– Ричард О’Райли был отличным художником, но не владел древнеегипетским. Мог что-то напутать.

– Ричард О’Райли?

– Ну да. В гробнице работало несколько художников, но его работы самые качественные и достоверные. А ты бы смотрел повнимательнее – и увидел, что он подписал каждый свой рисунок. Художники, как и учёные, честолюбивы.

– Ладно, что б там ни напутал твой талантливый ирландец, – это кольцо он изобразил на трупе мужчины…

– Ричард…

Мертвецы не нападали – просто смотрели на него вычищенными глазницами. Несчастные души, запертые в древней гробнице уже больше века.

Якоб нервно усмехнулся:

– Может, вы знаете выход отсюда, а?

Они замерли в тишине, словно осмысливали его слова несколько мгновений, а потом вдруг развернулись, пошаркали к противоположной от входа стене. Войник для верности ещё раз толкнул двери за спиной – те оставались всё так же захлопнуты.

Мертвецы остановились у стены. Художник поднял иссохшие связанные руки и указал на рельеф.

На стилизованном по древнеегипетскому канону изображении Мира Потустороннего мужчина и женщина рука об руку шли за остроухим чёрным псом. Неужели что-то было за этой расписной стеной? Ведь писали же в новостях, что за стеной гробницы Тутанхамона обнаружены какие-то пустоты. А кто-то даже выстраивал невероятные предположения, что там может оказаться гробница Нефертити.

Но если за этой стеной и был проход – трое несчастных, принесённых в жертву хозяйке гробницы, погибли, прежде чем успели им воспользоваться.

Взгляд Войника скользил по рельефу. Мертвецы замерли рядом неподвижно, точно бдительные часовые, – хотя лучше бы, ей-богу, легли обратно к стене и не нервировали.

– Эх, Борька, где же ты сейчас, когда так нужен… – пробормотал Якоб, рассматривая ряды иероглифов, которые сообщали ему не больше, чем шифрованные рисунки Джонатана Карнагана в дневниках.

Кольцо снова потяжелело и нагрелось – его словно тянуло к этой стене. Войник подчинился, протянул руку, повёл ладонью, следуя за волей артефакта, как за планшеткой на доске уиджа[6].

Среди рядов иероглифических записей он увидел вдруг знаки, вплетённые в остальные, – словно что-то «подсветило» их изнутри. И точно ключ к замку, его кольцо укладывалось в выбитый рельеф – двухвостый пёс и другие знаки…

Печать артефакта соприкоснулась с древними знаками на стене…

… ипространство разомкнулось.

Маленький охотничий лагерь отца расположился недалеко от какого-то большого селения, названия которого она не помнила. Раньше ей здесь бывать не доводилось. Отец вообще любил путешествовать в разные места, и не только с официальными визитами.

Конечно, они могли бы прийти в само селение, где им с радостью бы отвели лучший дом, и ни в чём они бы не знали отказа. Но когда отец отдыхал, он любил свободу – не раскрывал своё имя, не ждал положенных ему почестей.

Ещё совсем недавно девочка удивлялась: неужели он хочет быть кем-то другим? В его присутствии солнце сияло ярче. Он – великий воитель, мудрый судия, защитник, любимый многими. Зачем же ему притворяться? И только недавно она поняла. Отец не хотел быть кем-то другим, нет. Он хотел хотя бы иногда быть просто самим собой, а не только всем тем, чего ждали от него люди. И когда Таа-Нефертари поделилась с ним своей догадкой, он тепло улыбнулся и кивнул, ласково погладив её по волосам. А ещё добавил, что когда смотришь на всё не только с высоты трона – видишь намного больше.

С недавних пор Секененра начал брать дочь с собой, и не было для неё дней счастливее! С ранних лет отец лично учил её драться, а ещё – метать копьё и стрелять из лука, ставить силки на птиц в заводях Великой Реки и ловить рыбу острогой. У царевны были лучшие учителя, но время, проведённое рядом с отцом, всегда было особенным, драгоценным. Теперь ей, наконец, представился шанс показать, чему она научилась. Как же она гордилась, когда ей удалось подстрелить прыткую газель – её самая первая настоящая охота! Птицы в силках не в счёт. Отец так радовался, хвалил за скрытность и меткость. Таа-Нефертари мечтала, что однажды сумеет одолеть льва или гиппопотама, подобно Владыкам Древности. Секененра смеялся.

