Чудеса…

Мне очень жаль моих очаровательных правнуков – им не придется часто путешествовать в поездах дальнего следования на сравнительно короткие расстояния. А как это было прекрасно: два – два с половиной дня быть в пути. Никуда не спешить, не нервничать.

Приезжаешь с чемоданом на вокзал. Садишься в свой вагон. Прощаешься с провожающими. Но знаешь, что они не уйдут, пока поезд не тронется, – таков ритуал. Надо еще помахать рукой на прощанье уходящему составу. И ты уже мысленно одна. А вот и впрямь одна. Засыпаешь под перестук колес на влажных простынях – в поездах постельное белье всегда было влажным, – но это тебе почему-то не мешает. Просыпаешься утром. Стоишь в проходе, ждешь своей очереди к умывальнику. Чистишь зубы, быстро ополаскиваешь руки, лицо…

На завтрак у тебя взятые из дома крутые яйца и белый хлеб, но ты еще тянешься за жареной курицей, предназначенной на обед. Ни этой курицы, ни огромных кусков белого хлеба ты не стала бы есть дома – ни за что! И не вкусно, и губительно для талии… В вагоне все это поглощаешь с волчьим аппетитом. А потом еще запиваешь темно-коричневым, непонятного вкуса чаем – его заваривают прямо в металлическом чайнике. А потом проводник разливает чай по стаканам в подстаканниках и разносит их по вагону…

Наконец, выходишь из купе и долго-долго стоишь в коридоре у окна. Видишь, что твой поезд оставляет позади все новые и новые перелески. Слышишь, как паровоз время от времени начинает протяжно гудеть… Почему? Зачем?

А если едешь на юг, тебя еще ждет особый праздник. На небольших станциях (они называются не узловыми) к твоему вагону выходят бабы со всякой снедью – с только что сваренными початками кукурузы, с малосольными огурчиками, с жареной рыбешкой… Словом, свободная торговля, давным-давно запрещенная в Советском Союзе…

Увы, все это минует моих драгоценных правнуков – восьмилетнюю Люси и шестилетнего Лэна. Впрочем, как знать?.. Может быть, им предстоит ездить в командировки на Луну – а значит, быть долго в пути. Тут, видимо, без скафандра не обойтись. Но скафандры – это тебе не уютно-пыльный вагон в поезде дальнего следования.

Нет, ничего не сравнится с неспешными поездками в старых, добрых поездах!

Говоря о приятном времяпрепровождении, которое ожидало человека в дороге, я еще не помянула о самом замечательном: о разговоре с нежданным попутчиком, который вдруг оказался твоим близким соседом на целых двое суток.

Об одном таком человеке я и веду рассказ.

В тот раз мы с мужем ехали отдыхать почему-то в Батуми. Было это, наверное, лет через десять после конца войны.

Прокручивая в голове события давнего и недавнего прошлого, я всегда сопоставляю их с историческими катаклизмами, иначе ничего не поймешь.

Итак, мы ехали отдыхать в Батуми, который был тогда, естественно, как и вся Грузия, одной страной с Россией. Ехали в «мягком» вагоне, который, впрочем, мало чем отличался от «жесткого».

Поезд уже шел, как вдруг к нам в купе заглянул военный в защитного цвета форме и в фуражке с голубым околышем. А за его спиной маячил проводник. Увидев женщину, то есть меня, военный повернул было назад. Но проводник взмолился: «Товарищ полковник, пустых купе нет… Всюду пассажиры…»

Так товарищ полковник стал нашим попутчиком. Был он еще не старый, в меру располневший, в меру плешивый, но отнюдь не лысый, отменно вежливый. Предложил мужу поменяться местами: спать на нижней полке. Муж отказался. Однако полковник все равно ночью спал наверху – наверное, чтобы не мешать мне.

Первые сутки мы с полковником разговаривали только по делу. А на вторые военного словно прорвало. Муж спал на верхней полке, а я слушала, затаив дыхание.

Полковник рассказал, что какое-то время в годы войны его летная часть и летная часть женщин-пилотов располагались недалеко друг от друга – и притом довольно долго. И вот одна из летчиц отчаянно влюбилась в него. И он в эту девушку влюбился тоже. И все это знали, но никто не осуждал, хотя он был командиром своей части. Но кто осудит, если смерть ходила совсем рядом? Рядом с ними со всеми?

