Думала Юлька, с трудом удерживая себя в постели. Хотелось встать, пойти на кухню, к бабушке. Помочь ей готовить, и говорить, говорить о малышке. А еще сильней хотелось все честно ей рассказать, но Юлька боялась, что бабуля все расскажет своей подруге, а это уже не будет секретом.
– Бабуля! – позвала Юлька, – а как там баба Шура, оклемалась?
– А что ей сделается, – вышла к ней баба Паша, – отделалась сильным испугом, и шрам на голове будет. Но уже встала, и ходит по хате, но выходить боится.
– Кого же она боится?
– Как кого? Боится того мужика, который ее стукнул в лоб. Я ей говорю, чтоб переходила ко мне, хоть на время, пока выздоровеет, но она не хочет. Может, еще надумает и перейдет. Ешь, вот я тебе кашку сварила, и блинчиков с медом, чтобы молочка для малышки хватало. – Поставила бабушка на табуретку завтрак.
– Да я встану, – смутилась Юлька.
– Я тебе встану, – пригрозила бабуля, – ни в коем случае, тебе еще лежать, да лежать. Ишь, чего надумала! Лежи, ешь, а мне нужно сбегать подоить козу, загляну к Шурке. А тогда приду, постираю, тебе помогу обмыться. Никуда не вставай, и не вздумай выходить на улицу. Эх, и как это тебя угораздило, внученька? Кто хоть этот стервец? Скажи, я его за чубрину приволоку, на дитя глянуть, а потом при мне пусть скажет, что оно ему не нужно. Назови бабушке его имя!
– Бабуль, я разберусь с этим сама, без посредников. Хорошо? А то ты дров наломаешь, больше чем я. Ты лучше посоветуй, какое имя дать малышке.
– Имя? – Задумалась бабуля, – да имен много хороших, например, Дарья, Евдокия, Елизавета.
– Стой! – перебила ее Юлька. – Не нужно перечислять, я их все и сама знаю. Нужно только одно имя. А, может, Светлана? Или еще можно Евгения, это значит Женя.
– Только не мужское имя, у нас достаточно женских имен. Чем плохое имя Ульяна? А когда маленькая, Уля, Улюшка. Давай так сделаем, я пойду, управлюсь, и за это время подумаю, а ты тоже думай, какое имя ей больше подходит. А потом, когда я приду, мы с тобой сядем, и решим эту приятную проблему. – Предложила бабуля и, не дожидаясь ответа, пошла к дверям.
Через минуту Юлька соскочила с кровати и подскочила к окну. Бабушка уже вышла за калитку и направилась по улице к своему дому. Юлька нагрела молока и начала кормить ребенка, а сама думала какое выбрать имя для девочки.
«Надо такое, чтобы звучало, как цветочек, Алена, например. А чем плохое имя? Когда Юлька была маленькая, мама покупала ей шоколад с картинкой Аленой, хорошенькой девчушкой в платочке. Алена, Аленушка, звучит красиво, но как будто из старинной сказки, будто не настоящее, а из далекого прошлого. А может, действительно, назвать дочку Улей, Ульяна, Улюшка. Бабуля придет, подумаем еще», – решила Юлька.
– Эдак, пеленок для тебя будет маловато, нужно что-то придумывать. Вон сколько только за утро накидала. Сейчас бы взять да постирать их, но нельзя бабуля разохается. Даже неудобно здоровой лежать в постели.
Юлька глянула в окно и вовремя, баба Паша почти бегом спешила к дому.
– О, Господи, что это она так бежит, как на пожар. Будто не успеет постирать и убраться.
Юлька юркнула в кровать, рядом посапывала, продолжая чмокать во сне, спала в сухих пеленках малышка. Баба Паша заскочила в дом возбужденная и испуганная. И сразу, с порога, начала рассказывать.
– Представляешь, пошла я домой и думаю, подою вначале козу, управлюсь, а тогда пойду к Шурке, ведь от нее сразу не отделаешься. Ну, вот, прихожу я к ней, когда дома все дела закончила, а Шурка уже выползла во двор, и сидит в тенечке, под яблонькой.
– Что, – говорю, – не сидится в хате, уже не боишься на улицу выходить? Она мне ответила, так слово, за слово и заболтались. Слышим, машина остановилась возле Мотьки. А мы, конечно, осторожненько, в щелку, как не глянуть, тогда весь день будет испорчен, так и будешь думать, кто приезжал. Вот мы и глянули, а там, батюшки, опять та же машина, и тот же мужик, что намедни приезжал. Вылез с машины, и по сторонам стрельнул. Я Шурке говорю «уноси ноги из своей хаты, в мою хату», а сама к тебе поспешила. И чего это он снова приехал, чего ему еще нужно?
