Сара взмолилась, не позволив мужу сестры закончить мысль: — Лука, пожалуйста, мне было весело и смешно, но оставь меня в покое. Иди домой, ради всего святого!

Священник достал из кармана платок, вытер потный лоб и продолжил смотреть на этих двоих. Он надеялся скорее на благоразумие Сары, чем мистера Чангретты, и на то, что она не возьмётся грешить в подобном святом месте.

Лука лениво улыбнулся и в следующий же миг схватил Сару за ткань платья, обжигая злобным взглядом. Кивком он указал на священника, чтобы тот не дергался и пил и дальше свой поганый чай.

— Хватит выделываться, Сара! — дернул он её за платье, — Тебе не идет форсить. Тем более, если форсить особо нечем, — облизывая любопытным взглядом её округлую грудь со следами пламенных поцелуев какого-то джентльмена, — Ну ты, Джульетта с засосами… — враждебность Луки была отчетливо слышна.

Девушка с большой силой оторвала руку зятя от платья и, сделав глубокий вдох, посмотрела Луке в глаза: — Ты уйдешь?

— Тебе следует знать, что я очень не люблю принимать крайние меры. Но с тобой с детства приходится быть ригористическим плохишом.

Лука расстегнул две пуговицы пиджака и прошёл к деревянной алтарной преграде, выстраивая на ней в очередность патрон, беспорядочно сложенный в его руке.

— Пистолетный, — поставил он небольшой патрон на покрытое лаком коричневое дерево, — Револьверный, промежуточный — мой любимый, между прочим, — заметил Лука, — Винтовочный, — изображая прицел он ухмыльнулся, — И охотничий — в самый раз для уничтожения крупного, прихрамывающего, старого медведя.

Сара почувствовала как по спине бежит страх и мурашки, точно от комка, закинутого мальчишкой, снега.

— Никто не выживет, — подытожил Лука, запуская руку в карман брюк, — Я мог бы начать действовать сразу. Лишить тебя любовника, разбить твоё юное сердце и самостоятельно залечить тебе его после. Но апория в том, что я не хочу ранить тебя.

Сара внимательно слушала зятя, то и дело бросая взор на выстроенный патрон.

— Ты — слабое поколение, рожденное на рубеже войны, зовущееся «сумасшедшие двадцатые». Ревущий джаз, короткие платья из пестрой ткани и никаких забот.

— К чему ты клонишь? — взмолилась Сара дрогнувшим голосом.

— Моя мама говорит, что ты останешься с психологической травмой на всю оставшуюся жизнь, если увидишь, как Алфи Соломонс, стоя на коленях перед тобой будет захлебываться собственно выработанной кровью. А ты ничем не сможешь ему помочь, кроме как… добить из рассуждений гуманности.

Сару захлестнул такой гнев, что она не смогла сберечь свою тайну и выдать безразличие, притвориться что не имеет к Алфи никакого дела, но страх за него был таким сильным, что она вскочила с места и ринулась на Луку, но его люди перехватили её, чтобы она не помяла его дорогущий костюм. Сара была молода и глупа, как и многие в её возрасте, что вполне оправдывало энергозатратность и сокращало коэффициент полезного действия.

— Ты крепко забываешься! — закричала она, пытаясь дорваться до Луки, — Я — дочь Оттавио Сабини — итальяно-английского босса мафии!

Лука улыбнулся: — И как тебе это помогло в данный момент? — насмешка была очевидной, — Сблизило с Соломонсом, если только?.. Знаю, что тебя делали не пальцем и в три ебаных рывка, как и меня. В наших жилах течет общая «голубая» кровь, которая гуще еврейского семени в тебе, как ни крути.

Лука натужно улыбнулся.

— Ну, иди к отцу, скажи, что Лука уличил тебя в предательстве. Расскажи папаше с каким удовольствием ты ложишься под его врага. Оттавио ненавидит жида не просто так и ты это знаешь. Тебе не мешало бы помнить об этом в будущем.

Алфи Соломонс вошел в историю Сабини как один из немногих людей, которые когда-то не поделили с ним лошадей в Эпсоме, часть дохода и несколько грязных букмекеров. Алфи и все его приближенные поставили на заранее выбранную лошадь, которая пришла первой и сорвала крупный куш, разорив Дарби. Алфи вышел сухими из воды, спустив всё на «волю случая».

