Юлька подошла к окну, на улице еще было темно, но рассвет был уже близко. Кричал петух, а значит скоро утро.
«А что, если утром уехать автобусом? Чего я боюсь? Людей будет много как всегда, будут ехать в район, кто в поликлинику, а кто на базар, это мне на руку. Приеду к дяде Коле, а там будет видно, может он что-то посоветует».
Задумавшись, Юлька стояла возле окна и смотрела на улицу. Чуть приоткрыв створки окна, она ловила свежий утренний аромат лета, пропитанный запахом цветов и легкого запаха клубничного варенья. Кто-то в деревне варил варенье, а может, запах остался со вчерашнего дня и бродил по деревне, залетая в открытые окна. Самое лучшее время года, когда тепло, пусть даже жара, но все цветет, зеленеет и пахнет вареньем, а позднее, яблоками.
Рассвет нехотя пополз по широким улицам, путаясь в садах, цепляясь за деревья, за крыши домов. Небо светлело, но звезды упорно что-то выискивали на земле и не хотели расставаться с ночной темнотой.
Где-то загудела машина. Юлька насторожилась, но тут же одернула себя.
– Так нельзя, надо взять себя в руки, нельзя каждый раз вздрагивать, как послышится гул машины.
Но невольно прислушивалась, где машина остановится. Но машина, не останавливаясь, гудела все ближе и ближе, и вдруг оказалась совсем близко, рядом с домом. Мимо окна проехала белая «Волга», и остановилась у ворот. Девушка отшатнулась от окна, но тут же снова кинулась к окну.
– Кто же это приехал к Сеньке?
С машины вышел мужчина, но в серой дымке рассвета трудно было рассмотреть его лицо. Хотя по телосложению, и по походке, он казался девушке знакомым. Мужчина вошел во двор, и слышно было, как пес радостно повизгивает. Юлька не подходила близко к окнам, смотрела с глубины комнаты. Мужчина хозяйским взглядом окинул двор и повернулся лицом к дому. И Юлька узнала в нем дядю Федю, отца Сеньки.
– Странно, у дяди Феди Нива, а сейчас он приехал на «Волге». Хотя, что здесь странного, наверно сменил машину, одну продал, а другую купил.
Но подозрения уже закрались и точили Юльку, увеличивая ее опасения и неуверенность.
– Правильно бабушка говорила, что пуганая ворона куста боится. Так и я, теперь буду бояться всех, у кого белая «Волга».
А между тем мужчина тихо постучал в дверь. И тут же в доме послышались шаги. Девушка приоткрыла дверь и стояла, прислушиваясь к голосам. Женщина радостно поздоровалась, и слышно было, как она поцеловала мужа. А потом заговорил мужчина.
– Не перебудил всех?
– Нет, нет, все спят. Как у тебя дела, все в порядке?
– Не совсем, потом расскажу, не сейчас, сейчас я устал. А как дети, здоровы?
– Что им сделается, помогают по дому, ходят на речку. Ты бы Сеньку с собой увез, на работу его пристроил. Пора уже, два месяца, как после армии, сколько можно отдыхать. А то он женится от безделья, – женщина вздохнула.
– Что-нибудь случилось? – Забеспокоился дядя Федя.
– Пойдем на кухню, там расскажу, – тихо говорила женщина.
И голоса стали глуше, и ничего нельзя было понять, о чем они говорили. Но Юлька больше не стала слушать. Она надела свой рюкзак, взяла в руки Ульянку и вылезла в открытое окно. Потом прикрыла окно и поспешно пошла от дома, где вначале, ей казалось, она могла найти временное убежище. Село еще спало, и даже собаки молчали. Но Юлька знала, что у нее очень мало времени, утром в район автобус отходил рано. А часов у девушки не было, и она тревожно смотрела на небо, которое светлело и освещало все вокруг. Девушка свернула в переулок и прошла через двор заколоченного дома, в котором никто не жил. И по огородам, а где и за сараями, чтобы ее ни видели, быстрым шагом дошла до бабушкиного дома. Света в доме не было, значит, бабуля еще спала. Юлька под стрехой взяла ключ от летней кухни, которая стояла тут же, во дворе, открыла ее и вошла. Тут же в коридорчике, на большом крюке у бабули висели корзины для сбора грибов и фруктов. Девушка сняла одну, которая была новее и занесла на кухню. Зажгла свет, задернула занавески на окнах. Положила Ульянку на диван, на котором бабушка отдыхала днем, не заходя в хату. Затем девушка открыла бабушкин сундук и стала искать в нем, что ей было необходимо. Прежде всего, постелила в корзину, чтобы было мягко и удобно в ней ребенку. А потом стала преображаться сама: повязала голову цветастым платком, выбрала себе длинную юбку, цветную кофту, все это надела поверх рубашки и брюк. Сняла кроссовки, положила их в рюкзак, а сама надела туфли на низком каблуке, у бабули была такая же нога, как и у Юльки. Подскочила к зеркалу и черным карандашом изменила свои глаза и брови до неузнаваемости. Подкрасила губы, а над верхней губой сделала еле заметные женские усики, поставила на щеке родинку. Все делала быстро и умело, на новый год она делала себе костюм цыганки, и ее никто не узнал, хотя маски на лице не было. Вот и пригодился сейчас этот костюм и весь этот маскарад. Затем, покопавшись еще в сундуке, Юлька нашла матерчатую сумку, сунула туда свой рюкзак, предварительно налив в бутылочку молока с термоса, уложила бутылочку в корзину. Пора было выходить, бабушкины ходики показывали без пятнадцати пять, а в пять уходил автобус. Юлька еще раз заглянула в сундук, и нашла, что искала, ажурную накидку на подушки. Обвязала ей корзину и, окинув взглядом последний раз комнату, выключила свет, закрыла дверной замок, и положила ключ на свое место. Только она отвернулась от двери, как открылась дверь в доме, и на пороге появилась бабуля.
