Наверху лежал свиток, о котором я совершенно позабыла.

– Ну-ка, что это у вас такое интересное, позвольте взглянуть? – спросил Антиквар и протянул руку.

– Это… свиток, – ответила я, не в состоянии объяснить, что за свиток был у меня в саквояже. Я даже не имела возможности рассмотреть его, как следует.

– Боже мой, какая старина! – воскликнул он, – где это вы раздобыли такую редкость?

– Это… это семейная реликвия, – ответила я, – но мне нужен специалист, чтобы перевести текст.

– Ну, не думаю, что вам нужен такой уж большой специалист, – внимательно рассматривая свиток, отвечал мне Антиквар. – Похоже, это латынь, которую сможет перевести, ну, скажем, ваш доктор. Однако, прелюбопытный свиток, милая моя! – добавил он задумчиво, – никогда не видел таких чётких рисунков, кажется даже мадам Безе в состоянии понять, что здесь изображено.

Антиквар иногда так шутил со своей женой, как бы показывая, что она в состоянии справиться только с простейшими задачами. Однако мадам Безе никогда на него не обижалась, и вообще у них в семье царила идиллия.

– А ну-ка, дайте взглянуть, может, я и без перевода вам расскажу, о чём речь, – и мадам Безе, нацепив пенсне, стала изучать рисунки. – Господи! – Краска схлынула с ее лица, и она схватилась за место на груди, где по идее должно быть сердце, – ты помнишь, я тебе рассказывала про то, что я видела, когда…

– Да-да-да-да, конечно же, помню, – это оно?

– Дайте мне капель, скорее! – мадам Безе упала в кресло, обмахиваясь схваченной со стола газетой.

Муж бросился капать ей успокоительных капель, я же, ошарашено смотрела на них, не в силах понять, в чём, собственно дело?

– Дорогая моя, давайте же скорее документы, а то я опоздаю! – сказал Антиквар и, схватив, протянутые мною бумаги, поцеловал жену и быстро удалился.

Я молчала, не зная, что сказать и разглядывала тексты на латыни, которую не понимала. Моё внимание привлёк рисунок, изображающий четыре фигуры, лежащие крестом, голова к голове и держащие друг друга за руки. Там, где соединялись их головы, была нарисована белая звезда. А всех вместе опутывали линии, идущие справа снизу из угла треугольника, в котором находился каждый из четырёх. Потом линии проходили через несколько разноцветных точек, указанных на телах. В общем, с первого взгляда сам чёрт ногу сломит. Но у меня возникло стойкое ощущение того, что этот рисунок мне уже знаком. «Ну, конечно! Ведь это я сама себе оставила это послание!» – вдруг вспомнила я.

– Мадамчик, дорогой расскажи, что тебя так расстроило в этом свитке? – попросила я, безмолвно сидящую в кресле, очень бледную мадам Безе.

– Долгая история, девочка моя… Не хочу сейчас об этом вспоминать. И я вовсе не расстроилась, просто была шокирована тем, как этот свиток оказался в моем доме, – её голос звучал грустно и тихо.

Но это ещё сильнее заинтриговало меня. То, как я его нашла и то, что мадам Безе знала что-то об этом свитке, просто лишало меня покоя, я готова была тормошить её и приставать, как в детстве, но она была не в духе и я побоялась показаться назойливой.

Поэтому, взобравшись с ногами на диван, я развернула свиток ещё раз.

Заглавная буква была выполнена в форме летящей фигуры. Вдоль края свитка шла тонкая красная полоса. А чёткий каллиграфический почерк навёл меня на вопрос, сколько же времени необходимо, чтобы научиться, так красиво писать буквы?

Надо будет обязательно просить доктора перевести этот свиток, хотя я мало понимала, как сама могла написать такой текст и ещё нарисовать столько рисунков.

Как могло случиться, что я не помню этого?

Я не помню язык и не помню, как писать таким красивым почерком, я не помню, для чего я послала себе этот свиток или же это просто какое-то совпадение?!

Может, и не было никакого письма, и это была просто детская выдумка?

Тогда как объяснить тогда факт, что я вообще нашла этот свиток?

