Она направилась к береговой линии и села на влажный песок у кромки воды. На мелководье покачивалась на волнах флотилия карапузов в нарукавниках. Дальше, у буйков, в непотревоженной глади озера отражались деревья и небо – темным, перевернутым совершенством. Ди представила, что там, прямо под гладкой, зеленой поверхностью, затаились чудища. Где-то жарили гамбургеры, в воздухе стоял их запах, и Ди скорчила физиономию, всем своим видом говоря «Фу!». На тот момент ее пунктиком было отвращение к еде, и ей представлялось важным и дальше продолжать в том же духе, хотя бы для самой себя. Балерины гамбургеров не едят.
– Привет.
Над ней угрожающе нависла длинная тень. Затем шаркнула по песку, села и приобрела человеческие размеры. Парень. Стройный, с копной желтых волос на голове. И барашками белого крема на бледной коже.
– Привет, – ответила Ди.
Ему было не меньше девятнадцати. Она вдруг почувствовала, что у нее вспотели ладони, а сердце в груди застучало сбивчиво и нервно. И о чем они будут говорить?
– Меня зовут Тревор, – сказал он и протянул руку.
Это выглядело полным идиотизмом, и Ди ухмыльнулась, но заодно испытала в душе облегчение, потому что парень сразу перестал казаться ей чужим. Мама назвала бы его «хорошо воспитанным».
Ди приподняла бровь, чему научилась совсем недавно.
– Ну и как жизнь?
Руки ему она не подала.
Тревор залился румянцем и вытер ладонь о шорты, будто собирался сделать это с самого начала.
– Нормально. Ты здесь с родаками?
– Мне удалось от них отделаться, – ответила Ди, пожав плечами.
Он улыбнулся, будто ее шутка пришлась ему по душе.
– И где же они?
– Вон там, у поста спасателей, – сказала она и махнула рукой, – они спали, а мне стало скучно.
– В смысле родители?
– Ага, и младшая сестра.
– Сколько ей?
– Шесть, – сказала Ди.
Говорить о семье ей больше не хотелось.
– Где учишься?
– В Вашингтонском университете, – ответил он.
– Супер.
Значит, он студент колледжа.
– А я в Тихоокеанской балетной школе, – сказала она.
Почти что правда.
– Ух ты, – произнес он, и Ди увидела, что его взгляд потеплел от вспыхнувшего в глазах интереса.
Она давно поняла, что балерины парням нравятся. Очень женственные и загадочные.
– Хочешь мороженого? – спросил Тревор.
Ди подумала, пожала плечами, встала и отряхнулась от пыли.
Тревор тоже поднялся на ноги и сказал:
– Э-э-э… Там у тебя… Сзади на шортах.
Ди повернула голову и посмотрела. На белой джинсовой ткани темнело пятно.
– Должно быть, села на что-нибудь, – сказала она, сняла футболку и повязала ее на поясе, – ты иди, я тебя догоню.
А сама бросилась к женскому туалету, куда выстроилась очередь. Все брали с собой детей, порой сразу троих зараз, и каждому надо было справить нужду. Это занимало уйму времени. Ди чувствовала, что с каждым мгновением все становится хуже и хуже. По внутренней стороне бедра улиткой поползла струйка крови. Она схватила горсть бумажных полотенец и приложила к ноге. Потом наконец обратилась к крупной, потной женщине, стоявшей впереди.
– Э-э-э… У вас, случайно, нет гигиенической прокладки?
Дама вперила в нее взгляд и сказала:
– Вон на стене висит торговый автомат.
Ди вышла из очереди и подошла к аппарату. Тот принимал только четвертаки. У нее же был доллар с парой монеток по десять центов.
– Кто-нибудь не разменяет мне доллар?
– А где твоя мама? Почему она о тебе не позаботилась? – сказала дама с краснолицей малюткой на плече.
– Кто-нибудь разменяет мне доллар? Ну пожалуйста!
Она подпустила в голос сарказма и немного злости, дабы все увидели, что еще чуть-чуть и из ее глаз брызнут слезы.
Какая-то леди с белокурым каре на голове протянула ей четыре четвертака. Но аппарат оказался неисправен, и монеты снова и снова со звоном падали в лоток для возврата. Ди несколько раз моргнула, дабы не расплакаться, и вернула их даме.
