При её словах Дора закрыла глаза в полной безнадежности, впиваясь пальцами в платье сестры до побеления костяшек. Как обычно, все в её семье держали кусочек этой информации при себе.

— Кто она? — Дора тряхнула ухмыляющуюся сестру.

— Элизабет Хей, — прошипела Сара и Дора отключилась, позволив той вернуться к сборам.

— Но ей семнадцать!.. — Дора почувствовала, как на нее накатила волна унижения. Молоденькая семнадцатилетняя девица провела ночь с её мужем.

— Он бы не стал! Он бы не тронул её! Она малолетка!

Сара вздохнула: — Он уже это сделал, дорогая. По-моему, у Луки как раз-таки какая-то особая тяга к подобным… Неспелым, что ли?

Дора вскипела и тут же прыснула обжигающим сердце ядом в сестру: — Чего не скажешь о Алфи! Говорят, он нашёл утешение от расставания с тобой в Обри! Видимо, она в свои тридцать пять привлекала его сильнее, чем ты…в девятнадцать! — цедила она, насмехаясь.

Дора замолчала, потому что её поразило собственное сказанное. То, что она пообещала Луке не говорить Саре, вылетело из неё под большим давлением злости.

Сара и вовсе остолбенела от новости. Первое, что всплыло в голове от боли предательства: «Но, я ведь беременна».

Неприятный факт подкосил ноги и Сара рухнула на постель, закрыв лицо руками. От Алфи она меньше всего ожидала измены, пока одной ногой он ещё находился в отношениях с ней. Хотя, кто они друг другу?

Он ведь бросил её ради собственного эго, не воспротивился её союзу с Лукой, а от ребенка отделался деньгами и чуть ли не кровавой расправой. Теперь её иллюзорный мирок рухнул, а идеальный Алфи рассыпался, как карточный домик, словно и вовсе не существовал. Ею воспользовались, поигрались, насладились и бросили.

— Зато Алфи не пачкает член в каждой шлюхе и потом не преподносит его мне, — сказала Сара, подняв голову, — Тебе должно быть стыдно за то, что ты говоришь! — голос её был жестким, — Кем бы ни был Лука, с кем бы он не спал ещё до свадьбы с тобой, ты вышла за него замуж и продолжаешь принимать его грязный член! Неудивительно, что он ходит по тебе, как по бульвару, и ни во что не ставит! — злилась Сара.

— Через семнадцать часов твой Лука превратиться в мою собственность, по твоей идиотской воле, которую ты изъявила, сломав мне жизнь! Через месяц он перестанет с тобой разговаривать! Через два отправит тебя к его матери или в лечебницу! А через три сдерет с тебя кожу живьём, если я захочу, чтобы он сделал это! Я расскажу ему, что ты принимаешь наркотики, пока он в поездках! Что после его «попыток» ты закачиваешь в себя морфий!

Дора отвернулась от своей младшей сестры, потому что правда этих слов вылилась на неё, как ведро ледяной воды. Страх вывел её из равновесия, как это обычно бывает.

— Не смей пугать меня, еврейская мерзавка! — Дора схватила сестру за край платья, — Я знаю, чем с тобой занимался этот *Гершеле, когда тебе ещё даже не исполнилось шестнадцать.

Впервые Сара не испугалась возвышающейся над ней сестры. Её слова только сильнее раззадорили и вскинули вверх порцию гнева.

— Да заткнись ты, а, грязная, кокаиновая потаскуха! Алфи не смел касаться меня, пока мне не исполнилось семнадцати, в отличии от такого дерьма, как твой муж!

— Если бы это было действительно так, как ты говоришь, то еврей бы не стал встречаться с тобой так много лет. Его сдуло бы ветром после первого же отказа! Ага, рассветы они встречали… Ну-ну… Признайся, что ты просто сосала ему на бережке Темзы?

Услышав это, Сара захлопнула чемодан и повернулась к двери, где увидела в проёме отца. Она не стала ничего объяснять, а лишь молча протолкнулась с высоко поднятой головой и вышла из дома.

Сара дрожала от гнева, зная, что ее сестра будет принимать любые наркотики и любые меры, только бы очернить её в глазах семьи. Зачем-то ей было надобно так вести себя, выставлять её падшей в глазах родителей, дядь, слуг и Луки. Если перед последним она оправдается в браке, то семье она уже никогда не сможет доказать, что это не так. Это было неправильно. Единственное, что могло утешить её ровно на секунду, так это правда, касающаяся Луки, что выскочила из её уст и посеялась в душе старшей сестры.

