Если раньше никто из них не выезжал дальше соседней области, теперь не по разу в год путешествия по разным странам, репутация ценителей искусства, настоящих гурманов. Все восхищались: «Какая гармоничная пара! Как интересно вы живёте!»

Но (без этого слова, к сожалению, не обходится даже самая романтичная история) вместе с карьерой у возлюбленной росли и самомнение, гордыня: только она может делать такую карьеру, зарабатывать большие деньги. А он со своим свободным творчеством, множеством талантов, аналитическим умом и неординарной внешностью заработал только нищенскую пенсию (у них серьезная разница в возрасте).

Теперь они путешествуют врозь. Он – только по делам, она – каждые выходные не первый год на своей машине уезжает в соседнюю страну и, не утруждая себя объяснениями, в будни домой возвращается ближе к полуночи.

Поначалу он попытался поговорить, объясниться. Но каждый раз нарывался на крики, даже грубый мат, которые провоцировали мужчину, скажем мягко, на резкие действия. Объяснение было одно: «Я никому не мешаю, живу так, как мне нравится в лучшем городе». Иначе говоря, не нравится – освобождай место.

Поначалу гордый мужчина поддавался на провокации, но вскоре понял, что никакие разумные доводы не будут услышаны. С её прежним мужем была такая же история, из которой хорошенькая головка не вынесла урока. Нынешний – не прежний. Этот понял, что ежедневные разборки и скандалы и, как «коллега», утешение в водке, ни к чему хорошему не приведут. Для неё сейчас дороже материальное благополучие: деньги, карьера, автомобили, свобода передвижения. Надо лишить ее этих благ, как минимум располовинить. Оснований для развода более чем достаточно. Не надо доказывать. что никакой интимной близости давно нет, унизительно искать доказательства супружеской измены. Не только из-за мужского эгоизма. Достаточно будет адвокату запросить и получить справку о еженедельных переездах госграницы в выходные без мужа в течение хотя бы последнего года – судьи безоговорочно решат имущественный спор в пользу мужа. Её репутации тоже будет нанесен ощутимый урон: в респектабельной фирме не будут сквозь пальцы смотреть на такое. К тому же сверхвысокая гордыня наверняка увеличила число «доброжелателей» среди коллег, которые, скорее всего, не упустят такого козыря.

История так и закончилась: был громкий процесс. Знакомый адвокат рассказывал, что муж хотел только наказать её выигрышем процесса, но потом всё оставить ей и уйти. Уйти, как и начинали, прихватив две дорожные сумки с личными вещами. Видимо, обида обидой, но любовь всё ещё осталась.

Так ли это случилось – я пока не знаю: давно не видел своего друга-адвоката.

21 июня 2021 г., Сочи

—–

Мы жили в вятской деревушке, в добротной бревенчатой избе. На втором этаже (или, как говорят вятские, «в верху») – спальни и детская, на первом (в «низу») – горница и кухня, в центре избы – основательная русская печь. Всё, в том числе и мебель, сделано своими руками. К дому, разумеется, прилагались все остальные атрибуты деревенской усадьбы – сени, клети, огромная ограда, баня, колодец, хлев…

В долгие морозные зимы наши малыши почти всегда находились «в верху» – там было теплее. Взрослые могли закрыть люк и, не боясь, что дети упадут или что-то себе переломают, заниматься по хозяйству.

В марте 92-го мы в числе последних по советским законам получили от ОПХ «Пригородное» трехкомнатную полублагоустроенную «хрущёвку». Прихожая – узкая кишка в ширину входной двери, кухня и все остальные комнаты – двоим не разбежаться. Детям негде «подуреть». Мой двухлетний сын ещё долго подходил к входной двери и хныкал: «Низ хочу!», «Бабуш, ташки хочу!». Он и сейчас, 16-летним парнишкой, бегает туда. И в самые трудные и счастливые минуты жизни я вспоминаю свой сельский двор, на месте которого давно стоит цех молочного комбината. В моих снах он всё ещё живой. Мой ДОМ, благодаря которому я стал таким, как есть…

Есть ли у вашего ребёнка такой ДОМ?