– Он приехал один? – Еле сдерживая волнение, спросила Юлька.
– Один, как есть один, – подтвердила бабушка.
– А тетю Мотю вы сегодня видели? – снова спросила Юлька.
– Нет, ее я не видела, спит, наверно, еще, а корова мычит, и что за хозяйка, наверно, не доила утром. В пастбище корову не выгнала, точно проспала. И зачем держит, денег, что ли мало, ни детей, ни внуков, зачем животное мучить?
– Ладно, бабуля, пусть сами разбираются, не наше это дело. Сделав равнодушное лицо, проговорила Юлька. – Что ты надумала, насчет имени для внучки?
– А я и не думала еще, некогда было, а когда от Шурки бежала, даже сердце останавливалось. Но, если подумать, то имя Ульяна очень даже подошло бы для моей правнучки. Однако решать окончательно тебе – матери. Ох, Господи, какая ты мать в восемнадцать лет! Только школу кончила, хотела идти учиться, а теперь все насмарку, ни учебы, ни работы. Чем жить будешь? Моей пенсии на двоих мало, а дитю нужно много, а ты будешь к нему прикована.
– Бабуль, не начинай голосить. Ты голосила, когда остались вдвоем, не пропали же, и теперь не пропадем. Я найду такую работу, чтобы с дитем взяли. И учиться буду, но позже, так получилось. Что мне ее подбросить кому-нибудь?
– Господь с тобой, что говоришь! И даже в шутку об этом не говори. Разве такое можно – дитятко кинуть! Вон она какая красавица, вылитая в тебя. Тот же носик, аккуратный маленький, бровки темненькие, а волосики чисто пух беленькие, – умилялась баба Паша, глядя на правнучку. – И не сомневайся, проживем. Пенсии моей хватит, а потом пойдешь работать, а я на хозяйстве и за няньку, еще не разучилась, справлюсь. Поднимем нашу красавицу, вот только бабы покоя не дадут, языком будут трепать, так и замуж не выйдешь.
– Я не боюсь, пусть треплют, – отмахнулась Юлька. От их трепотни не похудею, поговорят, поговорят и перестанут. А девчушка будет расти, солнцу радоваться. Пусть будет по-твоему, бабуля, назовем ее Ульяна, Уля, Улюшка.
– Ой, что это я болтаю, а у меня столько дел! – Спохватилась бабушка, – лежи, отдыхай, сшей дитю рубашечку. Я забыла принести, у меня есть байка, брала себе на халат, да так и лежит, и еще можно найти, если хорошо поискать в сундуке. Напомнишь мне, когда пойду домой, чтобы не забыла. Хорошо? А сейчас я займусь стиркой, вода уже нагрелась.
И баба Паша пошла стирать во двор. Летом они всегда стирали во дворе, так удобней, и вода рядом, и вылить удобней. Бабуля занималась стиркой так, как будто делает самую любимую работу. Юлька обеспокоено думала о том, что она ей сообщила:
«Зачем приехал этот в машине? Какие у него еще здесь дела? Может с его женщиной что-то не так, и он приехал проконсультироваться? Как хоть что-то узнать, лежа в кровати? А может ночью наведаться к тете Моти, как бы за советом? Может она проговорится, хотя навряд ли, надежды никакой. Нужно бабулю попросить, чтобы она узнала, так ненароком, как бы между делом. Бабки, они досужие, они все знают. Если бабка Шурка ушла со своего наблюдательного пункта, это не значит, что другая, третья, четвертая соседка не подсматривали из-за своих заборов. Может, и меня видели там, у теть Моти во дворе. Вот это совсем некстати, а ожидать можно все. А если так, то их длинные языки рано или поздно, но выведут этого мужика и тетю Мотю на меня. Да и представление мое с куриной кровью только для таких, как моя бабуля, доверчивых и наивных. Мою бабулю обмануть, как пить дать, можно. Правильно ли я сделала, что вмешалась в эти опасные взрослые игры? – думала Юлька, но, глянув на девочку, вздохнула и успокоила свою совесть. – Правильно или нет, не знаю, но очень рада, что этот маленький человечек со мной. Конечно, нужно было бы, чтобы об этом узнала милиция, но вдруг все пойдет не в ту сторону, и малышка пострадает. Разве до этого никто не знал, чем занимается тетя Мотя?! Прекрасно все знают, но почему-то не обращают внимания. Сейчас вообще на многое не обращают внимания: на малышей на вокзалах, на улицах; на разгулявшихся подростков; на беспризорных собак, которые стаями собираются и бегают по улицам, пугая детей и взрослых; на родителей, которые пьют непробудно, а дети голодают в холодных домах и квартирах; и еще ох, как много такого, о чем лучше молчать, чем говорить вслух, чтобы не пострадать самим».
