Вот тебе и на. «Мальчик», без имени. Просто мальчик.

Вот еще рассказ. Тут главная героиня «девочка». Но его я пересказывать не стану, а пойду, пожалуй, выброшу его куда подальше. Он про сон, странный, страшный и на что-то уж слишком похожий.

Еще рассказ про «студента», читающего лекцию «юным историкам» в кружке при университете. Он объясняет им, что историк всегда выполняет заказ государства и что его долг – быть конформистом. При этом он смущенно улыбается и нервно покашливает. Опять нет имени: студента зовут студент.

Другой рассказ, снова про «мальчика», на перемене в школе. У него «виноватое лицо». Над ним издеваются, особенно один, «рыжий». Виноватоликий не противится, а, напротив того, даже старается рыжему подыгрывать. О чем это? И почему у этих мальчиков и девочек нет имени?

4. Дальше идет тетрадка с набросками воспоминаний из раннего детства. Одно из них про то, как няня водит девочку гулять на кладбище. Семья живет напротив Новодевичьего монастыря: кладбище при нем. На кладбище главное развлечение, когда играет оркестр, а это бывает, когда случаются похороны; тогда несут красный гроб с бархатной оборкой. Мама няне на кладбище водить девочку не позволяет. А няня все же водит, но всякий раз, для отвода глаз, спрашивает ее: ты куда хочешь, на кладбище или уже домой пойдем? – Конечно, на кладбище, какой вопрос! Какая ты, няня, глупая!

Другое про нашу комнату в коммуналке со стоящими на полу коробками; в них книги. На одной из них напечатано «масло коровье», зачеркнуто, поверх написано от руки: «стихи». Так, между маслом и стихами, девочка учится читать (и зачеркивать). Еще разное, и несколько страниц с росписью, и так и эдак: «Ярхо», «Ольга Ярхо», «О. Ярхо»…

5. У героев этих детских рассказов нет имен, зато у них есть автор, у них есть «я». Вот рассказ, где главная героиня так и называется «я». Я пью чай с халвой и слушаю музыку. Я живу (в настоящем времени) в большой, полупустой квартире. А вот и прошедшее время подоспело: «Я жил в этом странном месте уже неделю». Оказывается, «я» – не я, мужского рода. Но в следующей фразе уже «благодарила». Что же это за «я» такое – мальчик или девочка? Флобер, конечно, писал о том, что автор – всегда андрогин, не человек, который живет «под именем» автора, а автор, живущий под видом человека (метафизика).

6. Наконец в творчестве «О. Ярхо» появляется «герой». Происходит это летом, на практике, в полутемном подвале хранилища отдела Древнего Востока, «по которому иногда пробегала вся разноцветная и позвякивающая заведующая. Она раздавала бестолковые поручения, явно не зная, чем бы нас таким занять, и убегала снова. Тотчас же из соседней комнаты раздавался стук печатной машинки и тянуло табаком. У нас же снова становилось тихо, всякое подобие деятельности прекращалось. Мы садились на драный кожаный диван и, зная, что другому этот процесс доставляет столько же наслаждения, занимались выяснением отношений. Это была наша любимая игра. Туда он (другой „он“) и пришел к нам знакомиться. Мы его приняли главным образом потому, что так, с ним в придачу, выяснять отношения было интереснее. В наших на ходу сочиняемых пьесах появилось еще одно действующее лицо. Вскоре однако выяснилось, что он к нашей игре пригоден не был. Самые простые ситуации и невинные слова его отпугивали».

Что это за подростки, играющие «в выяснение отношений»?

