Лука с улыбкой потянул Сару на себя.

— В том числе.

И снова их губы слились в непонятном танце. Его влажный язык заскользил по её губам, оставлял следы на её деснах и сталкивался теплом к теплу. Сара не хотела отстраняться. Ей впервые не было мерзко от его скользкости.

Когда он вошёл в неё: это случилось не сразу, поза была катастрофически неудобной, мешали вещи, такие противоестественные для естественного порыва, то Сара прониклась безумным возбуждением и шумно простонала Луке на ухо. Он вникал в неё медленно, покорно смотря в глаза, присаживая на себя.

Впившись коготками в его запястья, что цепко сидели на её бёдрах, Сара приоткрыла рот, жадно хватая воздух.

— Лука, прошу тебя… — лепет, сбежавший с её губ был почти невнятным, прерванный лицом Луки, во лбу которого темнело отверстие от вошедшей в череп пули.

Сара резко проснулась от переизбытка ощущений, что убили вкус и ужаса, что заставил её вскрикнуть и растворить сон.

В комнате царило вечернее солнце. Небо было синим, а зелень за окном — свежей. В летней тишине тикали настенные часы, птицы пели свои июньские мотивы, вопила соседская детвора.

«Как они могут жить, когда умер Лука?»

Слезы сами рванули из-под век, омывая её бледное лицо.

Она любила его?

— Уже вечер, мамочка, — прозвучал голос Дариена, держащего за руку брата. Они всегда держались друг за друга, когда чувствовали что-то неладное.

— Ты не хочешь вставать? — Эдриен подошёл к постели и погладил Сару по заплаканному лицу.

Она не ответила, смотря на сына без какого-либо смысла, точно сквозь него.

— Может, мама хочет есть? — осторожно спросил Дариен и Эдриен поддержал его идею, получше укрывая Сару.

Мальчики побрели вниз. Сара слышала, как хлопают дверцы, как мальчики хозяйничают, гремят доской и о чем-то пересмеиваются.

По сути вещей, она была обязана подняться с постели и прийти на взаимовыручку, чтобы проследить за братьями, но у неё не было сил.

У нее не было желания жить.

Сара отвернулась на бок и почувствовала шлейф духов Луки с его подушки. Как же она раньше не замечала, как мужественно пахнет парфюм смешанный с его телом. Она погладила холодную половину и попыталась представить, что Лука в уборной или столовой, и сейчас вернётся. Однако, в глубине душе кто-то вторил ей, что он не придет, не стянет рубашку и не ляжет рядом с ней, что его половина всегда будет леденяще пустой.

В комнату ворвались близнецы. На тарелке в руках Эдриена был тонкий бутерброд с ломтями накромсанного сыра, и кусок сливочного масла поверх. А в чашке Дариена плавали чайные листья, но почему-то пахло кофе.

Заметив задумчивый взгляд мамы, Дариен поспешил оправдаться: — Я не знал, чего ты хочешь больше — чая или кофе, поэтому сделал и то, и другое.

Сара опустила голову, не отвечая. Мальчики сели по краям кровати: — А десерт нам бабушка не дает. Кушай, мама, это вкусный сыр, папин любимый.

Сара закрыла глаза. Она почувствовала, как мальчики касаются бутербродом и ложечкой с горячей сладкой жидкостью ее губ, но не нашла сил разомкнуть их.

Вскоре сеньора Бруно разогнала их спать, и сказав что-то вразумительное Саре, исчезла за дверью.

Утро пришло неожиданно. Сара вдруг услышала, как близнецы возятся во дворе и спросила себя: «А где все?»

Она встала с кровати и побрела вниз. Календарь спешил на три дня.

Пятница. Экономка Бруно уехала на базар.

Сара вздохнула, обводя копошащихся в садике под окном близнецов, что играли с патроном мужа.

«Как они его нашли? Где взяли? И кто позволил им трогать отцовский сейф?» — Сара даже не спросила себя об этом, запуская руку в аптечку. Она быстро нащупала стеклянный флакон с каким-то лекарством и побрела в уборную.

Эдриен держал гильзы, а Дариен набивал их порохом. После того как близнецы сходили с отцом на пастбище и прострелили с десяток бутылок, у мальчиков проснулся особый интерес к боеприпасам. Прежде чем взять из рук Дариена набитую порохом гильзу, Эдриен поставил её на скамью и чуть-чуть отошел, чтобы полюбоваться делом своих рук.