И отчего мадам Безе стало плохо при виде этого рисунка? Эти и другие вопросы роились в моей голове, но ни на один из них я не знала ответа.

Я ещё раз взглянула на рисунок, изображающий четырёх людей. Вот так идёт линия… я стала водить по ней пальцем и вдруг почувствовала, как становлюсь невесомой и лечу прямо в центр рисунка, он как будто втягивает меня! Я помотала головой, чтобы отогнать наваждение.

– Мадамчик, а кто такой Тевтонец? – спросила я и увидела, как она вздрогнула в своём кресле.

– Это… один человек, – уклончиво ответила она, после продолжительного молчания.

– Что за человек? Если ты знаешь, расскажи! Мне уже плохо от этих всех тайн, и если ты сейчас же не расскажешь, то я просто сойду с ума! – я знаю, что вела себя не как взрослая женщина, а как избалованная девчонка, но ничего не могла с собой поделать.

Кресло скрипнуло, мадам Безе встала и направилась вон из комнаты.

– Ты куда?! – я подумала, что она обиделась и не желает больше разговаривать со мной.

– На кухню, за печеньем, рассказ будет долгим и мне нужно будет подкрепиться, – раздался её голос из соседней комнаты.

– Я родилась в Германии, – начала она, вернувшись и снова устроившись в кресле. – Да-да, девочка моя, мои предки веками жили в одной и той же местности в Западной Пруссии. Но вскоре после рождения, моя семья переехала в Петербург. Отца пригласили, как инженера-строителя железных дорог. И все поехали вместе с ним. Я с детства показывала большие таланты в музыке и пении, и со мной начали заниматься лучшие преподаватели вокала.

У меня было четыре брата и старшая сестра. Братья и сестра были значительно старше меня. Я появилась на свет нежданно, когда моя мать думала, что слишком стара, чтобы иметь детей.

Жили мы всё время в этом самом доме, где находимся с тобой сейчас. У старшего брата была отличная яхта, на которой он с друзьями любил выходить в море. Он был опытный моряк и лоцман и учил младших братьев управлению яхтой. Однажды, когда его не было в городе, средний брат, которому исполнилось тогда восемнадцать лет, решил прокатить на яхте свою подружку, не поставив в известность старшего брата. Он взял с собой ещё двоих братьев шестнадцати и четырнадцати, которые должны были помогать ему в управлении. А мне в то время не было ещё и семи.

Увидев, как братья заговорщицки перемигиваются, я потихоньку увязалась за ними и, выждав удобный момент, быстро спряталась в каюте. Мне хотелось выйти, когда они уже отойдут подальше в море и сказать, что, мол, как вам не стыдно, самим ехать на прогулку, а меня не брать!

Я должна сказать, что всегда и с большим удовольствием бежала одеваться, когда старший брат мог взять меня с собой в море. Мне нравились волны и морской воздух и чайки, но так, как я была ещё мала, то никто меня, конечно, не учил, как управлять судном.

Сначала всё было очень хорошо, дул лёгкий ветерок. Хотя, почти полностью, небо было покрыто слоистыми облаками. А ведь с утра их вовсе не было. Потом ветер стал усиливаться, а облака сгущаться, через некоторое время начался дождь, а ветер стал довольно сильным. И я увидела, что братья потерялись, потому что вокруг ничего уже не было видно, и берега тоже. Девушка моего брата спустилась в каюту. Она стала плакать, а мой брат стал её утешать, а потом побежал наверх.

Всё это время я сидела в углу, за ширмой, откуда меня не было видно. Сначала я хотела открыть свое присутствие, но потом, увидев, как разворачиваются события, решила не расстраивать братьев и продолжала так же тихо сидеть на лавке, поджав ноги.

Тем временем братья решили поменять курс, и пошли попутным ветром в сторону, где должны быть острова. Через некоторое время нашёлся остров, и все очень обрадовались, потому что там даже был маяк. Но подойти близко к берегу не удавалось, с одной стороны из-под воды торчали скалы, а с другой была длинная отмель. Но наконец, было найдено место, где решили бросить якорь и переждать шторм. Место казалось безопасным, почти возле берега. Идти дальше братья побоялись.