– Сейчас я бы и сам не вышел на гиппопотама. Но есть немало иных способов показать свою доблесть.

– Враги, с которыми ты сражаешься, пострашнее порождений заводей и песков, – с улыбкой заметил кто-то из друзей отца, и ласковый взгляд Секененра потемнел от печали.

Нефертари не поняла почему и только крепко сжала его тёплую руку, чтобы ему не было грустно.

Когда воздух над песками гудел от дневного зноя, охотники отдыхали. Сегодня было так жарко, что не спасал ни прохладный ветер с реки, ни тени шатров. Жара сморила даже бдительных телохранителей – они почти дремали и наблюдали за окрестностями так сонно, что Нефертари не составило большого труда тихонько ускользнуть.

Она не собиралась забредать далеко. Дешрет[8], как всегда, манила её своими тайнами, песнями, которые слышны не уху, а сердцу, но отец строго-настрого наказал не уходить в пески в одиночку.

Подремать ей так и не удалось, и было ужасно скучно. От небольшой прогулки ведь не будет беды? Она взяла с собой лёгкий лук и кинжал, подаренные отцом, – просто чтобы чувствовать себя увереннее, – и направилась к реке. Нужно было позвать с собой кого-то из телохранителей, но эта мысль пришла в голову поздно, когда Нефертари уже стояла по колено в речной воде, наслаждаясь прохладой. Не возвращаться же, правда? Искупаться – и сразу обратно. Никто даже не успеет её хватиться.

Но не успела девочка сложить оружие в тени на берегу и стянуть тунику, как услышала звонкое тявканье. Два поджарых пса – молоденьких, почти совсем щенков – бежали вдоль воды, резвясь и игриво друг друга покусывая. Один был чёрным, второй – рыжим. В народе говорили, что рыжие звери принадлежали Владыке Дешрет, грозному повелителю бурь, которому поклонялись захватчики, и чьё имя лучше было не произносить вслух. Кто-то говорил даже, что увидеть такого зверя – к несчастью. Но Нефертари любила пустыню, да и этот пёс совсем не был похож на вестника зла – милый, чуть неуклюжий. Главное, чтобы его никто не захотел принести в жертву. Может, удастся уговорить отца взять его с собой? Хотя оба пса наверняка кому-то принадлежали, раз уж до селения недалеко.

Присев на корточки, девочка тихо свистнула. Оба пса навострили уши, внимательно глядя на неё, а потом посеменили к ней. Смеясь, Нефертари гладила их мягкую чуть влажную шерсть, глянцевито блестевшую на солнце, а псы лизали ей руки и рьяно крутили хвостами. Она уже пожалела, что не взяла с собой ничего из еды – в самом деле, хоть в лагерь возвращайся. Эта мысль ей понравилась.

Но стоило Нефертари подняться, как псы припустили прочь.

– Эй, вы куда? – расстроенно воскликнула она.

Собаки обернулись, навострив острые уши. Почему ей показалось, словно они звали её куда-то? Девочка шагнула к ним, и они снова устремились прочь. Ей пришлось постараться, чтобы догнать их. Псы останавливались и дожидались её, но как только она приближалась – снова мчались вперёд.

Увлечённая погоней, Нефертари и не заметила, как далеко уже ушла от лагеря, как оказалась на пыльной дороге на подступах к селению. Вокруг простирались возделываемые поля.

Псы побежали быстрее. Спотыкаясь, девочка следовала за ними, стараясь не терять из виду. На дороге было оживлённо, и в какой-то момент её даже чуть не сбила телега. Под ругань крестьянина Нефертари смущённо замерла, поправляя головной плат и пытаясь отдышаться. Вот знал бы этот человек, кто она, – не стал бы так кричать! А пока пришлось припустить прочь что есть мочи, чтоб ещё и хворостиной по спине не получить.