Плюшевые слоники выпали из её рук.

— Он забрал Дариена в половине десятого. Затем Эдриена. Думаю, не раньше двух часов назад.

Сару заколотила крупная дрожь, она больше не могла сказать ни слова, задыхаясь от волнения. Том схватил её за руку и повёл к машине.

— Всё будет хорошо. Мы их найдём. Нужно только выяснить, куда он мог увезти их.

Слёзы душили Сару, и она почти ничего не видела, ступая к машине. Когда она села, то лицо Тома приблизилось к её глазам, и оно было добрым. Он мягко приобнял её.

— Скажи мне, куда Алфи мог увезти их? Может, у него были какие-то места?..

Сара кивнула. — Маргейт. У него там дом. Мы отдыхали там, однажды, летом, когда мне было семнадцать. Я соврала отцу, что иду с классом в поход; на самом деле я провела с Алфи две ночи в Маргейте.

Томас прижал её к себе теснее, потому что Сара разрыдалась от мысли, что посвящала этому подлецу так много часов своей жизни, врала родителям и тратила всю себя. Ради чего? Чтобы он украл у неё годы и общих детей?

Том ласково отвёл с её лица упавшую прядь волос.

— Нам нужно торопиться в Маргейт, ладно?

***

Сара спешила к песчянному пляжу за руку с Томасом, и вдруг, глядя сквозь стеклянное голубое небо она увидела особняк Альфреда. Шум прибоя и прохладный ветер сливались в одно пение. Яркие, но уже по-осеннему стылые лучи солнца озаряли её и игрались с блеклыми веснушками на её бледных щеках.

Дариен игрался, убегая от холодных волн, как когда-то убегала от них сама Сара, будучи совсем юной и окрыленной любовью. Она прыгала и смеялась, роняя края рубашки в нежность чистой воды, отзываясь на восклики Алфи, отправляя капли в почти рыжебородое и счастливое лицо. Сара то смеялась как дитя, то грелась в тёплых объятиях Альфреда, утопая в его глазах. И только Маргейт, золотой песок, море и тихое мурчание пластинки где-то в далеке.

Саре показалась, что она смогла разглядеть себя в прошлом, но вдали пейзжа с волнами играл её сын. Мальчик был одет в новое чёрное пальтишко и громко смеялся, то и дело взвизгивая от бегающей за ним собаки, с радостным возбуждением оглядываясь по сторонам. Видимо махая наблюдающему за ним отцу, Дариен что-то выкрикивал, продолжая баловаться.

— Том… Томми… — позвала она, тихо, вкрадчиво, не слыша собственного голоса.

Но Том её услышал, вероятно, заметив Дариена даже раньше, чем она.

— Сара, стой, — хрипло сказал он.

Сара пошла, побежала к сыну, с трудом переставляя непослушные ноги, тонущие в песке.

— Дай мне поговорить с ним. — обернулась она, бросив Томасу через плечо.

— Папа, папа, там мама! — прокричал Дариен, заметив облик мамы. — А я думал ты мне наврал, что она позже приедет! Мама!

Сара подбежала к сыну и схватила его в объятия, прижимая к себе, роняя себя на песок, и Дариен ухватился за её шею.

— Мам, ты приехала! Ты останешься с нами.

— Нет, — тихо, но достаточно искренне сказала она. — Я не останусь, я за тобой и Эдриеном.

Алфи медленно подошёл к ним, смотря куда-то в сторону, настороженно оглядываясь.

Дариен опечаленно опустил брови.

— Мама приедет к нам, славный. Как только одумается.

Он натянуто улыбнулся, но от его взгляда Сару бросило в дрожь.

— Нет, — чуть громче вторила она, дав их сыну понять, что этого не будет.

Алфи кипел тем, что испытал много лет назад в час их рождения, желая завладеть этими детьми.

Сара подняла глаза и посмотрела на него снизу вверх, стоя на коленях, безмолвно умоляя не отбирать у неё её сердце, разделенное на две половины в декабре двадцать четвертого года. Он взглянул на её заплаканное и усталое лицо, а затем быстро перевёл взгляд к небольшой пристани. Указав на неё пальцем, Алфи заставил Сару рефлекторно обернуться.

— Помнишь?..

Она обвела глазами знакомое место.

— Старая пристань — свидетельница глупых обещаний. — нежно сказала она.

— Да, мы сидели на краю. Тебе было семнадцать, не более… У тебя были такие выцвевшие пшеничные волосы, которые переливались в свете заката. И ты сказала, что однажды хотела бы провести здесь жизнь.

