Алфи понял, что Сара обладает сильной волей, но он понял это слишком поздно. Угроза, женская угроза, брошенная его гангстерскому самолюбию, и доминирование женщины над мужчиной в последней фразе стали для Алфи точкой невозврата взрыва гневной энергии, скопившиийся за этот день.
Он искреннее недоумевал, как какая-то женщина смеет поднимать бунт и решать, будет ли он иметь какое-либо дело с собственным ребёнком.
Алфи подошел к Саре, подхватывая её под руку, вырывая из рук ножницы и швыряя их в стену.
— Что ты!.. — вцепилась она в стол. — Отстань!
Алфи сжал ее руку сильнее, и потянул к себе. Этот взгляд, близкий, тесный, наполненный взаимным непониманием, глаза в глаза повис между ними, заменяя слова.
***
Лука Чангретта вошёл в собственную винокурню, где изготавливали джин, втягивая аромат перегонки солода.
Расправив плечи и сложив руки, облачённые в перчатки, он с мрачной улыбкой встретился глазами с Томасом Шелби. Стоящие позади Луки подручные вооружились и надменно ухмылялись.
— Вы только посмотрите на него… — речь Луки была тихой и какой-то заговорщической, как будто стоящий перед ним Том был его старым другом. — Цыган смелый, пришёл один.
Томас стоял не шевелясь, смотря в лицо Луки, что приблизилось к его на максимально близкое расстояние.
— Вам нужен кто-то ещё? — спросил Том, — Может, мамаша? Без неё вы не делаете и шага, как мне показалось.
Чангретта с ледяным видом посмотрел на Томаса, вынимая из внутреннего кармана пиджака зубочистку.
— Этот ваш знаменитый цыганский темперамент… и дешёвый юмор когда-нибудь вас погубят. Помни: теряя самообладание, ты лишаешься способности мыслить логически как, например, сейчас. Ты знаешь, в самой глубине души, что я послал метку не только тебе, но и Соломонсу, этому пархатому ублюдку, который отправляет всех на Бонни-Стрит.
Томас почти неприметно нахмурился. Алфи тоже должен быть здесь?
— Возможно, ему понадобилось именное приглашение… — пожал плечами Шелби, внутренне недоумевая.
Лука ухмыльнулся, вынимая изо рта зубочистку.
— Я мог бы прикончить вас всех поочерёдно, всё ваше семейство, отрезать вам уши и приставить их к заднице еврея с улыбкой на лице. — Лука провел пальцами вдоль губ, чтобы вывести парящую ухмылку, а затем продолжил: — Спросите себя, где он, этот старый жидовский выблядок? — выразительно заявил итальянец, окинув взором своих сошек, и те глумяще растянулись. — Тебе следовало договориться с моим отцом. Найти выход, устраивающий вас обоих. И тогда твоя никчёмная жизнь не болталась бы на волоске, как сейчас. — Лука сверкнул злостью в глазах, — Вы слишком много доверяли еврею, как дешёвый бизнес, так и личные тайны, которые он в свою очередь передал мне вместе с очень важными документами.
Том мысленно проклял Алфи, но вида не подал, наблюдая как Чангретта щёлкнул пальцами и за его спиной нарисовался джентльмен с папками и сворой документов в руках.
— Мой юрист проверил и немного переделал эти бумажки, чтобы вы могли поставить свою сраную подпись, и тогда пивные, рестораны, пабы, в том числе и еврейские рынки в Камдене… Всё, что вы вдвоём прибрали к рукам за эти годы, перейдёт мне.
Томас сохранял хладнокровие, так уж было надо, чтобы держаться на плаву.
— Или ты умрёшь прямо здесь.
Лука вынул из кармана ручку и опустил её на стол перед Томасом.
— Послушайте, умник! Алфи Соломонс не позволит вам вот так просто захапать Камден, а я не позволю прибрать к рукам Северо-Запад. Вы злитесь, потому что мы одержали над вами и Сабини честную победу в нечестном сражении за эту кучу дерьма под названием Лондон! Вы ненавидите меня за то, что я оказался хитрее, а Алфи за то, что он спал с женщиной, которая вам не по зубам?
Лука скривился от бешенства и перевернул часть мебели, проглатывая злость:
— Ты подпишешь!
Лука выпрямился.