Особенно подробно наш случайный попутчик рассказывал, как он тревожился, когда любимая летала бомбить немцев… Ее самолетик был такой небольшой, такой уязвимый, такой хрупкий по сравнению с его тяжелым бомбардировщиком. Одно слово – «кукурузник». И вот короткой летней ночью девушки летят в сторону фрицев. Проходит время, и они уже порознь возвращаются на свой аэродром. А он не сводит глаз с неба. Самолетика любимой все нет и нет – и вдруг он все же появляется. И наш полковник, тогда еще вовсе не полковник, хватает машину и мчится на аэродром встречать свою девушку…

Более искреннего рассказа и более прекрасной повести о двух любящих сердцах я никогда не слышала. Видно, что эта история была всегда с ним.

Прошло время, и летные части передислоцировали. Наш попутчик и его девушка расстались, но писали друг другу, она ему – чуть ли не каждый день. Потом пришла Победа… Но и в дни Победы они оказались далеко друг от друга. Так и не встретились.

А потом… Ну а потом он вернулся домой – к жене. И запретил девушке писать ему. Она ужасно переживала, но не посмела перечить.

На сем исповедь случайного попутчика закончилась. Он замолчал. Я тоже молчала, хотя внутри у меня все кипело. Почему он так жестоко обошелся с любимой женщиной? Не могла я понять этой жестокости, но возразить боялась. Видела, что попутчик не ждал моих советов – просто излил душу незнакомому человеку. Через какое-то время я не выдержала и спросила летчика, почему он так решил – решил порвать с той девушкой?

Попутчик посмотрел на меня с недоумением, пожалуй, даже неприязненно, и сказал:

– Мы с женой с детства жили рядом. Калитки наши были почти впритык. Ходили в одну школу. Я носил ее портфельчик. Она ждала, пока я учился в летном училище в Ейске. Потом сыграли свадьбу. Она провожала меня на войну. Опять ждала. Мыкалась с нашими двумя детьми… Как я мог не вернуться к ней, уйти к другой?

Он встал и покинул купе. Больше никаких долгих разговоров у меня с полковником не было. Муж проснулся. А не доезжая до Батуми, летчик надел форменный мундир с длинной орденской ленточкой. Попрощался с мужем и со мной и сошел с поезда. А я, как могла, пересказала мужу историю любви, которую попутчик мне поведал.

Прошло много-много лет. И я вспомнила рассказ, который услышала от совершенно незнакомого человека, – вспомнила и подумала, что этот человек, наш с мужем случайный попутчик, был прав.

Верность, чувство долга выше самой красивой любви. Наверное?

Самая длинная глава – такая же длинная, как моя пятидесятилетняя совместная жизнь с Д. Е.

Предваряя рассказ о Д. Е. в молодости, скажу, что и тогда, и до самой смерти все друзья и знакомые, а также все товарищи по работе звали мужа Тэк – видимо, еще его гимназической кличкой в Германии в самом начале 1930-х.

Познакомилась я с Д. Е. в далеком военном 1942 году, в тассовской редакции контрпропаганды и дезинформации, куда он взял меня на работу. Редакция эта, состоявшая из хороших и опытных журналистов разного возраста, держалась исключительно на нем – молодом человеке, только несколько лет назад закончившем исторический факультет МГУ.

Тогда Д. Е., мой начальник, ежедневно придумывал десятки тем для «дезов» (дезинформационных сообщений) и раздавал их своим сотрудникам, сочинявшим эти дезинформационные сообщения для «войны в эфире».

На всякий случай растолкую, что такое «дезы»: «дезы» – это дезинформационные сообщения, попросту фейки, заведомая ложь, которая передавалась по радио противнику. К примеру, мы, в данном случае ТАСС, передавали немцам, что генерал Икс впал в немилость у Гитлера и что этот, один из самых успешных и знаменитых генералов может быть «задвинут» или даже разжалован. Через несколько дней вслед этой «дезе» про генерала Икс шла новая «деза», где уже давались подробности первой «дезы». Мол, у генерала Икс опять был неприятный разговор с фюрером. Далее шла целая цепочка таких «дез», каждую из которых нужно было оформить как можно правдоподобнее. Сотрудники Д. Е. были чрезвычайно квалифицированные люди, а самого Д. Е. в шутку называли «лорд Ванситтарт» – видимо, потому что этот неизвестный нам лорд исполнял в Англии похожую роль.