Она как могла помылась. Затем на глазах женщин в очереди ополоснула в раковине шорты. Боже правый, она же просто в купальнике, как и все остальные. А футболка на поясе все прикрыла, так что порядок. Ди вернулась в очередь и стала ждать.
Когда она подошла к лотку с мороженым, Тревора там не оказалось. Девушка решила на пару минут там задержаться, хотя и понимала, что он уже не придет. Может, она слишком долго возилась в туалете и он попросту сдался. Хотя скорее всего не захотел покупать мороженое девушке, которая даже не знает, когда у нее месячные.
Ди бросила футболку на берегу и мимо карапузов с нарукавниками вошла в озеро. Сначала по колено, затем вода дошла ей до бедер, а там и до пояса. Теперь она почувствовала себя в безопасности, она спряталась. В дневной зной холодная озерная вода внезапно ударила ее своей тяжестью, от чего по спине поползли мурашки. Ди провела пальцами по встревоженной зеркальной поверхности, подлинной шкуре воды. Озеро ворочалось вокруг нее, как медлительный зверь. Она зашла глубже, пока вода не дошла ей до подбородка и легкое течение чуть не оторвало ее ноги от каменистого дна. Теперь, на фоне холодной воды, солнечных лучей и летней толпы на берегу, гул которой несся над водой, нагоняя жуть, боль внизу живота почти даже доставляла ей удовольствие. Ей вдруг стало глубоко все равно, что не вернулся тот парень. Ее тело, похоже, прекрасно чувствовало себя наедине с самим собой. В последнее время ее завораживали собственные настроения. Организм вел себя удивительно и как-то по-новому, словно друг, которого ты еще не успел толком узнать. Боль и наслаждение заявляли о себе новыми гранями. Она будто стала историей, которая разворачивалась каждую минуту. В прохладной неге озера Ди закрыла глаза. Все это происходило с ней здесь и сейчас.
По щеке девушки скользнуло что-то гладкое. Снова и снова, будто играючи. Ди открыла глаза. В поле зрения заструилась бело-серая чешуя. Она затаила дыхание. Тело змеи оставалось под водой, но голову она подняла и держала над водой, словно лебедь. Пресмыкающееся кружило вокруг девушки, с любопытством ее разглядывая. Один раз, проплывая мимо, слегка коснулось ее руки, по всей видимости привлеченное теплом человеческого тела. К какому виду принадлежала эта змея? Ди попыталась привести свой вибрировавший мозг в действие. Похожа на щитомордника, но они здесь не водятся. В голову настойчиво лезла еще одна мысль, и девушке приходилось прилагать массу усилий, чтобы ее туда не пускать. Гремучая змея. В этот момент она поняла, что слева от нее перископами торчат еще две головы, а то и три или четыре. Целая куча, возможно выводок. Молодые, хотя уже зрелые змеи, и большая, взрослая особь, почтенного возраста, с широкой, безгубой улыбкой. Сколько именно их было, она сказать не могла – сердце замерло у нее в груди. Тупая голова грациозно метнулась к ее лицу. Ди закрыла глаза и подумала: «Все, конец». А потом стала ждать, когда в нее своими острыми, ядовитыми клыками вопьется провонявшая падалью пасть. Ей показалось, что ее челюсть легким поцелуем обжег чей-то язык. В ушах ударами грома билась жизнь. Борясь с течением, она старалась неподвижно замереть на месте, превратиться в камень, в неживую материю. Что-то коснулось плеча, будто медленно погладило.
Она не знала, сколько так простояла – время сначала растянулось, потом кануло в небытие. А когда наконец открыла глаза, перед ней простиралась зеркальная гладь воды, на которой больше ничего не было. Вполне возможно, они ушли. А может, незримо обвились под водой вокруг рук и ног. Их прикосновения она будто чувствовала всем своим телом. Ди безудержно затряслась, голову напекло яркое солнце. Под ней подогнулись колени, она ушла под воду, попыталась сделать вдох, и ей в рот будто залили олова. Ди повернулась и побрела к берегу. Вода хватала ее за ноги, убийственно замедляя каждый шаг. Она до сих пор чувствовала, как змеи, как рождественские гирлянды, оплетают ее конечности.
Ди дошла до берега, пропахала, будто плугом, ногами в воде борозду, и на нее вновь обрушился вес собственного тела. Она пошатнулась и упала. Как же приятно было лежать боком на песке. Она свернулась в клубок и заплакала, никем не замеченная среди безудержно носившейся, обгоревшей на солнце ребятни.