— Потому что твой брат, — он ткнул в Шелби пальцем, — взорвал моих отца и младшего брата в нашем семейном заведении. Мальчику было всего девять. А другой ваш брат чуть ли не до смерти избил моего дядю потехи ради. Его так отделали, что он и по сей день не в силах, блять, управлять своей струёй, когда мочится. — Лука побагровел от гнева.
Томас оборвал его:
— Это было делом мести. Вы намеренно подвергли женщин моей семьи насилию.
Теперь и Том кипел от злости. То, как итальянцы надругались — эта рана семьи Шелби, что до сих пор кровоточила.
Лука взял себя в руки и улыбнулся:
— Ты подпишешь… Ты подпишешь, чтобы выйти отсюда и спасти ещё одну родственную тебе блядскую душонку, если успеешь…
— К чёртовой матери… — Томас шумно выдохнул, подавляя желание выхватить пистолет из-за пояса, чтобы навести его на Луку, подхватывая ручку, царапая подписи левой рукой.
Когда он закончил, Лука направился к двери, ведущей к выходу.
— А что касается вас, мистер Шелби, — наблюдая, как один из подручных возвращает Томасу оружие, — то можем немного пострелять, если хотите, прямо сейчас.
***
В доме было тихо, пока Джина Грей лежала в ванне, наслаждаясь абсолютным счастьем, которое она испытывала.
Сегодня она была рада, что вернулась к мужу. Она знала, что слово «муж» — это не то слово, которое женщины используют в наши дни, но она гордилась тем, что Майкл был её.
Она отпила немного красного вина и почувствовала дрожь, то приятное ощущение, которое она часто испытывала, занимаясь любовью с Майклом. Казалось, что она взбирается на высокую гору и срывается с неё на санях. Она обожала его прикосновение, его тяжелое тело поверх её, когда он довел её до экстаза и финишировал сам.
Она закрыла глаза и снова пригубила вина. Джина слышала, что красное вино полезно в небольших количествах для крови, а учитывая её интересное положение, хорошая циркуляция была необходима ребёнку.
У неё была «That’s a Nice Little Girl» на пластинке в гостиной, и звук разносился по всему дому. Глубокий баритон пробирался в уборную, и она думала о своём Майкле и его занятиях любовью, когда почувствовала, как чья-то рука коснулась её плеча.
***
Алфи отшатнулся от дерзкого удара в грудь, к которому Сара приложила все силы, облизывая измотанные им губы, раскрасневшиеся и влажные. Её било в мандраже, а Алфи, расправив плечи, нерасторопно ретировался, подхватывая трость и исчезая в проёме, стирая с губ её помаду.
Альфред спустился вниз и схватил с крючка пиджак. Тава подошла к сыну и заглянула в его серые глаза, наблюдая, как он набрасывает на плечи пиджак во мраке прихожей.
— Ты не останешься на ночь?
Тава знала, что это звучит натужно и не правдиво. Сегодня ему здесь не место. Исключительно женское общество невесты.
Алфи отрицательно помотал головой и направился к двери, но голос Тавы остановил его.
— Мне непросто переварить всё это. Зато тебе за малостью знаний проще. — подытожила она с грустью.
Алфи облизнул верхнюю губу, оборачиваясь и пристально смотря на мать.
— Что ты хочешь сказать, матушка?
Тава прикрыла глаза.
— Кровные узы уже не табу в наше время, и в нашей семье… Я не вправе винить тебя. Ты не знал.
Алфи почесал бороду большим пальцем, напрягая брови.
— Если думаешь, что я не знаю, что отец Исы — еврей, а мать — англичанка… — процедил он, сжимая в руке трость.
Тава усмехнулась.
— Какая разница кто её отец, хоть ишак трёхногий! Какой же ты ещё глупыш, Алфи. — покачал она головой, поправляя ворот его всё ещё влажной от джина рубашки с сожалением.
— У тебя хватает мозгов управлять огромной империей, но только не связать самое очевидное! Как же я отвращена вашей мужской сверхспособностью не замечать неприкрытого. Вы нарочно закрываете на всё глаза или действительно слепы, как двухдневные котята? — говорила она с издёвкой. — Евреем является человек… — начала женщина, — рождённый…
Алфи почесал бороду почти до крови, наспех соображая.
— … Матерью-еврейкой, я знаю, — подхватил он, внимательно смотря на мать, — Ну ёб вашу… — сощурился он навстречу осознанию.