Лука в свою очередь искренне не понимал, за что женщины вообще любили Соломонса. Алфи просто знал на какие кнопки нужно нажимать, а его красивое лицо умело скрывало его полное презрение к женскому населению планеты. Лука думал, что Алфи видит в Саре не более чем игрушку, сексуальную забаву. Алфи спал с дочерью своего злейшего врага, а чего еще может желать мужчина в хорошем гангстерском мире?

Сара признала победу Луки и собственное поражение, отрицательно мотая головой, коря себя за то, что не смогла сдержать гнев. Авось получилось бы выкрутиться?

— Тебя подвезти? — спросил он с откровенным издевательством.

Сара подняла глаза: — Допустим, я соглашусь и что дальше? Зачем тебе это?

— А дальше твоё согласие спасёт множество еврейских жизней, в том числе и ту, что растрачивает твоё юное тельце зазря.

Сара нервно облизнула сухие губы и покачала головой: — Не надо меня шантажировать, хорошо? Я знаю тебя много лет, родственничек!

Лука улыбнулся и посмотрел Саре в глаза. Она знала этот взгляд, рассеянный и туманный, знакомый с детства. Сара лучше всех понимала, на что способен этот Лука, но она просто внутренне не верила, что он действительно мог заполучить её таким бессмысленным и жестоким способом.

Она достаточно часто отбивалась от него в детстве. В ней ещё жили воспоминания о тех временах, когда Лука пытался загнать её в угол в собственном доме и она чувствовала страх, животный страх, когда он смотрел на неё, и как она могла предполагать, что он думал о ней в сексуальном плане. Если бы отец знал половину этого, у него случился бы припадок и это вызвало бы столько неприятностей, что отзвуки ощущались бы на протяжении многих поколений. И её сестра — Дора, если бы она ведала, что творит её муж, то, как всегда, во всём обвинила бы Сару.

Она нервно сглотнула, но вида старалась не показывать: — Ты хочешь убить Алфи, потому что я хожу к нему за хлебом? Это какой-то вздор! Почему бы тебе не начать с молочника? Он и вовсе приходит на дом! Или с мясника? Я покупаю у него мясо, следственно, ложусь и под него! И в пекарню я хожу за тем же!

Лука весело посмеялся с острот Сары: — Соломонс настолько одурел, вероятно от любви к тебе, что забыл об элементарных правилах безопасности в гангстерском мире. Он набожный до мозга костей и перед тем как возлечь с тобой выдворяет из комнаты бестолкового пса, молится и задергивает окна тёмными шторами. Только за шторами отлично видно ваши сношающиеся тени! — последнюю фразу Лука хлестко выплюнул в лицо девушке.

— Порой, мне кажется, что он принципиально не скрывает ваших отношений, — задумался Лука, — Чего не скажешь о тебе.

— Знаешь, я хочу послать тебя в задницу, — прямо заявила Сара, приподнимаясь с места, поправляя платье, очерчивая себя крестом, — Прости меня, Господи!

Чангретта хмыкнул: — Тебя подвезти? Потому что я сейчас как раз туда и собираюсь, чтобы выдернуть Дарби из теплой постели и сообщить, что ты проводишь ночи с евреем, с его главным и злейшим врагом. Ром чертовски хорошо горит! Думаю, к полудню от «Пекарни» и Алфи Соломонса останется только тяжёлый смог над Камденом и горстка пепла! Будь внимательна по пути домой.

Сару пронзило животное беспокойство за Алфи. Губы её задрожали и Луку это польстило. Она боялась его правды и знала, кому поверит её отец.

— Посмотри на себя! — на лице Чангретты всё ещё держалось отвращение, когда он дёрнул девушку за грудки и притянул к себе, — Пачкаешь своё прекрасное итальянское тело об этого грязного, старого, пархатого жида! На нём живого места нет, где его не поразили бы язвы!

Сара молча смотрела в лицо Луки и содрогалась всем телом. Его острые черты казались ей самыми ужасными на свете, зелёные глаза злыми, а тонкие нитчатые губы вызывали у неё неприязнь, а лицо Соломонса чуть ли не идеалом. Разница была в том, что она смотрела на этих мужчин под разными призмами: ненависти и любви.

— Радует только одно: еврею осталось мучиться недолго! — закончил он.