Роули делал всё то же, но был у него огромный минус — он плохо помнил лица тех, кто здесь находился. Не говоря уж о том, что заключённые претерпевали страшные метаморфозы. Каждое грязное, а то и вовсе обезображенное лицо могло принадлежать тому, кто им нужен.

Если бы не схемы расположения каждого заключенного — было бы совсем туго. Долохов четко выучил местоположение двух своих товарищей. Заключительная камера с правой стороны. С левой — десятая от начала, к которой они и приближались.

В грязной робе, сидящий прямо на полу и бездумно смотрящий в исцарапанную разными знаками и словами стену, Барти Крауч-младший не обратил внимание, как и другие, на прибывших гостей. И крики на верхнем этаже. Слишком естественны они для Азкабана. Мыслями он явно находился не здесь. В себя его привёл патронус-волк, безумно знакомый, который пришлось выпустить Долохову в налетевшего на них дементора, совершающего свой стандартный обход по вверенной территории.

— Долохов? Какого дьявола?! — истерически спросил Крауч-младший. Удивительно, как он ещё сохранил в памяти его лицо и способность что-либо узнавать. Тот же патронус. — Роули… и ты?!

— Привет, дружище, — улыбнулся Антонин, открывая верхний ряд желтоватых зубов. — А мы за тобой. Не галлюцинация.

— Дайте мне палочку. Любую. Я разнесу это место к чертям! — Барти наполнился яростью. Лишь желание поквитаться с тюрьмой не давало ему окончательно потерять остатки воли. Что нельзя сказать о разуме. Он давно покинул пределы.

Будь у мужчин лишняя палочка — они всё равно не отдали бы её в руки Барти. Не стали бы так рисковать. Больше толку уйти отсюда тихо, нежели привлечь к себе охрану и толпы дементоров.

Торфин предпочёл отключить Крауча, пока тот совсем не взбесился, а после поднял его заклинанием в воздух.

— Вот же заноза в заднице, — сморщился Антонин, растеряв довольно быстро дружелюбность. Не то место, чтобы держать долго улыбку и быть расслабленным. — Роули, скорее идём к последней камере. Экспекто патронум!

Дементор с негодующим воем улетел подальше, когда патронус-волк оскалился и попытался укусить. Роули молча кивнул и отправился за товарищем, поддерживая заклинанием тело Крауча-младшего.

— Кто у нас в последней камере? — на ходу спросил Долохов, заклеив заклинанием рот особо вопящего мужчины, что буквально подлетел к своей решетке и стал тянуть руки, не то в желании поймать Антонина, не то так прося помощи. — Сука! — на родном языке выругался.

— Эйвери, — мрачно ответил Роули, стараясь вписаться в поворот с плывущим по воздуху Барти и не сломать ему что-нибудь в процессе. Будь тот в состоянии спокойно следовать за ними, без желания ринуться в бой, облегчил бы задачу вдвое, а то и втрое.

Сверху их явно кто-то услышал, потому как Эйвери оказался… вменяем. Он был скован цепями, но сидел на грязном матрасе, обхватив голову. А услышав шаги, отнял руки от головы и поднял взгляд.

— Это правда вы? Антонин… Торфинн?

— Да, идти можешь? — быстро спросил о главном Антонин, освобождая от цепей сразу, как зашёл в камеру.

— Смогу, — ответил заключенный, ощущая невероятное облегчение и крохи радости, которые, казалось, давно его покинули. Проживая бок о бок с существами, что питаются всеми положительными эмоциями, сохранившиеся остатки кажутся чем-то невероятным.

Его разум — отдельная часть. Он не поддавался безумию. Он был измучен, был апатичен, перестав чувствовать себя человеком уже через четыре года заключения, но упорно продолжал сохранять себя как адекватного человека. А сейчас в нём просыпалась жизнь.

— На вопросы, как я понимаю, нет времени. Куда мы направляемся?

— На крышу. Антонин, доложи Повелителю про обоих, — Роули мог бы и сам, чтобы не перекладывать всё на напарника, но лишний раз ронять и без того отбитого Крауча-младшего не хотелось.

— «Мой лорд. Эйвери и Крауч-младший у нас. Этаж зачищен. Мы возвращаемся на крышу».

