«Вот, – сказал наконец Итус, когда привел гостей к большому трехэтажному бревенчатому дому, – здесь и будут жить наши молодые». При слове «жить» Лафре поежился, окидывая взглядом то свое будущее жилище, то свою будущую жену. Хельда тем временем подошла к юноше и виновато улыбнулась. Лафре не смел отойти от нее в сторону, хотя находиться рядом с этой дурно пахнущей особой с желтыми зубами и жидкими серыми, как мех мыши, волосами было далеко не самым приятным досугом. Надеясь, что Хельду отпугнет запах пота после упражнений с Морусом, Лафре сам сделал шаг навстречу ей, приблизившись вплотную, но Хельда, явно давненько не знавшая горячей ванны, ничего не учуяла. «Даже если рядом с ней положить сгнивший труп, ее вонь перекроет и запах разлагающегося тела», – обреченно отметил он про себя.

– Ну? – довольно спросил Итус, оглядывая дом. – Спален на шесть, а то и семь детей хватит. А на третьем этаже спальня хозяина. Кровать там такая, что сама Королева позавидовала бы!

– Ты, друг Итус, как всегда, все делаешь с размахом, – услужливо произнес Гальер.

– Для дочки самое лучшее, – бросил ему толстяк, не переставая с восхищением смотреть на дом. – И для внуков! Сынок твой уже мужчина или так, еще мальчишка?

– Мальчик еще, – ответил Гальер. – Девушек у нас, в Кай-Уре, почти и нет. Хотя псы его знают, сколько он их перетрахал, пока учился в Эрзальской долине.

– Твой мальчишка хорош, – оценивающе посмотрел на Лафре Итус.

Он не лукавил – сын Гальера был высоким и стройным, с глубокими, как озера, темно-синими глазами. Его тонкие губы порой изгибались в смущенной улыбке, отчего на левой щеке проступала ямочка, и тогда он незаметно для себя запускал руку в крупные завитки своих волос цвета сахарной патоки и расчесывал их, чтобы занять беспокойные пальцы.

– В материнскую породу. Не в мою, – ответил отец Лафре.

– Хорош, хорош, – продолжал будущий тесть. – С таким и ангалийке не зазорно возлечь. Говорю же, что моей дочурке – только самое лучшее. Ну, Лафре, брюхатил ангалийских девок? Сознавайся, песий сын!

– Итус! – воскликнула его жена, почти перейдя на писк. – Постыдись своей дочери, старый ты осел!

– А чего? – не унимался Итус, уперев руки в свои жирные, свисающие вниз бока. – Не самое большое удовольствие, если к ним в дом заявятся его ублюдки.

– Сношений с ангалийками не имел, – послышался наконец уверенный голос Лафре.

– Не имел! – передразнил его Итус и рассмеялся так, что один из его подбородков стал колыхаться. – Проверим годков так через десять.

Когда он закончил смеяться, стало тихо, даже далекое щебетание птиц не доносилось больше до них. Решив, что он не желает более тратить время на аудиенцию, Итус обратился к Гальеру:

– Что ж, друг мой Гальер, тогда через месяц?

– Свадьба? Да, как и договаривались.

– Добро, – протянул ему руку толстяк. – Да соединятся семейства Сирой и Аберус.

Сделка была заключена. Гальер понял, что смотрины на этом закончены и что настало время убираться домой.

«Нам, видимо, пора, – сказал он Итусу, вытащив из кармана небольшой эспир, светящийся темно-синим цветом почти у самой верхушки, возвещая о том, что на дворе поздний вечер. – Хотел еще в казарму заглянуть и дать по шее этому старому пердуну Дамори. Завтра лично снаряжу на спуск своих лучших ребят, а то сегодня эти болваны только зря израсходовали семь мешков с воздухом. Найдем этого выродка нивенгов!»

В это время откуда-то со стороны деревни Кай-Ур стали доноситься тихие прерывистые звуки. «Похоже, стервятники», – услышал Лафре голос Итуса за мгновение до того, как за хозяином дома захлопнулась дверь. Но Лафре хорошо понимал, что это не стервятники. По мере того, как отец и сын постепенно приближались к деревне, звуки становились все громче, четче и пронзительнее. Вскоре в них легко можно было распознать стоны семерых солдат Вильдумского отряда, которые сегодня вернулись из Низины ни с чем и теперь несли наказание жгучими стеблями.

Лерия рано вышла из дома и неспешным шагом направилась к зданию школы. Она любила просыпаться, когда слабое зеленоватое свечение эспира только начинало робко зарождаться в нижней части спирали, будто оно само еще не решило, миновала ли очередная ночь и пора ли наступать утру. В такое время почти все население Аладайских озер обычно еще спит. А это значит, что Лерия могла без спешки миновать дворы своих соседей и пройти по вымощенным темно-багровым камнем мостикам, перекинутым через бессчетное количество озерец. В столь раннюю пору она не отказывала себе в удовольствии остановиться на пока еще пустынной главной улице и мечтательно посмотреть в вечно черное небо Амплерикса, наблюдая за тем, как время от времени откуда-то из недосягаемых далей, в которых покоится Огненное море, один за другим взмывают в небо огненные шары – единственные источники света и тепла на планете. Ее завораживала эта дивная картина: вот вдалеке маленькая искорка отрывается от земли и мчится сюда, к Аладайским озерам, оставляя за собой тоненький, словно паутинка, огненный хвост, становясь все более крупной и хорошо различимой, пока наконец не приблизится к небу над городком и не застынет высоко-высоко, повиснув над головами жителей огромным, пылающим жаром диском.

Жители Аладайских озер были едва ли не единственными деквидами Амплерикса, освобожденными от обязанности платить налог. Причина крылась в природе этой местности, лежащей где-то между Триарби и водами Эр-Нерая, – на Аладайских озерах не было никакой растительности, ибо поверхность сплошь состояла из каменного монолита, испещренного сотнями озер разной величины. В таких условиях не могли расти диетры, и Верховный судья тысячи лет назад постановил, что ежемесячно взимать тридцать монет с жителей Аладайских озер будет несправедливо, ведь, в отличие от остального населения Амплерикса, здешние обитатели не могли понизить денежную часть налога, отдавая короне драгоценный сок, получаемый после удаления клыков диетр. В редких случаях некоторые неимущие жители других земель, окончательно задавленные налоговым бременем, принимали для себя тяжелое решение бросить привычный уклад жизни и переехать на Аладайские озера, чтобы не платить налог. Таких переселенцев были единицы – деквиды до последнего старались либо заработать, подрядившись на любой, даже самый черный труд, либо завести еще одну диетру, лишь бы не переселяться в эту местность, где кроме голого камня и озер не было ничего. Аладайские озера веками считались дотационным регионом, находившимся на полном обеспечении короны. Сюда за счет королевской казны поставляли семена для приготовления пищи, древесину для отопления, без которой жить в каменных домах было невозможно, бумагу, ткани, лекарства и вообще все, что было необходимо для обеспечения минимально комфортного быта.

Отворив массивную каменную дверь школы, Лерия подошла к камину, запалила лучину и стала, не торопясь, зажигать фонари, развешенные вдоль стен погруженного в темноту учебного класса. Скоро к школе начнут подтягиваться ученики, впервые начинающие свое обучение. Когда фонари разгорелись и наполнили класс желтоватым приятным светом, Лерия подошла к висящему возле учительского стола зеркалу и стала внимательно рассматривать свое отражение, точно видела себя впервые. Из зеркала на нее глядело утонченное личико, обрамленное длинными черными локонами, и хлопали большие наивные синие глаза, изучающие сами себя.