Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Где же ты, малыш, отзовись, – нервно шептала она. – Заплачь, я не могу тебя найти.

И ребенок отозвался на ее голос, тихим и горьким плачем. Юлька тут же бросилась на звук, опустилась на колени и руками стала искать малыша. Нащупала какой-то ящик, а в нем живой теплый комочек, завернутый в какие-то тряпки. Девушка осторожно вытащила малютку и положила его в подол своего платья. Прижимая к себе драгоценную находку, она, оглядываясь, вышла из сарая, а потом огородами добежала до своего двора. Дома, трясущимися руками, уложила ребенка на свою кровать.

– Господи, а что же дальше? Что же мне с ним делать? Надо глянуть, что там с ним.

Юлька развернула ребенка, это была девочка. Пупочек у нее был перевязан.

– Ох, тетя Мотя, все сделала, как положено, чтобы не она была виновата в гибели малыша, может, потом хотела подбросить кому-нибудь, – вдруг мелькнула мысль. – Нет, навряд ли, тогда она бы его не оставляла в сарае. Нужно нагреть воды и обтереть ребенка, и пупочек примазать зеленкой.

Юлька взяла зеленку и ватку и прижгла пупочек. Потом прикрыла малыша одеялом.

– Так, пока вода греется нужно поискать, что порвать на пеленки, а купать сама не смогу, необходимо позвать бабулечку. Эх, была бы жива мама, она бы всему меня научила. А так я даже не знаю, как купать, пеленать детей, да и не нужно мне еще это в восемнадцать лет. Вернее, думала, что еще рано, не понадобится такая наука. Не соображаю, что нужно малышу, почему она так плачет. Наверно хочет есть, но чем ее кормить?! О, Господи! Мало взять ребенка, его надо еще накормить, скупать и как-то успокоить! – в отчаянье говорила Юлька, а сама приготавливала для малышки пеленки, простынь разорвала надвое, это на простынку.

Девушка налила в тазик теплой воды, добавила туда чуть марганца и обтерла малышку. Юлька боялась поднимать ее без пеленок далеко от кровати. Малютка была такая скользкая и худенькая, что страшно было брать ее на руки. Юлька неумело запеленала ребенка, а потом налила тепленького чая без заварки, добавила в него сахара, попробовала сладкий чаек.

– Пока напою чаем. – Решила девушка.

И с ложечки стала поить ребенка, но она совсем не умела пить, а Юлька не умела поить и старалась по капельке вливать в рот. Девочка чмокала языком и крохотными губками, а вода выливалась обратно. Порядком измучившись сама и измучив ребенка, Юлька сунула малышке свою девичью грудь, чтобы хоть как-то успокоить ребенка. И девочка сразу замолчала, зачмокала, засосала грудь без молока, вместо соски. Это было так необычно для Юльки, щекотно и даже приятно. Она смотрела на уснувшую под грудью малышку, трогала ее крохотный носик, бровки, гладила ее щечки. И вдруг неожиданно отметила, что малышка красивая, и ей, Юльке, она очень нравится. И у девушки защемило сердце от жалости, от желания защитить ее от всех бед и невзгод, что ожидают в этом беспощадно-жестоком мире. Она положила девочку на подушку и прикрыла одеялом.

– Нужно сбегать к бабулечке Паши и все ей рассказать, и расспросить, как ухаживать за ребенком. А на работу теперь меня, конечно, не возьмут с ребенком на руках, а поступать учиться тем более не придется. Ах, да ладно, об этом подумаю потом, сейчас не время. – Решила девушка, закрывая дом.

На дворе стояла ночь, но Юлька не боялась ходить по улицам своей деревни.

– А кого тут бояться? Молодежи почти нет, а если кто и не уехал в город, то сидит дома и смотрит телевизор. Ходить больше некуда, дом культуры закрыт уже не первый год, нет специалиста, а, может, мало молодежи, или убрали ставку зав клуба, – шла, рассуждая про себя, девушка.

Нехотя лаяли собаки, им за это, наверно, тоже не платили, и они лаяли лишь по привычке. Девушка проходила мимо дома бабы Шуры, у нее света в доме не было.

«Наверное, уже спит».

А напротив, у тети Моти в доме по-прежнему горел свет.

«А эта, наверно, считает деньги, – с неприязнью подумала Юлька. – И сколько же ты загубила душ детский? Вот кому гореть в аду, если он есть. Господи, ты то должен все видеть, неужели за деньги можно продать душу, милосердие, сострадание?»

