Когда они проходили мимо магазина, Юрий Алексеевич заметил двоих парней, валявшихся на траве. «Те самые, – подумал он. – Притомились, бедненькие. Перли что-то на самом деле тяжелое. Ну и ладно. Мое какое дело?..» Он высморкался в траву, повернулся к Максу:
– Как думаешь, – Юрий Алексеевич запустил руку в задний карман брюк, – может, дунем слегонца, чтоб не так тяжело бегать было?
– Дунем? – Макс остановился. – А у тебя есть?
– Ну-у… на косячок натрясу. Вчера с Даосом раскуривались. Маленько осталось.
– Так что ж ты молчал? С этого и надо было начинать!
Они присели на лавочку. Юрий Алексеевич достал свернутую в пакетик бумажку, аккуратно развернул ее, стараясь не рассыпать содержимое.
– Давай, давай, давай, – забормотал Макс, забирая у него пакетик, – я сам. А то еще рассыплешь…
Не выпуская пакетика из левой руки, правой он достал из кармана рубахи папиросу, дунул в нее, выстреливая табачное содержимое и уцепившись зубами за кончик картонного мундштука, потянул бумажную гильзу к себе. Оторвал лишнее, затем придал папиросине нужную форму. На то, чтобы забить косяк, ему понадобилось не больше двух вдохов. Пустой пакетик полетел под лавку.
– Ну вот, – изрек Макс, закручивая папиросный кончик, – совсем другое дело.
– Ловко у тебя получается, – отозвался Плотник. – Прямо как пылесос.
– А то! – Макс щелкнул зажигалкой. – Опыт – сын ошибок трудных… Покури с мое, не так научишься.
Он глубоко затянулся и передал папиросу Юрию Алексеевичу. Трава была высший сорт. Он сам покупал ее еще во вторник, а уж в траве-то Юрий Алексеевич толк знал. По большому счету, из всей наркоты это было единственное, что его еще чему-то учило. Все остальное давно превратилось в болезненное, утратившее свой первоначальный смысл пристрастие.
Дым наполнял легкие, приятно обжигая горло. Тело тут же отозвалось бурей самых положительных переживаний. От горла к ногам, а затем по спине и к затылку пробежал легкий холодок. В мозгу что-то зашевелилось. Серый в предрассветных сумерках, кустарник напротив начал восприниматься пульсирующими вспышками. Неожиданный подарок перед настоящей дозой тело восприняло если и не с радостью, то весьма благосклонно. Трава была то что надо!
Юрий Алексеевич, передав папиросу Максу, некоторое время удерживал дым внутри себя, а затем потихоньку, тоненькой струйкой выпустил его наружу. Не успевшие внедриться в кровь канабиноловые молекулы растворились в весеннем воздухе. «Пускай и природа оттянется, – подумал он с благоговением. – У нее берем, ей и вернуть должны…»
– Да-а-а… – протянул Макс, – воистину понтовая дурь.
Они добили косяк, встали и продолжили движение к цели. Теперь это движение воспринималось совершенно иначе. Не было прежней озабоченности, не было (…снежок…) фанатической одержимости «достать и вмазаться». Они просто шли к цели, шли навстречу рассвету, а увенчается их миссия успехом или нет, стало не так существенно. Из чего-то внешнего и отстраненного окружающий мир превратился в нечто благостное, наделенное личностными качествами.
– Знал я одного человека, – заговорил Макс, – который попал в аварию и ослеп…
Его слова беспрепятственно доходили до сознания Юрия Алексеевича, но в самом сознании обретали какой-то иной, не присущий им изначально оттенок.
– Так вот, поначалу случившееся напрочь выбило его из колеи. Обычный жизненный уклад, работа, все то, чем и ради чего он жил, все пошло прахом. Он уже совсем было отчаялся, запил, но неожиданно понял, что нет на свете такого зла, которое нельзя обратить себе во благо. Так устроена жизнь. Любая неприятность обязательно несет в себе крупицу чего-то положительного. Казалось бы, что может быть положительного в том, что человек ослеп? А вот поди ж ты!
Макс выдержал эффектную паузу. Подразумевалось, что Юрий Алексеевич должен задать вопрос, но, поскольку вопроса не последовало, Макс продолжил:
– Еще до аварии этот мужик увлекался оккультизмом. Эзотерика, магия… всё такое. Знал массу интереснейших практик, до приведения которых в жизнь все как-то не доходили руки. И вот теперь момент настал. Он начал интенсивно заниматься и уже через два с половиной года настолько развил свои эфирное и астральное тела, что мог видеть, не прибегая к помощи физического зрения. Только вообрази себе, слепец, который читает газеты и смотрит телевизор!
