Лица, промелькнувшие в голове декана, были знакомы. Сириус Блэк, Джеймс Поттер, которого этот же Блэк считал отцом Гарри, и молодой Римус Люпин. Также возникал четвёртый, толстоватый и приземистый парень, но его Гарри не знал, и ни в чьих воспоминаниях он не всплывал. Если он уже мертв, как Блэк с Поттером, Гарри не удивится.

— Как вы считаете, давно тянется это всё? Вражда двух факультетов. Ведь только Слизерин и Гриффиндор настолько сильно не терпят друг друга, тогда как остальные более лояльны.

— Давно, Гарри, очень давно, — тяжко вздохнул Слизнорт. — Сколько помню себя, всегда шло соревнование между зелёными и красными, как многие ещё любили говорить. И было бы замечательно, если в один момент дети осознали бы, что все мы — едины. Школа, в которой вы обучаетесь, создана четырьмя основателями, рука об руку, слаженной командой. Они были дружны и едины, несмотря на разные характеры. Мы все — их продолжение. Живем вместе, учимся вместе, дышим одним воздухом вместе. Не должно быть никакого соперничества. И я был очень рад, когда видел прекрасное общение, пусть и единичное, между Гриффиндором и Слизерином. Были студенты, в основном родственники, которые разошлись по разным факультетам, но сохранили тёплое отношение друг к другу.

Слова звучали удивительно. В них была старческая грусть о том, как вредна вражда и что было бы, если бы её не существовало. Точка зрения профессора очевидна — он желал мира, не вставая ни на чью сторону. Как многие другие волшебники. Скорее всего, Марволо счёл бы эти слова признаком неготовности бороться за собственные идеалы. Но идеалом для Слизнорта, очевидно, являлось отсутствие личных идеалов и наличие одного всеобщего, удовлетворяющего всех. Единство.

Не сказать, что это плохо. Это по-своему хорошо. Но они живут в мире, где нейтралитет, или ещё хуже, желание мира во всем мире, объединяясь с тем, кого врагом считал всегда — невозможно. Слишком разные взгляды, много мести и недопонимания. Очень много того, что идёт против понятия «единство».

— Осторожнее с температурой, Гарри, — указал на небольшую опасность Слизнорт, — добавишь ещё немного — и зелье испортится.

— Ох ты! — удивлённо воскликнул Гарри, испуганно прекращая воздействовать огнём на котёл. Как раз такого напоминания ему не хватало. Казалось, что надо ещё немного подогреть, а нет. — Спасибо. А то точно бы зажарил.

Капли крови саламандры окрасили зелёное зелье в ярко-голубое, как и говорилось в рецепте.

— Не знаю, как так получается. Я могу держать в голове кучу самых разных рецептов, но теряю баллы на каких-то помешиваниях и нагревах. Было бы смешно, не будь так стыдно, — пожаловался Гарри.

— Очень часто подобное случается из-за потери концентрации. В зельях очень важное знать правильное направление, правильный подсчёт. Но ты и сам должен это знать, Гарри. Даже не точный счёт помешивания зелья может безвозвратно его испортить. Однако, бывают исключения. Наш директор был тем, кто всегда находил выход. Казалось бы, испорченное зелье, многие любили и любят пошалить, не понимая, насколько опасно подобное проворачивать на уроках зельеварения, подкидывали ненужные ингредиенты. Директор Снейп всегда находил возможность все исправить, не дав результату пойти ко дну.

— Удивительно, — выдохнул Гарри. Чем больше он слушал об отце, тем сильнее им восхищался. Учеба давалось ему невероятно тяжело из-за травли ублюдков, которых Гарри, будь у него такая возможность, уничтожил бы, — но он не сдался, не падал духом, и был настоящим гением в области зельеварения уже в юном возрасте. — Он учил нас четыре года, но мне кажется, что овладеть таким мастерством можно только лет за десять, не меньше!

— Огромную роль играет стремление волшебника постичь ту или иную сферу, — важно отметил Слизнорт, вновь одаривая улыбкой милого старичка, в котором не рассмотришь хитрую слизеринскую натуру. — Наш директор, не побоюсь этого слова, был одержим зельями. Его завораживал сам процесс создания. И чем сложнее, тем интереснее и слаще итоговый результат. И знаешь, Гарри, я бы сравнил приготовление зелий с приготовлением еды. Да-да, именно приготовление еды. В этом есть своё очарование. Когда я несколько лет жил в маггловском мире, готовка была для меня так же интересна, как процесс приготовления зелий.