И Юлька пошла дальше, но тут ей послышался стон со двора бабы Шуры. Девушка вернулась и заглянула через забор. Возле него кто-то лежал, в темноте не было видно кто. Юлька в нерешительности остановилась, какой-то непонятный страх пополз по спине, покрывая тело гусиной кожей. Но, пересилив себя, девушка перелезла через забор и склонилась над лежавшим.

– Баб Шур, это ты? Что с тобой?

Пробовала Юлька приподнять ее с земли, но не тут-то было. Баба Шура была женщина хоть и не большого роста, однако, упитанна и одной ее было не поднять. Юлька это поняла и, перескочив через забор в обратном порядке, помчалась к своей бабушке за подмогой.

– Бабулечка! Бабулечка! – забарабанила она в окно.

И тут же в окне, в темной комнате вырисовалось лицо бабы Паши. Узнав Юльку, она кивнула головой, что уже открывает дверь.

– Что случилось, ты что заболела? – тревожно и вместе с тем раздраженно спросила она внучку.

– Там баба Шура возле забора, я ее поднять не смогла, она стонет, что-то с ней случилось, может с сердцем что.

А бабуля уже не слушала внучку, поспешила, чуть ли ни бегом к своей подруге. Охая и ахая, она вместе с Юлькой затащила старушку в дом, и уложили ее на кровать. Лицо бабы Шуры было залито кровью, а чуть выше лба была пробита голова.

– Ох, Шурка, где это ты так ляснулась? Что же это такое? Уходила, все было в порядке, а вот теперь на тебе. Прошло то времени всего ничего! – причитала бабуля, а сама обмыла лицо подруги, залила рану зеленкой и нашла в аптечке стрептоцидовую мазь, намазала на бинтик, приложила к ране и заклеила пластырем. – Ты, Юль, сходи домой, прикрой, да принеси мне халат, я тут до утра пробуду.

– Хорошо, бабуля, а у тебя молочка дома нет? Мне что-то нездоровится, хотела горячего молочка выпить. – Схитрила Юлька, решив бабушке ничего не говорить.

– Посмотри в кладовке, в холодильнике вечернее, Соньку подоила.

Юлька помчалась к бабушкиному дому. Схватила халат, заглянула к бабушке в холодильник, там стояли две литровые банки козьего молока. Бабуля держала козу. Юлька попробовала молоко, которое свежее, закрыла дом, сунула ключ в условное место и вернулась к дому бабы Шуры, кинув взгляд на освещённые окна тёти Мотиного дома:

– Не спится, наверно, совесть мучает, а, может, хватилась, а дитя то нет! – Снова со злорадством подумала девушка.

Она и до этого недолюбливала эту женщину, а после сегодняшнего вечера, когда услышала, что тетка Мотька собиралась закопать живого ребенка, неприязнь и вовсе всколыхнулась в ее душе, превращаясь в ненависть. Но задерживаться возле дома, не было времени. Юлька отдала бабе халат.

– Я пойду, что-то у меня сегодня болит голова, – соврала она своей бабулечке, опасаясь, что девочка уже проснулась.

Но тут очнулась баба Шура, открыла глаза и испуганно повела ими по комнате. А потом прерывистым шепотом, как на духу призналась:

– Страшно мне, Паша, он ведь меня убить хотел.

– Кто? – удивилась бабуля.

– Да тот, за которым мы подсматривали. Я уже уходить хотела, не видела, как он подошел к забору: «Подсматриваешь?! – говорит, – ну и как запомнила, о чем языком трепать»? А я ничего не могу сказать, язык сразу присох к нёбу. Вот он меня чем-то и огрел. Я еще услышала, что он сказал: «Распустишь, совсем добью, а это авансом». Аванс значит, мне припечатал, я так и брякнулась.

Тут Юльку и пробрал мороз, даже зубы сами застучали. Бабуля повернулась, удивленно и тревожно глянула на внучку.

– Я побегу домой, – заторопилась девушка. – Бабуль, утром ко мне загляни.

И прихватив банку с молоком, выскочила на улицу.

«Ох, Юлька ты вляпалась, теперь думай, думай, как выкручиваться, чтобы никто ни о чем не заподозрил. Но как, как? Ребенка не спрячешь, все равно узнают в поселке, и поползут слухи, откуда взялся? Может заявить в милицию? Малыша, может, и спасут, а меня, как свидетельницу начнут тягать, вот тут на меня и начнется настоящая охота. Что же делать? В милицию, конечно, нельзя, не знаю, что за шишка этот мужик, а что шишка, это точно. Землю будет рыть, а уберет всех, кто хоть как-то будет касаться к этой истории». – Думала Юлька, но ничего не приходило ей в голову.

2
{"b":"741528","o":1}