Алфи — тот, кто извечно носил белую рубашку и черный жакет на пуговицах. Сверху пиджак, но это при дурной погоде. Почти не пил, только если есть очень весомый повод, но производил белый и тёмный ром, и с легкостью узнал бы, что Сара приняла сегодня на душу по одному только шлейфу с губ. Уже не молод, но почему же так хорош собой?
— Мои любимые конфеты, — тихо произнесла Сара, мягко разжевывая лежащие на столике, рядом с початой бутылкой шампанского, шоколадные конфеты, — Патока? — спросила она с мнимым интересом, причмокивая, стараясь проглотить приторную сладость, которая была ни к месту.
Алфи поднял взор на стоящую во мраке Сару в тени луны и блеклого ночника, и её горящие глаза, смотрящие как-то странно на его голое тело. Первое желание, что охватило его — потянуть её на себя и заполучить, но любопытство девичьего естества остановило его.
— Ну, хватит уже о конфетах… Иди, иди же ко мне… — нетерпеливо прозвучало из его уст полушепотом в слабой хрипотце, пока детородный орган его совершил несколько едва заметных подергивания, говорящих о величине его чрезмерного возбуждения.
Алфи эта ситуация нравилась. Он никогда не представлял, что можно получать такое удовольствие, находясь абсолютно голым и беззащитным перед скромной, до мозга лобкового симфиза, девушкой.
— Не бойся меня-таки… — и по многоточию убегало что-то важное, оставляя следы, и тишина повисла в комнате. А эта частица шептала о существовании чего-либо вопреки желаемому. Выходит, что побаиваться тем не менее Саре стоило.
Она подняла голубые глаза, пытаясь не стучать зубами, пока сердце норовило отбить чечетку и пересчитать ребра. Сара старалась быть сильной и смелой, как просил Алфи, но выходило слабо. Она уже была готова поклясться, что её происхождение не итальянской чести, а скорее английской, больше материнской, потому она не умеет противостоять страхам. А страх у неё один, смотрящий и обнаженный — Альфред Соломонс.
А Соломонс выжидающе помалкивал, терпеливо наблюдая, как мисс Сабини, точно молодая пума, крадется к кровати. Раньше он уже видел её такой, готовой к броску с заостренным вниманием.
Сара вздрогнула и подняла голову, а затем и глаза, когда услышала, как разомкнулись в полной тишине его припухлые губы под густыми усами и бородой. Алфи смотрел как её облик уже парил у большой супружеской постели, протягивая руку и легким движением распуская угол подвернутого полотенца, обнажая юную фигурку. Его серый, лукавый взор облизнул её очертания в таком непринуждённом виде, что полотенце теперь не больше, чем капля белой гуаши в её ногах.
Приглушённый свет от ночника оттенял его облик, отчего стан Соломонса становится массивней, словно Саре опять девять, и он стоит над ней с грозным видом, потому что она не хочет идти в кровать.
Сара обвела плещущейся силой торс, с нечеловеческими усилиями поднимая глаза с паха Алфи, покрытого тёмными волосами. Их линия роста спешила сужаться вверх по животу, жадно растекаясь по груди и заканчивая свой путь по шее, останавливаясь на лице чуть более светлым тоном густой бороды, соединенной с классического стиля причёской, с лохматыми и удлиненными волосами. И тут же потупилась, переводя взор на свои ноги, чувствуя предательский пунец, обосновавшийся на лице. Алфи, не стесняясь своей наготы, со злой складкой рта от реакции Сары на то, что она является первопричиной и столь желанной для него даже полностью завернутой в махру и святую простоту, улыбнулся про себя.
Сара судорожно схватила воздух, графско вытягиваясь струной, обводя глазами его твердый, широкий член. Она подняла взор к его лицу и буквально пронзила Алфи взглядом сверху вниз, неистово так. А Алфи услышал в полумраке сердце, что готово было вот-вот вырваться наружу из её груди. Она только шумно сглотнула, делая еще шаг к кровати. Алфи не любил трусливых людей — Сара это прекрасно знала, но побороть себя никак не могла.
