ГЛАВА I

В сущности, Морис Дюруа не сообщил мне ничего нового, но я еще очень долго не могла до конца переварить наш недавний разговор и на протяжении как минимум получаса пребывала в крайне дезориентированном состоянии, чем-то напоминающем легкую форму сотрясения мозга. У меня неприятно кружилась голова и болезненно ныли виски, а в затылок периодически вонзались раскаленные иглы, но самое ужасное, что я чувствовала себя полностью опустошенной и не видела в себе потенциала для активных действий вроде ранее запланированной поездки на Суворовский Бульвар. Дабы немного привести мысли в порядок, я сварила в медной джезве экстремально крепкий кофе, однако, на фоне резко накрывшего меня упадка сил бодрящий напиток оказался совершенно бесполезен, и к своему вящему сожалению, даже осушив дымящуюся чашку, я так и не ощутила вожделенного прилива энергии. Я была разбита и вымотана, а накопленная еще с Америки усталость крайне не вовремя дала о себе знать. Трансатлантический перелет эконом-классом, хроническое нервное напряжение и зашкаливающее количество до сих пор не решенных вопросов в совокупности поставили меня на грань психологического истощения, да и физически я находилась сейчас далеко не в лучшей форме. По идее мне следовало хотя бы до утра взять тайм-аут и банально отлежаться дома, но я слишком хорошо понимала, чем чревато в нынешней ситуации любое промедление, и категорически запретила себе потакать минутным слабостям. Я бы с удовольствием провела остаток дня в постели, плотно зашторив окна и отключив телефон, но разве могла я предаваться блаженному ничегонеделанию в тот момент, когда жизнь Агапова фактически зависела от моей оперативности? Дюруа в точности подтвердил мою интуитивную догадку, и теперь я больше не сомневалась, что путь к спасению «Хитмена» однозначно лежал через ритуал «активации» амулета, причем, о содержании вышеуказанного обряда я старалась пока вообще не думать. Я в очередной раз убедилась, что кожаный мешочек является истинным сосредоточием древнего зла, и непроизвольно содрогалась от страха, стоило мне только на миг вообразить жуткие подробности изготовления амулета. Я боялась даже представить, при каких обстоятельствах в составе «снадобья» появилась человеческая кровь и кому оная кровь изначально принадлежала, но шокирующие результаты лабораторных анализов и сегодняшние откровения Мориса Дюруа заставляли меня относиться к амулету уже ни столько с брезгливым отвращением, сколько с опаской и осторожностью. Из ручной клади кожаный мешочек сразу переместился непосредственно в сейф, да там в итоге и остался – несмотря на стойкую уверенность в том, что без «подзарядки» амулет не несет в себе угрозы, во избежание возможных проблем я все равно старалась без нужды к нему не прикасаться, и мне было гораздо спокойнее на душе, если эта мерзкая штуковина была надежно спрятана.

В Штатах я постоянно таскала амулет с собой и тем самым создавала иллюзию контроля, но здесь, в Столице, я радикально изменила отношение к происходящему. Во-первых, мне изрядно поднадоело трястись над кожаным мешочком, будто курица над яйцом, а во-вторых, я легко допускала, что непрерывный контакт с амулетом рано или поздно аукнется мне довольно неприятным образом, даже невзирая на обманчивое внешнее затишье. По большому счету, я толком не знала, чего ждать от этой непредсказуемой гадости, но покуда амулет хранился в «несгораемом шкафу», мне было не так тревожно, как в случае, если бы я и дальше не вынимала его из сумки. Честно сказать, присутствие амулета в квартире доставляло мне серьезный дискомфорт, но не класть же его было в банковскую ячейку? Я вынужденно смирилась с необходимостью обитать под одной крышей с этим противоестественным изделием, но в сторону сейфа поглядывала с откровенным подозрением, заведомо настраиваясь на новые сюрпризы. Впрочем, реальных оснований насторожиться у меня пока не возникало, и я смела надеяться, что никаких фортелей «разрядившийся» амулет по идее выкинуть не должен. Но так как стопроцентной гарантии мне никто не давал, я продолжала держать ухо востро и не сбавляла бдительности – внутри кожаного мешочка таилось нечто необъяснимое и от этого еще более пугающее, а я имела несчастье на личном примере убедиться, что шутки с магией, ой как плохи. Я отталкивалась от принципа «не буди лихо» и мимо хранилища амулета передвигалась преимущественно на цыпочках, словно звук моих шагов и вправду мог нарушить чуткую дрему невероятно могущественной силы, но каждый раз, когда я приближалась к сейфу, у меня сразу подскакивал пульс. Вероятно, все было намного прозаичнее, и учащенное сердцебиение вызвала лошадиная доза кофеина. По-хорошему, мне надо было накапать себе валерьянки, а не усугублять и без того избыточную взвинченность, но в сложившихся обстоятельствах мне требовалось быстро соображать, а даже самые безобидные травки-муравки имели свойство притормаживать реакцию.

В коммуналку на Суворовском я отправилась без конкретной стратегии. Не то чтобы я полагалась на спонтанное озарение – я могла бы разработать десятки схем и затем наблюдать, как все они рассыпаются в прах, но по мне так пусть лучше я буду разбираться по обстановке, чем снова и снова терпеть разочарование. Колесо Фортуны вращалось с бешеной скоростью, а я не поспевала за динамикой разворачивающихся вокруг событий, и в результате у меня сформировался определенный фатализм. «Домашние заготовки» мне почти не пригождались, зато импровизировать мне приходилось чуть ли ни каждый божий день, и я закономерно сделала вывод, что строить планы есть занятие весьма неблагодарное. Я объективно сознавала, что чему быть, тому, как говорится, не миновать, и в своем незавидном положении я обречена идти наощупь. Я постепенно привыкала блуждать в потемках и мало-помалу постигла искусство передвижения вслепую – моим единственным навигатором выступали обострившиеся инстинкты, и в условиях недостатка вводных данных я училась доверять внутреннему голосу. Там, где давали сбой логические выкладки, главенствующую роль играло природное чутье, и не моя была в том вина, что мир сошел с ума и погрузился в хаос.

Перед выходом я машинально взглянула на себя в зеркало, и едва переборола желание запустить в свое отражение чем-нибудь массивным. Наверное, если бы я до вечера отмокала в пенной ванне, а прежде, чем лечь спать, с упоением умащивалась сыворотками и кремами, поутру у меня не было бы такой помятой физиономии, но сияющая кожа достигалась полноценным отдыхом, правильным питанием и систематическим уходом, а нескончаемые цейтноты, перекусы чем попало и пренебрежение элементарными косметическими процедурами сроду не способствовали молодости и красоте. Я честно пыталась перехватывать несколько часов сна и не травить организм фастфудом, а в самолете даже внаглую развернула на лице тканевую маску, но безумный ритм, в котором я существовала уже четвертые сутки, мгновенно сводил на нет все мои жалкие потуги. Я попробовала замаскировать темные круги консилерм и ярко накрасила губы, чтобы отвлечь внимание от глаз, но получилось так себе – потухший взгляд, серый цвет лица, чистые, но не уложенные волосы… Одним словом, смотреться в зеркала мне было строго противопоказано, и я утешала себя лишь тем, что успех моего предприятия зависел не от презентабельного вида, а от морально-волевых качеств и толики удачи.

Тем временем поток звонков и сообщений даже не думал иссякать. Искал меня не только шеф, но и зарубежные партнеры. Своим поспешным отъездом из США я сорвала сразу три презентации и продемонстрировала вопиющее неуважение к американским отельерам, дружно ожидавшим, что я буду вдохновенно распинаться о заманчивых перспективах сотрудничества. И ладно бы я просто я уехала – я еще и никого не предупредила об отмене встречи, а это уже выходило за рамки бизнес-этикета и бросало тень на репутацию компании. Учитывая, что наша фирма и так еле-еле держалась на плаву, а камень в огород Нитиевского, похоже, не кинул только ленивый, мой возмутительный поступок выглядел вдвойне бессовестно, и наверняка шеф был вне себя от ярости, когда я вероломно воткнула ему нож в спину. Совсем неудивительно, что Нестор Аронович рвал и метал, но я стискивала зубы и не отвечала на его настойчивые звонки. Я четко расставила приоритеты, и первая позиция в списке никоим образом не касалась работы.