– Там никого нет, – мрачно проговорил другой мужчина.

– Сейчас проверим, – и молодой открыл ключом дверь, зашел в дом, за ним шел второй. Они молча прошли по комнатам.

– Коляска на месте, значит где-то здесь, подождем.

– А хозяева не вернуться? – снова спросил один из них.

– Вернуться, конечно, но надеюсь не сразу.

– А, может она уматнула, почувствовала что-то? Чем здесь сидеть, лучше проверить автостанцию и вокзал. Сюда мы всегда успеем приехать.

И вскоре машина мчалась по улице к автостанции, а позже, к вокзалу. На перроне людей было немного, но того, кого они искали, не было. Они стояли и ждали, провожая всех взглядом. Мимо прошли цыгане, одна из них молоденькая, кидалась в глаза своей красотой и молодостью. Но, когда она повернула свое лицо, и глянула на мужчин, у них невольно вырвался возглас ужаса и сочувствия, глаза у цыганочки страшно косили, и лицо сразу стало жалким и уродливым.

– Ни приведи Господи, увидеть во сне, больше не заснешь, – почему-то вполголоса проговорил молодой мужчина.

Цыгане сели в вагон, раздался гудок паровоза, и поезд Кисловодск-Новокузнецк отошел от перрона.

– Зря время убили, лучше бы сидели и ждали, она, видно, уже дома, – проговорил молодой. – Едем!

– Дома, но не здесь, она уехала в деревню.

– Что ж, можно и в деревню, давно не дышал свежим воздухом.

И поезд Кисловодск-Новокузнецк набирал скорость. А в купе шумно рассаживались цыгане. Юлька не понимала ничего, из того, что ей говорили цыганки, и она всякий раз мотала головой, или пожимала плечами, боясь себя выдать. Иногда среди цыганской речи проскакивали русские слова, и даже предложения. Но Юлька не показывала вида, что она слышит, и понимает русскую речь. У нее была нижняя полка, и Юлька села на свое место. Но одна из цыганок, что-то недовольно сказав Юльке, жестами стала объяснять, чтобы девушка перебралась на верхнюю полку. Но Юлька отрицательно покачала головой, и цыганки загалдели, стали Юльке что-то доказывать. Девушка и не пыталась их понять, так, как и так было ясно, чем они не довольны. Юлька уселась на свою полку, поставила на нее корзину и вытащила из корзины Танюшку. Цыгане сразу притихли и молча наблюдали за ней: девушка расстегнула кофту, прикрыла грудь пеленкой и стала кормить ребенка, и сразу все стало на свое место. Цыганки разместились по своим местам, а мужчины вышли в другое купе. По вагону прошла проводница, проверяя билеты, Юлька молча подала свой билет. Затем с ребенком на руках принесла кружку кипятка, цыганки опять загалдели и стали показывать жестами, что с ребенком нельзя носить кипяток, это опасно. Одна из них, наверно, чуть старше Юльки, подошла к девушке и назвала свое имя:

– Ася.

И стала ей говорить, что-то быстро и страстно, а потом показала жестами, что, если ей что-то нужно, то она, Ася, все принесет. Юлька кивнула головой, что все поняла.

Сутки в поезде длятся на много дольше, чем, например, дома. Вернее, кажется, что длятся они дольше, потому что человек вдруг предоставлен самому себе, никуда ему не нужно спешить, ничего не нужно делать. Сиди или лежи, ешь, спи, читай или играй в карты, но времени так много, что успевает надоедать все. И только когда наступает ночь, и все стихает, все спят, свет притушен, а поезд продолжает мчаться, останавливаясь на станциях, и тогда в купе становится светлей. Поезд стоит, и появляется раздражение и недоумение, «почему стоим так долго», как будто не все равно, ехать или стоять.