Макс рассмеялся, очевидно, ожидая со стороны слушателя какую-то бурную реакцию на свой рассказ.
– Слушай, – спокойно поинтересовался Плотник, – а много ты их еще знаешь?
– Кого «их»? – опешил Макс.
– Ну, всех этих необычных людей. Сталкеров с двойной личностью, слепых ясновидящих…
– Какая разница, – отмахнулся Макс. – Не хочешь верить, не надо. В конце концов, совсем неважно, рассказываю я правду или сочиняю…
– Притчи, – язвительно вставил Плотник.
– Или сочиняю занимательные истории. Все это могло происходить в действительности, а значит, правда. Главное, чтобы собеседник понял, что именно я ему хотел сказать.
– Я понял, понял, – успокоил его Юрий Алексеевич, – ты не переживай. Все нормально.
– А я и не переживаю, – вздохнул Макс. И, подумав, добавил: – Может быть, я и есть тот самый слепой мужик. Откуда ты знаешь?..
* * *
На Базисной их снова ждало разочарование. Две из трех точек были пустыми, а третья и того хуже – закрылась. Банчившую там вот уже почти три месяца тетю Нину взяли-таки наконец за жабры.
– А у нее бы точно что-нибудь было, – сокрушался Макс. – Не героин, так хоть «винтом» подмогла бы.
– Да на хрен мне твой «винт», – обозлился Плотник, – даром этой параши не надо!
– Дурачок, «винт» это самое то! – промурлыкал Макс. – Героин затупляет, а с «винта» так начинает переть, что о-го-го!.. – Он выразительно потряс в воздухе кулаком. – Я, если хочешь знать, благодаря «винту» обрел такую ясность, которую никакая другая шняга в жизни не даст! Можешь мне верить, я в этом бизнесе давно кручусь.
– Что ты мне впариваешь?! – взвился Плотник. – Я на «винте» почти полгода торчал. Под конец нормальный дозняк за полтора кубика перевалил, понял?!
– А вот это зря. С «винтиком» нужно ласково, больше кубика ни-ни. Поднимешь планку, назад уже не вернешься. А будешь ставиться полторашкой или двушкой, вообще долго не протянешь. Эх ты, дурында. Всему вас учить надо.
– Не в этом дело, – отмахнулся Юрий Алексеевич.
Он вытряс из пачки последнюю сигарету, поморщился и, скомкав пустую пачку, швырнул ее на асфальт.
– А в чем? – наезжал на него Макс. – В чем, если не в этом?!
– Заряд кончился, – ответил Плотник, делая глубокие затяжки, – исчерпал себя «винт». Полностью исчерпал.
– Что значит исчерпал?
– А то и значит. Все, что было можно, он мне дал. Большему я у него научиться все равно не смог бы. Крепче подсел бы на эту заразу, угробил бы вконец здоровье, а научиться, так ничему бы новому и не научился. Ясно теперь?
Некоторое время Макс задумчиво молчал. Похоже, слова Плотника произвели на него определенный эффект. Он даже причмокнул губами и помотал башкой. Не ожидал, мол, от тебя такого, не ожидал.
– Сильно сказано, – признался он. – Если честно, то я думал, что круче меня в этой области никто не шарит.
– Ага, все в говне, а ты в белом фраке, – напомнил Юрий Алексеевич недавний разговор.
– Ладно, расслабься, – улыбнулся Макс. – Ты лучше скажи, что имел в виду под этим «научил».
Несколько секунд Юрий Алексеевич собирался с мыслями, решая, говорить или не говорить.
– Лично меня «винт» научил безмолвию, – произнес он, решившись. – Я научился оставаться спокойным в любой ситуации, что бы ни происходило. Однажды я застрял в аэропорту. Был туман, и вылет задерживали. Сначала на час. Потом еще на час. Потом на два часа… В общем, я проторчал в аэропорту трое суток. Трудно передать словами, что эти трое суток для меня значили. Я метался по павильону, я выскакивал на улицу, мною овладевала такая ярость, что, дай мне кто-нибудь повод и я наверняка мог бы убить человека. Больше всего в сложившейся ситуации раздражало собственное бессилие. Вылет откладывали снова и снова, как долго это продлится – никто не знал, но самое досадное, я ничего не мог с этим поделать!
