело. Перед глазами плясали разноцветные круги, и Лучáн не смог бы поручиться, привиделась ему в тот миг пара миниатюрных ступней, или они там действительно были.

Стрекотали кузнечики, в стогу копошились мыши. Пахло скошенной травой и ещё непросохшим сеном. Переменчивый ветер то нёс запах тины с Нúствы, то едва уловимый приятный аромат хвои с перелеска.

На высоком, крытом мешковиной стоге, положив руки под голову, лежали мальчик с девочкой лет двенадцати. Они уже порядочно замёрзли и клацали зубами, но не смели оторвать взора от бездонного неба с россыпью звёзд. Ни одного облачка их не закрывало. Погода стояла безмятежная.

– Видишь эти семь звёзд, как бы жмущихся друг к другу? – водя перед собой указательным пальцем, спрашивал Анéй. – Это Стожары. В некоторых свитках говорится, что именно оттуда к нам попадают маньяки.

– Но ведь пастор говорил, что маньяков на нас посылает Господь, как наказание за грехи наши, – возразила Ия. – Выходит, он врёт?

– Пастор? – стушевался парень. – Не знаю. Скорее всего, врут свитки. Ведь в некоторых сохранились предания ещё с языческих времён, когда до людей не дошло святое писание.

– Значит, Стожары не имеют отношения к маньякам? – настаивала девочка.

– Не знаю я, – раздражённо бросил Аней. – Говорю, что читал. Не сам же придумал…

– Глупые ты вещи читаешь, – поморщилась Ия. – Вот я читать вовсе не умею, но знаю, и про маньяков, и про звёзды. Никто оттуда не падает. Звезда сама появляется на небе, когда рождается человек, чтобы освещать ему путь земной, даже когда становится совсем туго и темно. А когда мы умираем, наша звезда гаснет или падает.