– Фамилия у неё такая.

– Необычная. Ладно, покажешь мне свою бурёнку и её подругу. Заинтересовал, – произнёс Дан. – Мы пошли, а ты не забудь захватить подносы.

***

В прежде просторном вестибюле университета было не протолкнуться. Народ пришел полюбоваться выставкой «Осенняя композиция». Как обычно, главными участниками являлись студенты с Художественно-графического факультета, остальные факультеты представили редкие экспонаты. Вдоль стен на столах красовались букеты, составленные из цветов и листьев всех оттенков радуги. От многоцветья и ярких красок пестрело в глазах. Чуть меньше демонстрировалось сложно составленной икебаны в причудливых сосудах. К столам с икебаной и вёл Никита друзей.

– Хочу показать, какое чудо сотворили мои девочки.

Дан и Холодов, недовольные толпой и шумом, обречённо плелись за ним.

– Когда они стали твоими девочками? – скептически произнёс Дан.

– Пока я в процессе выбора, но кто-то из них точно будет моей девушкой, – без тени сомнения в голосе заявил Никита. – Кроме того, что они красотки, оказывается, ещё и талантливы.

Он подвёл друзей к столу с табличкой «Работы Юлии Кация и Аси Тарасовой Художественно-графический факультет».

– О, так она не Акация, а Кация, – удивился Дан, прочитав фамилию. – А ты, дружок Никитос, однако, глуховат. По-моему, это или абхазская, или осетинская фамилия.

Никита проворчал:

– Ну да, оказывается, она Кация, но для меня останется Акацией. Её так и одногруппники называют.

Гай прочёл название под первой композицией: «Безудержная радость». Как держались и чем были закреплены кленовые листья, он не мог разглядеть, но они располагались по кругу, постепенно меняя расцветку от большого нижнего зелёного яруса до верхнего самого маленького бордово-красного цвета. Из середины последнего круга листьев, будто струи воды из фонтана, выходили нанизанные на тонкую едва различимую проволоку алые бусины ягод калины.

Никита с видом знатока пояснил:

– Радость неудержимым потоком выплёскивается из души. Я сразу понял задумку девочек.

Гай покосился на его довольную физиономию и усмехнулся. Никогда раньше Никита не интересовался искусством, в каком бы виде оно ни было.

Он перевёл взгляд на вторую композицию «Щемящая нежность» и замер. В высоком тонком стеклянном сосуде стоял букет одуванчиков в пору их шарообразной пушистости. Он нагнулся ближе, чтобы понять, почему белые парашютики не облетают? Кончики прозрачных ворсинок поблёскивали. Одуванчики обработали чем-то вроде бесцветного лака, это выглядело так, словно на них упали крохотные капельки росы.

«Где они только отыскали одуванчики? Хотя тёплой осенней порой эти простые цветочки усеивали поляны в парках и лужайки во дворах.

Третья композиция кардинально отличалась от двух прежних, при взгляде на неё Гай почувствовал себя неуютно. В центре букета на тонкой высокой ножке стоял чёрный тюльпан, формой напоминающий сердце. Чуть ниже, наклоняясь от него в разные стороны, располагались серые махровые хризантемы, чем дальше от тюльпана, тем белее становился их цвет, последний ряд цветков был уже с розоватым оттенком. Получалось так, будто чёрный цвет угнетал белый, окрашивая хризантемы в серый тон. Гай поднял голову и посмотрел на название композиции «Тоска». А ведь верно, когда на душе тоскливо, всё вокруг теряет краски и становится серым. Что означает этот чёрный тюльпан? Разбитое сердце? Боль утраты?

– Ну как вам? – поинтересовался Никита с таким видом, словно сам составлял композиции.

Дан не стал скрывать, что удивлён работой девушек, знакомых ему только по рассказу друга.

– Необычно. Странно и красиво. Где они нашли хризантемы серого цвета?

Гай пригляделся к цветам.

– Изначально они были белыми, Их покрасили. Интересно, почему хризантемы после этого не завяли?

Дан вытащил из кармана телефон, сделал несколько снимков.

– Отличные получились фотки, подойдут на заставку для моего ноутбука.

– Я же говорил: девочки талантливы. – Никита осторожно кончиком пальца коснулся лепестков хризантемы; на столешницу посыпалось что-то, похожее на пепел или пыль. Он вытер палец. – Кстати, я тут познакомился с одногруппниками Юли и Аси. Поспрашивал их. Оказывается, неразлучная троица просто близкие друзья, никакие они не родственники. Знают друг друга с раннего детства. В начале учёбы им никто не верил, что они друзья-товарищи даже называли их шведской семьёй. Но потом убедились в отсутствии между ними романтических отношений. Так что теперь я могу спокойно выбирать себе даму сердца.