На улице Сара вдохнула тёплый весенний воздух, пытаясь успокоиться. Она хотела закурить, схватив губами сигарету, пока водитель упрятывал её чемодан. Ей нужно было сделать затяжку и осмотреть этот дом, где она выросла, запомнить таким, каким он был сейчас, под её юным взглядом, чтобы отдалиться на одну ночь, а потом — и навсегда.

Комментарий к 1.11.

*Гершеле — персонаж еврейского фольклора: хитрец, обманщик и блудник.

========== 1.12. ==========

***

Поздним вечером Алфи решил дождаться, когда Сара отправится спать и поговорить с ней уже в спальне. Он поужинал в столовой вместе с матерью, которая не проронила в его адрес и слова, несмотря на его надежды помириться и всё обсудить.

Проводив девушку глазами, из Алфи вырвался вопрос, какого чёрта Сара вообще забыла в доме его матери. Тава, изобразив презрение к сыну, ответила:

— Завтра у Сары свадьба, к твоему сведению. Я пригласила её переночевать в поистине отчем доме. — проговорила она на грудном выдохе.

Получив ответ от матери, Алфи согласно промычал, понимая её позицию и саму ситуацию. Всё-таки она помогла девочке ступить в этот мир.

— Это же не такая весомая причина, таки? — подозрительно прищурился Алфи, понимая, что играет ва-банк, покручивая в пальцах ножку бокала, чувствуя звенящую недосказанность из уст матери. — Я прав? Что-то иное заставило тебя пригласить её, ведь так? — его настойчивый окидывающий взор не ускользнул от Тавы, и она сделала жадный глоток режущего гортань пойла.

Тава осознавала, что спиртное — «авера», что в дословном переводе означает «переход за грань дозволенного» или «грех». Но сегодня её целомудрие по отношению к скотству жизни довёло её до крайности.

— О, да! Это «что-то иное», которое сейчас растёт в ней, переданное от тебя! — прорычала она, точно львица, — Я хотела поддержать её, дать знать, что она не одна. И я сделала это, уравновесив весы.

Алфи невольно ухмыльнулся:

— Вероятно, мам, ты выпила слишком много джина за ужином…

Для Тавы это стало последней каплей. От негодования она внезапно плеснула в сына содержимым своего бокала и, стукнув им об стол, вышла из-за стола с демонстративным цоканьем каблуков о деревянный настил. Алфи облизнул верхнюю губу, собирая с неё напиток, провожая мать взглядом.

Размышляя о прошедшем дне, о Саре, о посылке от итальянцев, о разговоре с Томасом и матерью, и тем, как овладеть ситуацией, Алфи выпил несколько стаканов рома для смелости — в ней он сейчас крепко нуждался. Но вся его храбрость мгновенно испарилась, как только он остановился перед дверью спальни девушки и прислушался.

Сара напевала какую-то песенку. Звук её голоса привел Алфи в тоску: руки его задрожали, а сердце начало отбивать барабанную дробь — верные признаки истинной любви. Она смеялась над ним. В доме, в той самой комнате, где родилась и произошла их первая встреча, будь она неладна!

Сара сидела перед зеркалом у туалетного столика и расчёсывала волосы. Они были более изящные, шелковистые и поблёскивающие. На ней было одно из тех кружевных ночных платьев, которые она привезла с собой среди прочего приданного, обводящее мягкие и манящие изгибы, наполненные округлостью. Сара приобрела почти царственный, уверенный вид дерзкой женщины, а не покладистой девчонки, которую Алфи знал. Что-то в ней щёлкнуло часом ранее.

Её чуть полная грудь с тёмно-розовыми сосками просвечивалась сквозь прозрачную ткань. Откровенный пеньюар добавлял женственности и строгости, на которую Сара сменилась вместо скромных пижамных нарядов в мелкий, почти детский цветочек.

Сара маняще улыбнулась Алфи, и он отметил местами сменившиеся черты её личика, но промолчал.

Она знала, что он обязательно придёт, и он пришёл. Сара заметила, как по его физиономии пробежала тень вожделения, когда он увидел её грудь, чуть отставленные ягодицы, и её улыбка стала ещё шире.