Алфи приподнялся, медленно, чтобы не спугнуть Сару и не загнать в угол, к которому она пятилась пару минут назад. Оживленно выдыхая, Алфи, преодолев расстояние, невесомо опустил на её кромку тонкого живота свою ладонь. Второй рукой он коснулся ее талии и спины, проводя почти невесомые линии тыльной стороной, изучая маленькие мурашки. Его чуть увлажненные ладони зашныряли, изучая каждый миллиметр славной кожи. А горячие губы врезались в край её живота, представляя Алфи острый уголок. Как только кончики его пальцев соприкоснулись с её правой грудью, а амплитуда движений стала нарастать, рука Сары сразу же перехватила ладонь Алфи, своей липкостью, впиваясь в неё ногтями, и она выпалила, как бы защищаясь таким образом.
— Мои руки… — оправдала она собственную нерасторопность, расслабляя пальцы, — я съела конфету, они липкие… — её губы сводило от волнения, отчего хотелось зевать.
Алфи поймал её ладонь, и через секунду Сара ощутила, как его язык вырисовывает узоры на её пальцах, периодически посасывая фаланги.
— Сладкая… — произнес Алфи, — Иногда мне кажется, что я могу тебя съесть, — всё ещё втягивая её пальчики. Он прижал её сильнее к себе с настойчивым мурчанием, поражаясь тому, какие у Сары мягкие и упругие ягодицы. Касаясь их, он принялся игриво пошлепывать горячей и мозолистой рукой Сару по половинкам, совсем чуть-чуть, смотря на девушку снизу вверх.
— С-с-с… — томно прошипела она, то и дело поглядывая на смотрящий бойцом вверх его член.
В голове Алфи был абсолютный бардак от возбуждения, кровь интенсивно пульсировала в висках и паху. Он прижался к её коже мягкой бородой и увидел, как Сару колотит, как дыхание сбивается, и как зрачки её расширяются от паники. Её захлестнуло волной необъятного волнения. А Соломонс словно далёкий и высокий берег, и её всплески его ничуть не касаются. Альфред титанически благодушен, но не намерен делать вид, что они здесь по чистой случайности.
— Ты страстно желала оказаться в моей власти, так будь уж добра подчиниться, — проговорил он с улыбкой. Алфи решителен, порой безжалостен и своенравен по натуре, и Сара старалась не дышать, потому что Алфи вот-вот заполнит её кислородом. Её шестое чувство не ошиблось, и Алфи осторожно собрал в свои руки совсем бледные скулы Сары. Он согрел их теплом, и те постепенно розовели, как и в детстве, заливаясь весёлым румянцем беззаботности.
Его выражение было спокойным, даже немного серьезным и сосредоточенным. Он поцеловал Сару в лоб, затем в кончик брови и в висок, заправил за ухо прядь волос. Сделал это настолько нежно, что от каждого прикосновения его губ по телу пробегала волна мурашек.
Сара облизнула губы быстро, почти незаметно, но от Соломонса это не ускользнуло. Он понял, что она готовиться, делая свои и без того мягкие губы влажными и яркими.
Сара, кажется, совсем не понимала, что своими привычками и повадками становится для Алфи ещё более открытой и соблазнительной. Её подсознательно влекло, на каких-то животных инстинктах, к самым лучшим и самым сильным самцам.
Сара вовсе не от скуки часами изучала его плечи, измеряя глазами силу спрятанных под тканью рубашки мышц рук. Зачем-то обводила взглядом таз и его очертания, будто бы от этого зависело какое у них будет общее потомство.
Алфи не против того деяния, от которого затевают детей, касаясь лица Сары сначала горячим воздухом, а затем, почти не ощутимо, носом, откуда и шло неизведанное тепло.
Сара задрожала, смотря в его глаза и прося себя лишь об одном разумном — не прерывать зрительный контакт! Алфи согласен, поддаётся, смотря в её голубые глаза прямо, открыто и безукоризненно. Это пугает, но не отталкивает тебя. У Сары возникло ощущение, что Алфи ждал и планировал этот день давно, когда Сара ещё лежала поперёк лавки.
Он увидел в её глазах самого себя и не понял точно, для чего это изнеженное представление, ведь всё это было не в его манере поведения с женщинами. Утомлять разговорами, сладкими словами, нежными поцелуями и касаниями. Он любил брать слабый пол, дерзко швырять на кровать и вбивать в простыни так, как они этого заслуживали.