Гай вздохнул.

– Ты не исправим. У тебя раздутое самомнение, прямо как у павлина. Так уверен, что покоришь кого-то из них.

– Буду атаковать по всем фронтам, – заявил Никита.

– А мне интереснее, чьи идеи в этих композициях? Или они вместе придумывают? – предположил Дан.

– О! Я тоже такой вопрос задавал. Мне сказали: идеи Юли, воплощение Аси.

Дан кивнул.

– Познакомь меня с ними. Любопытно, что это за девушки.

– Тогда присоединяйся к нашим утренним тренировкам.

Дан скептически оглядел друга.

– Не думаю, что смогу. Лучше покажешь мне их в столовой.

Гай помассировал виски, после бессонной ночи голова отяжёлела, словно внутрь черепной коробки залили свинец. Мысли едва ворочались, а уж о какой-то свежей идее не могло быть и речи. После нескольких кружек крепкого кофе от него несло, как от баристы в кафе, а в горле прочно поселилась горечь. Гай поморщился, запах антисептиков и химических реагентов стал резче. Эксперимент подходил к концу, более углублённые исследования в небольшой лаборатории университета не позволяло сделать как отсутствие нужных материалом, так и высокоточных приборов. Сменяя друг друга, он и Никита вели исследование хитридиомицетов. Эту древнюю группу грибных микроорганизмов с очень примитивным строением они изучали неспроста. Прошлым летом Гай, Никита и Дан работали спасателями на пляже в Джемете, сама работа оказалась нетрудной, позволила загореть и вдоволь накупаться в море. Но к концу июля прибрежные воды заполонила нитчатая водоросль Кладофора бродячая, сначала это походило на симпатичный зелёный ковёр, но буквально через неделю ковёр превратился в зловонное болото. Песок рядом с водой стал напоминать свалку отходов, а вблизи берега море приняло сходство с тягучим киселём. Отдыхающие, брезгливо заткнув носы и, шагая как цапли, стали пробираться к чистой от водорослей воде. Гая и ребят вместе с другими работниками пляжа заставили убирать с песка дурнопахнущие кучи Кладофоры, но уже через час все их старания пропадали втуне, море выкидывало на берег очередную порцию гниющих водорослей. Их труд стал походить на труд Сизифа: водоросли размножались с ужасающей быстротой. В какой-то момент вонь от истлевающей Кладофоры стала настолько невыносимой, что отдыхающие предпочли купаться в бассейне с хлоркой, лишь бы не лезть в море. За полтора месяца уборки Кладофоры ребята, просто возненавидев эту водоросль, задумались: существует ли способ избавиться от этой напасти? Оказалось, Кладофора – бич пляжей и в Турции, и на Средиземноморье, но и там использовалась лишь механическая очистка пляжей. Изучая под микроскопом вредную водоросль, Гай обнаружил на нескольких нитях поражённые участки, выяснилось, что Кладофору повредили грибные микроорганизмы хитридиомицеты. Так они начали изучать эту низшую группу древних грибов с целью найти способ борьбы с Кладофорой. Год экспериментов дал некоторые результаты, а две недели непрерывных опытов закончились пусть небольшой, но победой. В небольших аквариумах лаборатории хитридиомицеты полностью уничтожили Кладофору, Теперь предстояло выяснить, выделили ли грибы вредные для человека и морских обитателей токсины. Ведь могло случиться так, что убив Кладофору, хитридиомицеты нанесли бы природе ещё больший вред. Гай записал в лабораторную тетрадь последние данные и с удовольствием потянулся. Дальнейшее изучение результатов опыта можно проводить не торопясь, а значит, отоспавшись, вернуться к обычной жизни студента. Он уже четыре дня не видел Милаху, так он называл про себя Юлю. Этой девушке отлично подходила кличка, данная Никитой, в этом слове заключалось всё её очарование, трогательность и нежность. Пока отношения с Юлей у него никак не развивались, но для себя он уже решил: попробует с ней повстречаться. Почти месяц их общение заключалось в нескольких словах при встрече, и во взглядах. Ещё никто так на него не смотрел. А какие это были взгляды! Они обжигали его, будоражили, доставая до самых потаённых уголков души, ласкали, заставляя видеть ночью эротические сны. Но странно: эти сны всегда балансировали на грани приличия, не позволяя ему расслабиться. Словно и в сновидениях из-за невинной внешности девушки он не мог переступить через незримую черту. Юля не предпринимала никаких попыток форсировать отношения, только взглядами показывала свои чувства к нему, на словах же была сдержанна. Она будто интуитивно догадывалась, что он не любит активно