"Прометей" по моей классификации относился к умеренным объединениям интеллигенции, в основном, литераторов и художников. Смирные, не из "отчаянных"; палку не перегибали, иногда собирались тесным кружком повздыхать и поплакать над несправедливостью жизни, редко устраивали пикеты у проходной "Тантала". Не знал, что они и Букпрайса заманили в свои сети.
- Роб, я сэкономлю нам время и расскажу, что будет, - сказал я. - Сейчас ты толкнешь речь о том, как трудно жить на свете без бессмертия, а потом предложишь мне вынести из "Тантала" технологию продления жизни и передать в "надежные руки". Так?
Букпрайс отвел взгляд в сторону и засопел, как паровоз на подъеме в гору.
- Роб, я уже навидался и наслушался таких речей. Как бы красиво они не звучали, все сводятся к "ты должен помочь мне стать бессмертным!".
Уголок губы Букпрайса дернулся в гримасе раздражения. Правду резать в глаза любят многие, а слушать почему-то не любит никто.
- Поэтому, Роб, я пойду домой и, по старой дружбе, не сообщу о нашем разговоре в службу безопасности...
Я встал, чтобы выйти из-за стола.
- Да, не нужно мне твое бессмертие, - прорычал Роб. - Оно мне уже в печенках сидит! Лучше бы его и не изобретали еще сто лет!
От неожиданности я сел обратно.
- Что значит "не нужно"?
- То и значит, - сказал Букпрайс уже спокойнее. - Насмотрелся уже на "бессмертных"...
- Где насмотрелся?
- Есть у меня одна... знакомая - состоятельная женщина, красивая, умная.
Здесь я ему поверил, недостатка в поклонницах Букпрайс никогда не испытывал.
- Пять лет назад она стала клиентом "Тантала", и с тех пор, как подменили: лишнего не ест, вина не пьет, помешалась на спорте и здоровых привычках...
В "Тантале" этот феномен называли "комплекс Кощея". Вечная жизнь не спасала от опасных болезней и несчастных случаев, и, победив старость, бессмертные осознавали, что они по-прежнему смертны. И хуже всего, что смертны внезапно. Кто-то ударялся в заботы о здоровье, кто-то месяцами не выходил из дома, кто-то окружал себя еще одним кольцом телохранителей. Словно, после прививки бессмертия многократно возрастала ценность жизни. Так берегут новую дорогую вещь первое время после покупки. Обычно, "комплекс Кощея" проходил в течение двух-трех лет, но в редких случаях становился постоянным страхом.
- ... представляешь, она даже мне предлагала...
- Что?
- Говорю, она и мне предлагала вечную жизнь...
- И?
- Я отказался, - сказал Роберт Букпрайс.
- Она предлагала тебе... Это же безумно дорого...
- Да, что-то вроде десяти миллионов сразу и еще миллион каждые семь лет.
- Точно, - подтвердил я. - И эта дама предлагала оплатить тебе прививку?
- Ну, так получилась, что с одной стороны ее семье принадлежит несколько каналов и интернет-агрегаторов и деньги не проблема, а с другой "эта дама" очень высокого мнения о моем таланте и... других достоинствах.
Я смотрел, как Букпрайс пьет свой сладкий кофе, и ощущал, как внутри разгорается какое-то новое, незнакомое чувство к этому толстому поэту в потрепанном плаще.
Этого не может быть! Он смеется надо мной! Он врет!
- Но я отказался.
- Почему? - выдавил я из себя вопрос.
- Сейчас я принадлежу только себе, - объяснил Букпрайс. - Ем что хочу и сколько хочу, пью, курю, наполняю кубок жизни вином удовольствий и ощущения воплощаю в слова.
- Но это же бессмертие...
Букпрайс покачал головой.
- Это всего лишь долгая жизнь. Рано или поздно она закончится, и что останется? Что появится в мире такого, уникального, особенного, чего без тебя не появилось бы?
- И что это? - спросил я.
- У каждого свой путь к бессмертию. Каждого Природа наделила набором талантов и способностей, свойственных только этому конкретному человеку, что помогут ему стать по-настоящему бессмертным. Для меня это - стихи, воплощенные в слова и рифмы переживания, ощущения, мысли.
- Но за долгую жизнь можно написать больше стихов, научиться писать лучше, пережить больше ощущений...
- Думаю, если идешь не в ту сторону, то за долгую жизнь напишешь больше плохих стихов или испытаешь больше пустых удовольствий. Тем более, творческий запал тоже не бесконечен. Шекспир в последние годы почти не писал, а то, что писал - лучше бы не писал. Я так не хочу.
Незнакомое чувство внутри казалось мне очень похожим на ненависть.
- Тогда зачем ты здесь? Зачем связался с "Прометеем"?
Я злился все больше. Он что, действительно, меня разыгрывает?
- Они погибают, Джонни.
- Кто?
- Наши друзья: поэты, художники, писатели.
- Погибают?
- Или даже хуже. Ты помнишь Филиппа Доменека, гениального в своем роде художника?