– Ты что это здесь делаешь? Грозно спросила она.
И Юлька уже хотела объяснить бабушке, что она делала в кухне, и даже шагнула ей на встречу, но бабуля замахала руками.
– Иди, иди, нет у меня ничего. Такая молодая, а по дворам ходишь, работать надо, огород сажать, хозяйство держать. Что ты хочешь у меня старухи выпросить? Я сама такая, кто бы дал мне что-то, сил уже нет, но никто ничего даром не дает, не то сейчас время. Что стоишь, что на меня уставилась, я тебе не икона и ни святая, на меня смотреть нечего, не разжалобишь. Такую рань приперлась, выходи со двора.
Юлька вначале опешила от бабушкиного приема, а потом опомнилась:
«Бабуля меня за цыганку приняла, не буду ее переубеждать».
Повернувшись, она быстро вышла со двора. Хотелось посмотреть еще на родную бабушку, но времени уже не было. И она еще слышала недовольный ее голос, бабушка вслед ей еще что-то говорила, но Юлька уже не слушала, она спешила, на плече у нее была сумка, а в другой руке корзина с ребенком. К остановке она подошла вовремя, хотя автобус уже стоял, и свободные сидения были самые задние. Это было девушке на руку. Она прошла в конец автобуса.
– Платить надо за проезд, – недовольно проговорил ей вслед шофер.
– Не бойся, бесплатно не поеду, сейчас заплачу, – нарочно хрипловатым голосом, стараясь придать ему акцент, проговорила Юлька.
Она успела заметить, что цыган в автобусе не было, и не боялась, что говорит не так, как они. Уселась на место, поставила корзину на руки, и стала копаться в сумке.
«Надо было приготовить деньги», – сердилась на себя девушка.
– Ты что там, уснула, деньги плати за проезд! – грубо крикнул ей водитель.
Юлька вытащила сто рублей, и попросила, чтобы передали водителю за проезд.
– Да, цыгане с мелкими рублями не ездят, – снова съязвил шофер.
Юльке так хотелось ответить ему, чтобы он закрыл рот, но она понимала, что это будет не в ее пользу. Стоит ей сказать слово в ответ, и весь автобус ополчиться на нее.
«И как это цыганки терпят это хамство каждый день»?
Сдачу Юльке передали, и, наконец, автобус, недовольно фыркая, как конь, двинулся с места. Юлька тревожно смотрела в окно, деревня просыпалась. Из дворов нехотя выходили коровы, и сонно смотрели друг на друга, а некоторые чесались об заборы или старались поддеть друг друга рогами. На улице было уже достаточно светло, но в домах зажигался свет. И вот уже поселок остался позади, автобус взбодрился, и бежал по широкой асфальтированной дороге, по бокам которой стояли в два ряда зеленные каштаны. Юлька прикрыла глаза и мурлыкала мелодию какой-то детской песенки, слова которой давно забыла. Изредка тревожно, украдкой заглядывала в корзину. Ульянка спала под монотонный гул мотора и мерное покачивание. На заднем сидении сидел какой-то старик с корзинами, видно что-то вез продавать на базар. Он с любопытством поглядывал на Юльку, и тогда она поворачивалась к нему лицом, скосив глаза к переносице, и перекосив рот. Дед тут же отворачивался, и тайком крестился, хотя Юлька точно знала, он был неверующим, и частенько по деревне ходил навеселе или, как говориться, под мухой. И, как видно, в юной цыганке его что-то интересовало, так как он вновь поворачивал к ней голову, пытаясь рассмотреть ее. Это Юльку раздражало и беспокоило. Но тут вдруг деда заинтересовало что-то за окном, и он повернулся к ней спиной, и вовремя, так как в это время Ульянка заворочалась в корзинке. Юлька сунула ей в рот соску с бутылочкой молока и стала мурлыкать песню, чуть громче обычного, по-прежнему сидя с полузакрытыми глазами.