флиртующих девушек, и поэтому давала возможность ему самому решить, принимать её чувства или нет. Гаю иногда казалось, что они разговаривают без слов, на каком-то ином уровне. Он мог угадать настроение Милахи, просто бросив на неё взгляд. Юля ничего не говорила ему, но он точно знал, что нравится ей, и она ждёт его решения. А ещё понимал: эта девушка не станет признаваться в чувствах первой, не будет навязываться, предлагая отношения. Она примет любое его решение и при необходимости просто уйдёт. За те дни, что он не видел Юлю, Гай признался себе: соскучился по обожанию, которое светилось в каждом её взгляде и, что скрывать, подогревало его самолюбие. К тому же она заинтересовала его и как личность, в ней чувствовался некий внутренний стержень. Юля, несомненно, обладала талантом, а ещё отличалась позитивным и лёгким характером. Казалось, в ней нет никакой женской стервозности, то, что больше всего он не переносил у некоторых представительниц слабого пола. Все прошлые отношения Гая носили кратковременный характер. Больше двух месяцев он не встречался ни с кем. Едва в отношениях намечалось что-то серьёзное или девушка начинала претендовать на роль будущей жены, он тут же обрывал всякие связи. Гай расставался, не чувствуя жалости или боли. Он не позволял захватить его сердце, понять внутренней сути характера или настоящих переживаний, а себе не разрешал ни к кому прикипеть душой. Гай дал себе слово: ни одна женщина не будет много значить для него. Он достаточно нагляделся на отношения родителей. Его мать Роза Петровна служила актрисой в Армавирском театре драмы и комедии. Этот провинциальный театр имел давние традиции и был старейшим театром на Кубани. Будучи неплохой актрисой, творческой личностью и красивой женщиной, Роза Петровна просто не могла жить обычной жизнью. Романы на стороне случались у неё регулярно и длились по четыре-пять месяцев. Потом она возвращалась в семью виноватая, обиженная на любовника и несправедливую судьбу, подкинувшую очередного мужчину негодяя. С пафосом актрисы она просила у мужа прощения, при этом театрально заламывая руки. Говорила, что он единственный порядочный человек на всём белом свете. Клим Сергеевич прощал изменщицу, в семье на время наступало благоденствие, начиналась светлая полоса. Будучи маленьким, Гай не понимал, куда время от времени девалась его весёлая и замечательная мама, но быстро понял: после её исчезновения в их жизни наступала чёрная полоса. Папа ходил мрачный и печальный, дом не прибирался, становилось неуютно, они начинали питаться полуфабрикатами и быстрорастворимой лапшой. С тех пор Гай ненавидел даже запах этой лапши. Но когда появлялась мама, дом наполнялся светом и весельем. Клим Сергеевич, напевая, приступал к готовке, квартира теперь сияла чистотой, домашняя работа всегда лежала на его плечах. Когда Роза Петровна находилась дома, он выполнял эту работу с удовольствием, но после бегства жены, впадая в тоску и депрессию, начинал пренебрегать своими обязанностями. Вернувшись в семью, Роза Петровна выводила своих «мальчиков» в свет, они отправлялись на экскурсии, в музеи, ходили в цирк, обязательно посещали театр. В редкий день, когда она оставалась дома, придумывала какое-нибудь развлечение для мужа и сына. В квартире вечно толклись гости и знакомые, которые, словно бабочки на огонь, летели на искрящееся веселье, излучаемое Розой Петровной. Гай быстро научился распознавать признаки будущего ухода матери из дому, она становилась раздражительной и всем недовольной. Проходило немного времени, она вытаскивала с антресолей чемодан и начинала укладывать вещи. Клим Сергеевич предпринимал безуспешные попытки образумить жену: уговаривал, просил, угрожал, стоял на коленях, напоминал о сыне, но его мольбы не доходили до сердца жены. С решительным видом та покидала свою семью. Так повторялось много раз. Взрослея, Гай стал понимать, что происходит с родителями. От бесконечных расставаний и встреч его душа закалилась и очерствела. Наступил момент, когда он спокойно принял очередное бегство матери и также невозмутимо её возвращение. Он стал презирать слабость отца, не имеющего сил расстаться с предающей его женщиной. Мать же полностью вычеркнул из сердца. Гай больше не желал делать вид, что всё в порядке, когда мама, получив очередное помилование, оставалась с ними. Он не раз задавал отцу вопрос, как он может столько раз её прощать? Тот ответил: