В своем неуправляемом стремлении любой ценой улететь в Гвинею я не боялась в буквальном смысле переть напролом, и всем своим видом демонстрировала, что если в данной клинике мне откажут, я без колебаний поеду далее по списку, и уж где-нибудь мне обязательно должно повезти. В моем кошельке маняще шелестели доллары, не успевшие пригодиться мне в Америке, и я не скрывала, что нужно лишь пожелать, и «наши деньги станут вашими». Прежде чем мне наконец повезло, наслушаться я успела всякого. Как меня только не запугивали, чем меня только не стращали, но я гораздо больше боялась потерять Яна, чем расстаться с жизнью в африканских джунглях, и даже красочные описания симптомов желтой лихорадки не заставили меня передумать. Если бы существовала легальная возможность собственноручно подписать бумагу, снимающую с врачей ответственность, я бы с радостью пошла на этот шаг, но, увы и ах, в отечественном законодательстве подобной лазейки не обнаружилось, и обе стороны автоматически попадали в категорию преступников. Но даже в сытой, благополучной и, как правило, не бедствующей Столице иностранная валюта не утратила своих магических свойств, и после череды неудач Фортуна повернулась ко мне лицом. Несмотря на то, что подтасовавший даты доктор попрощался со мной похоронным тоном и мысленно уже помянул меня мензуркой подотчетного медицинского этанола, я покидала клинику в эйфорическом состоянии и едва ли не подпрыгивала от радости. Идущие, говорите, на смерть приветствуют тебя? Ну, значит, так тому и быть.
Пока я с разной степенью успешности занималась подкупом должностных лиц, день незаметно перевалил за середину, а я еще так и не добралась до агентства недвижимости. В клинике меня гостеприимно угостили кофе с печеньками, да и аппетита как такового у меня не было, но для нормального функционирования организма в целом и мозга в частности безусловно требовалось топливо. Рассиживаться в кафешках и меланхолично потягивать горячий шоколад я себе позволить не могла, поэтому заехала в первый встречный фаст-фуд и взяла еду на вынос. Перекусывать на ходу было не очень удобно, и я прилагала массу усилий, чтобы с ног до головы не измазаться в кетчупе. Здоровым питанием здесь и не пахло, зато вся машина насквозь пропиталась ароматом жареной курятины, и хотя на улице было весьма прохладно, ехать мне пришлось с открытыми окнами. Сверившись с навигатором, я подрулила к нужному зданию, спустилась в подземный паркинг, заглушила двигатель и на миг плотно смежила веки. Напряженная мыслительная активность всё утро держала меня в тонусе, но к обеду на меня внезапно накатила усталость, и если бы мне не надо было идти на рандеву с риелтором, я бы с удовольствием погрузилась в сладкую дрему. Вскоре мне стало ясно, что такими темпами я неминуемо усну на водительском сиденье, и чтобы не поддаваться соблазну еще немного помедитировать в тишине, я поспешила выйти из машины. В районе затылка что-то противно щелкнуло, черепную коробку стиснул раскаленный обруч, и я запоздало сообразила, что таблетка обезболивающего мне бы ох как не повредила.
ГЛАВА XXVII
В последнее время мне регулярно везло на помпезные офисы, но в отличие от приснопамятного «Жилсервиса» агентство недвижимости с вычурным названием «Империал» располагалось в очень престижной локации. Аренда помещения в столичном даун-тауне обходилась в огромную сумму, и компании обычно шли на столь внушительные расходы в двух случаях: солидные организации, деятельность которых была ориентировала на состоятельных клиентов, старались всячески подчеркнуть свой элитный статус, а разного рода фирмы-однодневки, промышляющие мошенническими схемами, небезосновательно рассчитывали пустить пыль в глаза потенциальным жертвам тщательно спланированных афер. Таким образом на одном этаже сверкающего небоскреба запросто могли соседствовать компания с мировым именем и безупречной репутацией в деловых кругах и никому доселе не известная конторка, якобы только начавшая раскручивать перспективный бренд, причем, подобное соседство играло опытным проходимцам только на руку – можно было смело вешать доверчивым гражданам лапшу на уши и вдохновенно рассказывать, что мы, мол, «С Пушкиным на дружеской ноге». В большинстве своем людям было свойственно полагаться на первое впечатление, а не впечатлиться витражными окнами, скоростными лифтами, панорамными видами, натуральными отделочными материалами в интерьере и прозрачной крышей в фойе неподготовленному человеку было достаточно сложно. Что касается лично меня, то пик моего культурного шока уже давно остался позади – за долгие годы работы в туризме я объездила немалое количество крупных городов, изобилующих стеклянными высотками, а после посещения Сингапура, Дубая и особенно запавшего мне в душу Франкфурта-на-Майне я окончательно перестала впадать в щенячий восторг на фоне очередной семидесятиэтажной новостройки, неожиданно выросшей на месте отправленного под снос здания.
Я равнодушна прошла через холл и вскоре взмыла ввысь на зеркальном лифте, достойном составить конкуренцию своим собратьям из лучших западных бизнес-центров. Четкого понимания возложенной на меня Интарсом миссии я по-прежнему не имела, однако, в свете происходящих событий я постепенно свыкалась с мыслью, что мне не стоит и пытаться упорядочить первозданный хаос, незаметно заполнивший собой окружающее пространство. Мне нужно было научиться сосуществованию с этими новыми реалиями, и мое мировоззрение было обязано претерпеть радикальные трансформации, чтобы смело встречать в лицо вызовы судьбы, подстерегающие меня едва ли ни на каждом шагу. Я могла сколько угодно цепляться за прошлое и убеждать себя, что в моей жизни ничего не поменялось, но я всегда была ярым противником самообмана – однажды я уже сбросила старую кожу, и вероятно, теперь настал момент повторить успех. Марина превратилась в Доминику, а Доминика, конечно, попробует не растерять собственного «Я», но если для достижения поставленной цели от меня потребуется гибкость ума, я буду пластична, как глина, и без колебаний приму любое необходимое обличье.
Любовь Алексашину я в офисе не застала – она уехала на показ квартиры и, по информации от секретаря, должна была вернуться ближе к вечеру. Такой расклад меня в корне не устраивал, и я не мудрствуя лукаво позвонила Алексашиной на мобильный и настоятельно посоветовала бросать все текущие дела и галопом мчаться в офис, пока у нее еще есть шанс удачно расторговаться с Интарсом Радзивиллом и получить свой процент от продажи коммуналки на Суворовском Бульваре. Надо сказать, что мой посыл Алексашина уловила практически мгновенно и без лишних уточнений попросила никуда не уходить в течение минут сорока. Выбора у меня особо не было, и я милостиво соизволила посидеть на кожаном диванчике, прихлебывая горячий кофеек из чашки с фирменным логотипом «Империала». Кофе мне, кстати, подали просто божественный и, по всем признакам, рассчитанный на искушенный вкус любителей дорогой недвижимости. К кофе предлагались нежнейшие бельгийские вафли, несколько сортов изысканно упакованного шоколада и восхитительный малиновый джем в стильной дизайнерской розетке – уплетать все это великолепие за обе щёки я, естественно, не собиралась, но кое-что с удовольствием продегустировала. Агентство явно специализировалось на обслуживании премиального сегмента, а мне по чистому стечению обстоятельств выпала возможность приобщиться к сильным мира сего, и честно говоря, я ничуть не возражала против такого приятного сюрприза. Видимо, Алексашина предупредила секретаршу, что ко мне надлежит относиться с пиететом и ни при каких условиях не допускать, чтобы я покинула офис, поэтому мне был незамедлительно обеспечен сервис по высшему разряду.
Я изо всех сил пыталась не разомлеть в приемной и не растечься по дивану, но получалось это у меня весьма посредственно. Так как заснуть в аккурат перед важной встречей было для меня неприемлемым исходом, я достала из сумки телефон, глянула на часы и написала Сэму Броуди короткое сообщение в мессенджер. Габриэлу я беспокоить не осмелилась, хотя штатный сотрудник госпиталя наверняка обладал гораздо более развернутыми сведениями о состоянии «Хитмена», и девушка-администратор являлась поистине идеальным кандидатом на роль инсайдера. Но я вовсе не хотела, чтобы из-за меня Габриэла потеряла работу, и мне откровенно претило подставлять хорошего человека, проникшегося ко мне искренним сочувствием. Но и томиться в неведении я больше не могла – пресса изощрялась в домыслах и вымыслах, родственники Яна с журналистами принципиально не контактировали, а верить анонимным источникам и неподтвержденным слухам было простительно разве что махровым обывателям, не утруждающим себя критическим анализом.