Выслушав его, Сара улыбнулась: — А ты сказал, что у меня слишком мелкие мечты и пошутил, что подаришь мне этот дом, чтобы я научилась мечтать о чём-то великом.

Алфи кивнул и улыбнулся, он не смог сдержаться. — Да-а… Я потянулся за поцелуем, чтобы заключить сделку, но в гневе ты пихнула меня в грудь и я потерял равновесие и, переметнувшись, ничком упал в воду.

Сара невольно, но так искренне рассмеялась над комичностью давно забытой ситуации, вспоминая эпичность его падения.

— Как ты только не сломал шею, это было чудом.

Алфи улыбнулся, протягивая ей руку и Сара приняла, поднимаясь на ноги, отряхиваясь от песка. Между ними повисло робкое молчание и тонкое взаимопонимание, которое некстати было потревожено.

Держа руки в карманах пальто, Алфи повернулся навстречу к подошедшему Томасу и отчетливо произнёс:

— Ты вооружён, приятель? — насмешливо спросил он, зная ответ заранее, встречая недруга. — Если нет, то заряди свой гребаный пистолет, он тебе пригодится, потому что своих детей цыганам я не отдам, да?

Сара погладила сына по светлым волосам, что колыхались от ветра, мысленно ругая Тома, и сказала: — Иди в дом.

Мальчик сделал так, как ему наказала мама и, пожав руку Томасу в знак приветствия, исчез в дверях особняка.

Сара выпрямилась и подошла к Алфи, заглядывая в его серые и жестокие глаза.

— Зачем ты снова делаешь мне больно?..- спросила она, касаясь ткани его пальто, но по одной его душевной атмосфере было ясно, что прежний лад сошёл на нет. — Если утверждаешь, что любишь…

Он невнятно крякнул, отмахиваясь. — Ты простила этому, — Алфи кивнул в сторону Томаса, — смерть Луки, а мне, почему-то, нет?.. Забавно работает твой бабский суд в голове.

Сара вздохнула: — Потому что он признался сам, попросил прощения, он был вынужден, а ты сделал это, чтобы вернуть меня тернистым путем, скрыв мерзкую правду. Им двигал инстинкт, а тобой — эгоцентризм.

Алфи взмолился: — Ты, мать твою, любила меня! И я сделал это, чтобы спасти тебя из чёрных тельцов макаронника! Я сделал это ради наших детей! Но забавно то, что из уважения к нашему прошлому, которого для тебя теперь нет, ты, блять, трахаешься с цыганом! — разразился Алфи, побагровев и вены на его шее вздулись.

— Всегда найдётся рыбка покрупнее. — скучно заметила она, — Но ты этого не учёл ни семь лет назад, ни сейчас. Сначала Лука, потом Томас. У тебя нет такой власти, как ты думаешь. Как и моей любви. Есть только воспоминания. Мы прошлые будем вечно бродить по этому пляжу, касаться друг друга губами у пристани, провожать чудесные закаты… Гостиничные номера, комнаты и тисовые улицы… Они помнят нас прошлых, помнят наше счастливое дыхание, твои клятвы, но они не знаю, какой ты на самом деле.

Алфи обвел взглядом пляж и, наконец, предостерегающе поднял палец, указывая им на Сару.

— Зато этой власти мне хватит, чтобы предложить тебе два простых варианта: первый — ты остаёшься здесь, со мной и мальчиками. Со временем стерпится, потом слюбится, и всё пойдёт как надо. Второй — ты уезжаешь и забираешь с собой того, кого привезла, да? И исчезаешь из их и моей жизни. Таков расклад.

— А близнецы знают, что я исчезаю из их жизни, Алфи? Дети знают, что ты лишаешь их главного человека — матери?

— Ты серьёзно считаешь, что им надо об этом знать?

Том решил вмешаться.

— Сара будет со мной, — твёрдо сказал он. — И близнецы тоже останутся со мной. — запуская руку за пазуху, касаясь согретого кожей металла пистолета.

Алфи заухмылялся. — М-да? Иди домой, Шелби, может, приструни своего чокнутого брата, найди себе молодую, я не знаю…заведи с ней парочку ублюдков. Найди себе дело, а в наши не вмешивайся, ага?

— Карать близких — это твой удел, не так ли? Твой кузен, Дэниел, исчез при неизвестных обстоятельствах. Ты добрался до него раньше, чем я. Видимо, тебе было, что скрывать.