2006 г., Краснодар

—–

В середине прошлого столетия краснополянские греки завели традицию: ежегодно летом проходить по горным тропам предков, которые в семидесятые годы XIX века пришли в Красную Поляну со Ставропольской губернии.

В поход шли только мужчины. С собой брали только самое необходимое: продукты и туристское снаряжение. Главной целью было не мотать километры и покорять высоты (это входило в «обязательную» программу), а пообщаться друг с другом в тесном кругу: небо, высокие горы, лес – чистый от всего наносного мир и ты с друзьями, близкими…

Общность греков (слово «община» здесь не уместна) очень отличается от других национальных объединений: они живут так же, как и жили их предки тысячелетиями: каждая семья – отдельное государство. Но между ними прочная связь: они прекрасно знают: как живёт и чем дышит каждое «государство», в случае необходимости всем миром могут прийти на помощь, разделить горе, поделиться счастьем.

Они такие же неуёмные, как и их предки: если те подарили миру прекрасную бессмертную культуру, нынешние, краснополянские, греки – изумительный «Традиционный поход».

В истории походов был сорокалетний перерыв, они возобновились семь лет назад, в 2002 году. Теперь уже в новом качестве – «Традиционный поход жителей Красной Поляны». Как и прежде, в поход идут только мужчины, но не имеет значения какой ты национальности, ты – краснополянец. Здесь все друг друга знают с пелёнок, вместе жили, учились, работали. Поэтому нет необходимости изображать из себя кого-то – мигом раскусят и скажут в лоб. Крутой бизнесмен, который ворочает миллионами легче, чем его товарищ-дорожник лопатой щебёнку, в этом походе равны. Если появляется кто-то новый – из детей ли, гость ли какой, проходит обряд посвящения: целует флаг участников похода, принимает на грудь походные сто граммов и в путь.

Я тоже поцеловал флаг и впервые в жизни поднялся на вершину кавказской горы, горы Аишхо, искупался в снежном озере. И прочувствовал что такое кавказские горы и настоящие кавказцы.

Июль 2009 г., Сочи

P.S. Я с ними ходил в походы три лета. Сейчас поход краснополянских греков в очередной раз – история.

—–

Шагая вдоль бело-голубых рядов картин рериховской выставки, открывшейся в областном художественном музее в дни трагедии в Беслане, я вспоминал свою единственную поездку на Кавказ в апреле 1982 года, после осетино-ингушского конфликта «местного значения»…

Тогда, как нам рассказывали, дело началось с драки между студентами: осетины избили студента-ингуша, который учился в Орджоникидзе (сейчас – Владикавказ). Потом сотни людей с обеих сторон учинили разборку за городом, на Военно-грузинской дороге. Разнимали их войска, в Орджоникидзе действовал комендантский час.

Нам, военным, не советовали после семи вечера ходить по городу в одиночку. И помню нашу поездку в гости на выходные в чеченское село Верхний Наур Надтеречного района (в нашей команде был парень с этого села). Помню свой восторг от гостеприимства, которое нам, четверым военным (узбеку, татарину, ингушу и кубанскому казаку) там оказали, устроив в нашу честь целый пир с песнями и танцами с участием всего села, от взаимоотношений между поколениями, между мужчинами и женщинами. Долгие годы я не уставал рассказывать о чеченском гостеприимстве друзьям и знакомым, мечтал побывать там ещё раз.

Через много лет Чечня превратилась в кровавую арену. После ареста корреспондента радио «Свобода» Андрея Бабицкого (февраль 2000 г.) с болью в сердце в «АиФ‑Вятка» я написал: «Я бы тоже очень хотел посмотреть в глаза этим боевикам, среди которых, вероятно, окажутся и мои бывшие сослуживцы по Советской Армии. Целовать один флаг, есть хлеб-соль из одной миски, потом стрелять по своему товарищу по оружию (неважно какой он национальности!) называется не иначе, как предательство. У любых народов».