Сара вошла в уборную, абсолютно новую, отделанную мрамором и латунью, сияющую от блеска. Не узнавая себя, она посмотрела в зеркало: синева под глазами, черты заострились, а губы потрескались.

Переведя взгляд на полку, Сара увидела флакон духов, крем для бритья, лезвие и всё, что принадлежало Луке.

Решительность восстала и Сара вытряхнула горсть таблеток себе в руку, закинула их в рот и стала запивать бегущим из крана потоком холодной воды.

Дариен подал брату молоток. Мальчик ухватился за него и занес над головой, чтобы в нужный момент опустить на гильзу.

— Давай! — закричал Дариен и громкий хлопок раздался по территории особняка.

Яркая вспышка голубого света предзнаменовала оглушающий взрыв. Эдриен отлетел и тяжело рухнул на траву в двух метрах от места происшествия.

Сара, вздрогнула и, не сумев подавить рвотный рефлекс от раздражившей горечи, зашлась в рвоте. Скорее справившись с ней, проглотив последние позывы, она бросилась вниз.

Дариен ползал возле брата и горько плакал. Увидев маму, чтобы сдержать плач, он зажал себе рот рукой.

Ахнув, Сара кинулась к другому сыну.С сильно бьющимся сердцем, она прижала его к себе. Сомнений нет: мальчик погиб от такого взрыва.

Она осторожно приподняла голову Эдриена и прижала к себе. Он был весь вымазан сажей, над его головой еще не рассеялось облако от сгоревшего пороха.

— Эдриен… ЭДРИЕН! — повторяла она истеричным голосом.

Вдруг мальчик открыл глаза и посмотрел в залитое слезами лицо мамы.

Детский, виноватый голосок Эдриена вывел её из мрачной задумчивости. — Мама, мамочка, прошу тебя, умоляю, не рассказывай папе, что я сделал!

— Как же ты так, маленький? — приговаривала она, поднимая сына на руки и волоча его в дом.

Помощники Луки сбежались и хлопали глазами. Один из них перенял у Сары ребёнка и уложил на плечо.

Дальше ванна, вода и мыло. Сара тщательно отмывала стоящего под напором бегущей воды Эдриена, пока Дариен подавал маме всё необходимое.

— Вот и всё, вот ты и чистый. Ну, как же ты так? — спрашивала Сара, обтирая мальчика полотенцем.

— Мы не знали, что такой взрыв будет. Я поиграть хотел, папа разрешил брать пустые гильзы.

Сара заплакала.

— Мамочка, ну не плачь! Это же я испачкался, а не ты. Ну почему ты плачешь, мама? Я больше не буду!

Только ты не плачь, мам!

— Я не плачу, — шептала она, стоя перед сыновьями на коленях и прижимая их к себе. — Сокровище вы моё, простите меня, пожалуйста.

— За что, мам? — спросил Дариен, прижимаясь к матери, пока Эдриен старательно вытирал своим полотенцем её слезы.

От этого заботливого жеста Сару словно оборвало изнутри. Она зарыдала, трясясь всем телом, то прижимаясь к мальчикам, то отворачиваясь от них, чтобы вытереть мокрое лицо.

***

Похороны Луки состоялись только в следующую субботу. Его тело преодолело огромный путь, забальзамированное и опущенное в ящик со льдом. Лёд меняли в течение всего пути через Ла-Манш, пока оно лежало в трюме корабля, пока тряслось в товарном вагоне поезда.

Когда тело, наконец, прибыло, то поместив его в дорогой дубовый гроб с крестом из чистого золота, погребальная процессия проследовала через весь Неаполь на католическое кладбище. За гробом ехали чуть более сорока автомобилей с друзьями и родными.

В первой машине сидела Сара, глаза её были устремлены в окно и залиты слезами. Она чувствовала себя всё хуже и хуже. Перед глазами беспрерывно стояло мёртвое лицо мужа с отверстием от пули во лбу. Точно такое она увидела во сне, когда он явился к ней. Комок подступил к горлу.

Она изо всех сил сцепила зубы, стараясь не всхлипывать слишком громко. Но тут взгляд Сары остановился на Одри, с которой она не поделила мнения касательно присутствия близнецов на похоронах отца и иступленный стон боли сошёл на нет.

Сейчас на волосы женщины падали слёзы. В затуманенных печалью глазах сверкали слезинки и презрение к невестке, которое она никогда не скрывала.