***

Сивый шёл вперёд, с палочкой наизготовку, как таран. И не чувствовал он ни жалости, ни страха. Его же напарники, слабые, в сравнении с ним, люди, держались позади. Разнохарактерные личности. В одном оборотень чувствовал почти расслабленность, а во втором сильную настороженность.

Трэверс едва ли палочкой не игрался. Неадекватные личности, сидящие в камерах, нисколько его не трогали. Он адаптировался к здешней обстановке и мысленно настроил себя на «Обычное задание от Милорда».

Что не сказать о Мальсибере. Тот подвергся гнетущей атмосфере в силу того, что был не молод. Для тех, кто многое повидал в своей жизни, Азкабан был невыносимым местом, давящим отовсюду. Как волна, накатывало отчаяние. Мысли разбегались. А когда собирались обратно, в них витал только мрак.

— О, Мордред… — не смог сдержать эмоций. Заключенный, у которого отсутствовали конечности, его добил. — Как же они здесь? Да ещё годами…

— Не скули, — Сивый с отвращением взглянул на позади идущего Мальсибера. Будь рядом его «волчата», которые повели бы себя так же, точно бы зарычал. А потом ещё за шкуру потаскал в наказание за то, что расклеиваются, показывают свою слабость и страх.

Первым нашёлся Август Руквуд. Один из самых ценных соратников, из находящихся здесь. Он поставлял Повелителю сведения прямо из Министерства магии, тем самым помогая саботировать принятие некоторых законов для грязнокровок. Он беспомощно взирал на своих спасителей, словно не веря, что видит их на самом деле. Его нога страшно распухла, и вряд ли он мог передвигаться самостоятельно.

— Сивый, ты понесёшь, — велел Трэверс, открыв дверь и сняв кандалы.

— Понял, — ответил тот, несмотря на раздражение от услышанного приказа. Его коробило, как альфу, подчиняться кому бы то ни было. Исключением, разве что, являлся Повелитель. Его сила заставляла пресмыкаться.

Мальсибер на случай непредвиденного нападения, собрав всю свою волю в кулак, а вместе с ней и радостные воспоминания из жизни, создал патронуса-крокодила. И очень вовремя. Дементоры, прибывшие с нижних этажей, стали быстро подлетать, но патронус торпедой влетел в них, сразу в четверых.

— Есть от тебя польза, — хмыкнул Сивый, поудобнее перехватив свою ношу, как мешок на плечо.

— Не нарывайся, Сивый, — тихо пригрозил мужчина, не желавший терпеть подобное к себе отношение.

А в ответ услышал слабое фырканье. Оборотню ведь ничего не стоило, подлететь и разорвать человека на две части. Но на счету каждый человек.

Гиббон, следующий по списку, оказался совсем рядом, но открывшееся зрелище было не для слабонервных. Дементор кормился от него. Мужчина стоял на коленях, не в силах удержать своё тело на слабых ногах. И казалось, он держался вертикально только на радостной нити воспоминаний, которую впитывал в себя дементор с ужасающим, утробным звуком. Существо не обращало внимание на подошедших, и только поэтому Мальсибер чудом успел прийти в себя и снова наколдовать патронус.

Негодующе взвыв, дементор улетел подальше.

— Дьявол, — ругнулся Трэверс. Стало не так спокойно, как было вначале. — Быстрее.

Мальсибер успел вовремя подхватить Гиббона, у которого случился обморок, не дав разбить себе голову от удара о грязный и покрытый чем-то похожим на стекло, пол. Достаточно того, что его тело оказалось в порезах и, кажется, была сломана правая рука.

Фенрир не стал дожидаться указаний и сам положил беднягу на свободное плечо. Крякнув от дополнительной тяжести, он пошёл вперёд.

— Третьего понесёте сами, — сказал им оборотень.

Но мужчины и шагу из камеры сделать не успели. Они услышали быстрые шаги, а за ними незнакомые голоса. Это могла быть охрана или же прибывшие авроры, узнав о Тёмном лорде и его Пожирателях. А могло быть и то, и другое.

Мальсибер тут же навесил на всех чары невидимости. За годы он отточил заклинание до совершенства. Трэверс же поставил заглушку. Их ждал третий человек, Уилкис.

— Следите в оба! И вызовите кто-нибудь авроров, скорее! Это нападение на Азкабан!

— Да, сэр!