— Никогда бы не подумал, — удивился Гарри. Такая аналогия никогда не приходила ему в голову, хотя теперь казалась весьма логичной. Ведь если передержать компоненты супа на огне, он разварится и потеряет свои вкусовые качества. Это было… — гениально.

— Попробуй как-нибудь изучить приготовление блюд, когда будешь дома. Тебе должно понравиться.

— Я попробую, — заверил парень. — Надеюсь, дома на меня не посмотрят как на умалишённого. Но в любом случае, вы подали мне замечательную идею. Может, тогда мне лучше станут даваться зелья.

— Не без этого, — согласно кивнул Слизнорт. — А теперь следи внимательно за процессом. Температура сейчас не должна меняться.

Лестрейндж включился в работу, наблюдая за происходящим и слушая указания. Нужно держать стабильный огонь, чтобы зелье медленно кипело, как того требовал рецепт. И лишь с завершением зелья, оставшись полностью довольным результатом, а также намотав на ус рекомендации профессора, Гарри смог вернуться к небольшому допросу.

— А кто чаще всего приходил к вам за подписью на разрешение посетить запретную секцию?

Он всё ещё избегал спрашивать прямо о том, что хотелось услышать, но и незначительные, на первый взгляд, подробности, тоже интересовали.

— Запретная секция интересовала многих студентов, стремящихся к знаниям, которые не давали по школьной программе, — Слизнорт утолял любопытство, но при этом не спешил выдавать все разом. Сейчас не спешил. — Слизеринцев я мог выделить всего несколько.

— То есть, даже не большая часть, а всего несколько? — ироничная усмешка вырвалась самовольно. — Вот так неожиданность была бы для гриффиндорцев, уверенных, что все слизеринцы ломятся в запретную секцию. И кто был главным смутьяном на вашей практике?

— У тебя не совсем верная позиция, Гарри. Запретная секция — это не то место, где хранится чёрная магия. В ней сокрыты знания, которые не постичь волшебнику со средней силой. Многих устраивало то, что дают по школьной программе. И, признаюсь, она была куда насыщеннее и разнообразнее, нежели сейчас. В мире все больше появляются маглорожденных волшебников. А им, к сожалению, никогда не сравнится с волшебником, рожденным в магическом мире.

— В этом и ирония, которую признают не все. Многие и вовсе считают пагубной для всего магического мира. Но это неравенство было, есть и его не исправить. Даже при желании.

— Это новая ветвь, Гарри, — по-отечески улыбнулся Слизнорт и осторожно похлопал парня, в голосе которого прорезалась грусть, по плечу. — Магический мир, в отличие от магловского, невелик. К нам присоединяются люди из того мира, и это замечательно. Нас становится больше, мы погружаем маглорожденных детей в новый удивительный мир, мир волшебства.

Человеколюбивый либерализм профессора Слизнорта умилял. Ставить грязнокровок на одну линию с чистокровными — по меньшей мере, глупо. Им совершенно нечего ожидать в магическом мире. Чтобы снискать такое же уважение, как у чистокровных семей — нужно быть не иначе, как исследователем мирового уровня. А чаще всего, маглорождённые представляют собой одну сплошную заурядность. Нужно создать специальную школу для таких.

— Думаю, тебе уже пора уходить, Гарри. Или ты хотел ещё какое-то зелье приготовить?

— Нет, с меня хватит Рябинового отвара на сегодня. Но, — Гарри тяжко вздохнул, подключая актерские данные. Грусть в его голосе стала наигранной. — Я бы хотел спросить о своём отце. Каким он был в школьные годы, чем любил заниматься? К сожалению, я слишком мало о нём знаю.

— О… мистере Лестрейндже? — с нервной улыбкой уточнил Слизнорт, при этом думал он о другом человеке.

Пытался обмануть сам себя?

— Нет. Мы оба знаем, о ком говорим. Не нужно так бояться, профессор. Нас никто не услышит, а мне очень интересно, — уговаривал Гарри. Ему важно услышать хоть что-нибудь, и это желание не наигранно. — Будь у меня дедушка, я бы выспросил об отце его, но раз уж такового нет, а сам отец секретничает, даже о мелких деталях, я вынужден спросить того, кто хоть что-то может рассказать о нём.