Согласно Савицкому, главной причиной страданий местного населения были не реквизиции в пользу армии, а «господа молдавские [которые] самым тягчайшим способом угнетают свое отечество». Наиболее распространенной формой злоупотреблений была неконтролируемая раздача исправниками налоговых льгот, в результате которой некоторые крестьянские семьи поступали в исключительное услужение боярам-землевладельцам, в то время как их доля государственных налогов возлагалась на других крестьян. Члены Молдавского дивана использовали своих родственников среди исправников для того, чтобы исключить свои владения и проживавших в них крестьян от фуражной и подводной повинностей в пользу российской армии. Другой причиной разорительных диспропорций в раскладке налогов было систематическое недонесение исправниками истинного числа податного населения в их уездах. Согласно оценке Савицкого, реальное число податного молдавского населения вдвое превышало официальные цифры[166].
Трудности, испытываемые российскими чиновниками в Молдавии, хотя бы частично компенсировались присутствием самого Кушникова в Яссах, а также особенностями молдавского боярства. По словам французского консула Шарля Леду, молдавская знать была «бесконечно богаче и менее алчна [чем валашская]; между боярами больше согласия и они больше любят свою Родину… Если война продолжится, [Молдавия] продержится еще какое-то время»[167]. Ситуация в Валахии была куда более сложной. Местную элиту раздирали внутренние конфликты с самого начала российской оккупации. Способность Кушникова контролировать ситуацию сильно ограничивалась неэффективностью его заместителя в Валашском диване, а также вмешательством российского военного командования в дела гражданской администрации. К 1810 году военные действия на Дунае внесли в хаос в экономику и внутреннее управление Валахии, чье население было вынуждено содержать большее количество российских войск, чем население соседней Молдавии. «Если нынешнее положение вещей продолжится еще год, – писал Леду, – Валахия превратится в разоренную страну без ресурсов, которую придется заселять снова, потому что бесчисленное число селян, проживавших вблизи Дуная, от отчаянья бежали и продолжают бежать в Болгарию, в сторону Систова и Никополя, где их хорошо принимают»[168].
Кушникову не требовалось испытывать особую симпатию к молдавским и валашским крестьянам для того, чтобы осознать, что коррупция в местной администрации представляла собой серьезную политическую проблему. По мере того как официальные налоги и противозаконные поборы становились непосильными для местного населения, сенатор-председатель был вынужден использовать российские войска для сбора налогов. Сама по себе такая практика не была чем-то из ряда вон выходящим в России XVIII столетия, особенно в период, предшествовавший губернской реформе 1775 года. Однако в контексте российской оккупации княжеств применение войск в фискальных целях ставило армию в крайне неприятное положение. Тем самым, российский главнокомандующий и российский солдат оказывались соответственно на самом верху и в самом низу местной административной иерархии. В результате они по крайней мере частично несли моральную ответственность за злоупотребления, совершаемые местными чиновниками, составлявшими средний слой этой иерархии.
Осознание этой политической проблемы мотивировало попытки преемника Прозоровского на посту главнокомандующего генерал-лейтенанта П. И. Багратиона улучшить отношения между армией и населением посредством преобразования местных институтов. Багратион находил возмутительным, что российские войска начинали восприниматься как источник бед местного населения[169]. Он утверждал, что до войны Валахия поставляла в Константинополь продовольствие, достаточное для того, чтобы прокормить все полумиллионное население османской столицы. Следовательно, неспособность княжества обеспечить пятидесятитысячную российскую армию могли объяснить «либо недостаток доброй воли, либо порочное управление»[170]. Российский главнокомандующий отверг первую из возможных причин; как и большинство образованных россиян своего времени, он был уверен в принципиальной преданности молдавских и валашских крестьян православному царю. Согласно Багратиону, «сами чиновники, к управлению определенные, суть причиною доведения народа до нищеты и до отчаяния». Вместо определенного армией количества продовольствия и фуража чиновники облагали крестьян денежным налогом, а затем использовали эти деньги для закупки того самого продовольствия и фуража по искусственно заниженным ценам. В результате истинный размер экстраординарных поборов с населения вдвое или втрое превышал то, что требовала армия[171].
Багратион полагал недостаточным просто заменить проворовавшихся исправников, но стремился изменить и саму практику местного управления. Хотя исправники продолжали ведать всеми его аспектами, российский главнокомандующий настаивал на их избрании посредством баллотировки на неопределенный срок, а не на год, как то определял местный обычай[172]. Тем самым Багратион пытался искоренить основной источник злоупотреблений, а именно торговлю административными должностями. Российский главнокомандующий также прекратил назначение двух исправников в каждый уезд, как это было заведено Константином Маврокордатом в середине XVIII столетия, поскольку на практике расчет на то, что доносы исправников друг на друга помогут сократить злоупотребления, не оправдался.
Чтобы повысить компетентность и создать преемственность на уровне местной администрации, каждому исправнику было определено по два заместителя из числа бояр второго класса, которые должны были приводить указания исправника в исполнение. Багратион предполагал, что таким образом заместители со временем ознакомятся с местными условиями и будут готовы в свою очередь занять должность исправника[173]. Российский главнокомандующий также ввел некую разновидность прокурорской службы, состоящей из российских офицеров, которые должны были наблюдать за действиями исправников и сообщать о возможных злоупотреблениях сенатору-председателю диванов в Яссах и его заместителю в Бухаресте. Особый чиновник дивана в сопровождении российского офицера должен был осуществлять ревизии в уездах каждые четыре месяца и рапортовать о результатах в столицы[174].
В своих инструкциях Валашскому дивану Багратион прибегал к риторике просвещенной заботы об общественном благосостоянии. Согласно ему, «[каждый] благомыслящий и опытный чиновник, к управлению земли потребный, без сомнения знает, что благоразумная экономия составляет одну из важнейших статей, способствующих благосостоянию края и обнаруживающих хорошее правительство»[175]. Для достижения такого результата российский главнокомандующий приказал дивану равномерно распределять налоги и запретить исправникам и их заместителям вносить какие-либо изменения в квоты отдельных крестьянских семей. Точное определение размера налогов, взимаемых с каждого налогоплательщика, было, по мнению Багратиона, условием «безопасности собственности», которая «есть, после сохранения жизни и чести, первейшее право каждого гражданина под защитой благорасположенного правительства живущего»[176]. Наконец, чтобы «народ убогий и претерпевший все исторжения получил то удовлетворение, которое ему по всей справедливости следует», российский главнокомандующий сформировал особую комиссию по расследованию злоупотреблений валашских бояр[177]. Возглавляемая двумя российскими генералами комиссия состояла из двух представителей дивана, двух ревизоров, присланных Кушниковым, и двух других бояр, которые должны были расследовать жалобы на вымогательство со стороны нынешних или прошлых чиновников и назначать денежные штрафы и прочие наказания провинившимся[178].