Юлька ночью спала, спрятав сумку под полку, обняв Танюшу, она то и дело просыпалась и опять засыпала. За вечер, что провела она со своими попутчиками, Юлька поняла, что они едут в Новосибирск торговать и набрать товар на обратную дорогу. С ней на соседних полках спали три цыганки, а в соседнем купе трое молодых парней. Парни сопровождали своих матерей. Девушка, которую звали Асей, приходилась дочерью одной из цыганок. А вообще они были родственниками. За вечер они столько говорили, что Юлька невольно запомнила некоторые слова, они даже ночью, когда Юлька просыпалась, вертелись у нее в голове. Но перевода их она, конечно, не знала. Против других цыганок Юлька была одета беднее, и золота на ней тоже не было, а дешевые серьги и кольца цыганки сразу отличили от золота. А маленькой Танюше они подарили амулет от сглаза, который сразу надели на ручку. Юльке предложили купить роскошную шаль на плечи, но девушка отказалась, показывая на пальцах, что у нее нет таких денег. Цыгане загалдели между собой, и один из парней, вырвав шаль из рук матери, накинул ее на плечо Юльке. Девушка улыбнулась ему, но шаль вернула. А, когда парень хотел снова накинуть шаль ей на плечи, Юлька рассердилась, и, сверкнув гневно глазами, резко отвела его руку. Юлька запомнила, что говорила ей бабушка:

– Запомни, внучка, – говорила она, – никогда не бери ни от кого подарков, если не уверенна, что сможешь за них расплатиться. Если возьмешь, значит, даешь повод, требовать от тебя ответного подарка. Ты ведь понимаешь, что я имею ввиду?

Юлька все понимала, вот и сейчас, как наяву она услышала голос бабушки и потом весь вечер она невольно думала о ней. Девушка поднялась и села, бок занемел. Танюша маленькая, а места занимает много, да еще тут же стоит корзинка. Хотелось есть, девушка не успела ничего купить на вокзале, а в поезде не хотелось лезть в пояс за деньгами, и девушка ничего не покупала. Потом, когда она уже легла спать, то вытащила сто рублей, чтобы что-то купить, но по вагонам уже ничего не носили. Так Юлька и осталась на ночь голодной.

«Хоть бы пообедала, ведь Марина говорила, что обед на кухне, все горячее, а я тут голодная».

Нужно было хотя бы не отказываться от угощения, когда цыганки приглашали ее к столу. Она может и села бы, но в купе пришли парни и тоже сели ужинать все вместе. И тот парень, который хотел подарить ей шаль, все время кидал взгляды на Юльку, а ей это не нравилось.

«Не хватало мне еще дорожных романов с цыганом, потом от него не отвяжешься и не убежишь. Хватит мне того, от кого бегу сейчас, хотя толком не знаю от кого бегу. Все на ощущениях, на отрывочных разговорах, на страхе, возможно беспечном. Но береженого Бог бережет. Так вот лучше перестраховаться, чем попасть в неприятное положение, – рассуждала Юлька, а сама смотрела в слепое окно, где была ночь. – Куда я еду, что меня ждет там впереди? – думала она, но страха уже не было. – Руки, ноги есть, не пропаду. Приеду в какой-нибудь небольшой город или даже деревню, стану на квартиру, найду няню, и буду работать. Проживу, не пропаду, главное переждать время, чтобы все забылось, тогда можно вернуться к бабуле. Как ты там, бабулечка, без меня? Увижу ли тебя еще? Не смогу написать, не смогу позвонить, но буду надеяться на лучшее, прости меня, я не могла поступить иначе! Не могла отдать Танюшу в дом малюток. Кто же ты, моя девочка, что за тайна скрывается за твоим рождением? Мы узнаем об этом потом, а сейчас нам нужно с тобой выжить, спрятаться и выжить».

Поезд замедлил ход, подходил к какой-то станции. С полки спрыгнула цыганочка Ася.

– Тебе что-нибудь принести? – спросила она по-русски, а потом, вспомнив, что Юлька не говорит, стала объясняться жестами, но Юлька поспешно закивала головой, протянула деньги и показала, что хочет есть.

– А что взять?

Юлька развела руками, что можно брать все что есть.

Цыганочка помчалась к выходу. Поезд остановился, Юлька смотрела в окно, но не успела прочесть название станции, а какая разница, до Новосибирска еще ехать больше трех суток.

«Четверо суток в дороге и только приеду в Новосибирск, а там пересадка, а билет до Красноярска. Вот там и буду смотреть маленькие станции, где можно сойти, а сейчас все равно какая станция, большая или маленькая».

Мимо окна прошла женщина с ведром яблок, и Юльке страшно захотелось яблок. Она увидела цыганочку, постучала в окно и показала на продавщицу яблок. И вот на полку, на постель цыганочка высыпала целое ведро яблок и снова выскочила на перрон. Юлька собрала яблоки в детскую пеленку и связала в узел.