7. Еще листок с записью: «Пятнадцать лет мне скоро минет, дождусь ли радостного дня. Пушкин». Под цитатой адрес: 129278, Москва, Рижский проезд, дом 17, кв. 111, Ярхо А. В. Это адрес папы. Он с нами больше не живет. Он живет у бабушки Раи – Раисы Вениаминовны Ярхо, в Сокольниках. В ее светлой квартире с окном-эркером, которое выходит в Сокольнический парк, большой и густой, как лес. Там сначала идут железнодорожные пути, мост через них, а потом лес, то есть парк. В 1976 году родители развелись. Поэтому через три года мне и сменят фамилию. А пока мне пятнадцать лет, меня зовут Оля Ярхо и я пишу рассказы. Когда фамилию сменят, я рассказы писать перестану, как будто вместе с той фамилией…

Но нет, это только как будто. Ибо в этой истории нет начала, нет середины, нет конца; нет выводов.

Эта история – карусель.

1. «Он не звонил целую долгую зиму и в школе не подходил на переменах, а потом в первых числах марта, в первую оттепель, приехал без звонка, как ни в чем не бывало, как будто мы вчера расстались и договорились о встрече на сегодня. Он привез кучу подарков. В коробке от гаванских сигар лежали леденец, фишка от лото и черная корсажная лента с вышитыми на ней красными человечками и зелеными собаками. Но главным подарком была, конечно, сама коробка. Мы пили чай и говорили о том, что нам делать в этой жизни и в этой стране».

И последнее: целый довольно-таки длинный рассказ «На даче», герой которого назван то Алешей, то Ильей, то Никитой… Про рассказ этот потом; там есть важный момент про имя. А пока уточнение: у героев пятнадцатилетней писательницы Оли Ярхо либо, как мы уже видели, нет имен вовсе, либо их много, больше, чем требуется для одного героя.

2. А вот Заратустра у Ницше в главе «Выздоравливающий», в переводе с немецкого Ю. М. Антоновского (о, эти русские инициалы, никогда не знаешь, как кого зовут, даже такое редкое Ю. может быть и Юрием, и Юлием), так вот Заратустра, на странице 192 в издании Петербургского дома «Прометей» 1911 года, восклицает: «Для меня как существовало бы что-нибудь вне меня? Нет ничего вне нас! Но это забываем мы при всяком звуке и как отрадно, что забываем! Имена и звуки не затем ли даны вещам, чтобы человек освежался вещами? Говорить – прекрасное безумие: говоря, танцует человек на всех вещах».

Дальше – о «лжи звуков». Имена – не о сути вещей, имена – это лишь игра. Те ли, другие ли, какая разница? Но какая сладкая это игра, как она освежает… как хочется нам именами напиться, умыться. Имена – как вода, текут, меняются, играют на порогах, обновляют журчанием… как хорошо! Любое имя подойдет. К одному лишь имени, даже самому звонкому, зачем нам привязываться? К тому ли, к этому? И что нам в именах искать, кроме их звука, их музыки, под которую так дивно танцевать? Если им поддаться, имена привяжут нас к отцам, отцы к могилам, могилы к мертвым. А зачем нам мертвые? Нам бы прыгнуть в жизнь, в золотой морской прибой. Между тайной личности и именем – Ницше поставил жизнь. А раз жизнь, пойдем купаться!

3. Вот и у Рембо:

4. Снова у Ницше, в главе о «Великом томлении»: «О душа моя, я дал тебе новые имена и разноцветные игрушки и назвал тебя „судьбой“, „пространством пространств“, „пуповиной времени“ и „лазоревым колоколом“».

Вот как он шутит с нами, Заратустра, какие дает сам себе имена. Эти имена – пародии. Звучат они важно, серьезно, а ведь это он так смеется надо всеми тайными и явными значениями имен: и назвал он того-то так, как назвал, потому-то и потому-то… Так нет же, ничего не значат эти имена, а только звенят, поют, трещат, цокают как птицы, квакают, горланят и гортанят. Имена – трещотки.

5. Имя твое льдинкой на языке…

Это у Цветаевой. У нее много про имена – разноцветные бирюльки, погремушки, драгоценности. «Как я люблю имена и знамена, волосы и голоса». В паре со знаменами, имя – декорум, в троице с волосами и голосами – это про что-то иное, прямо противоположное.