Большинство из нас выберет ответ (2), но он вовсе не является более вероятным. Рассмотрим математическую основу вопроса. Шансы на то, что Линда удовлетворяет обоим условиям – что она и банковский служащий, и феминистка, – всегда меньше, чем шансы на то, что она будет удовлетворять лишь одному условию – что она банковский служащий. Но сам вопрос падает на благодатную почву наших когнитивных искажений. Мы склонны к поспешным выводам, в которых отталкиваемся от того, что уже видели раньше. Как только мы встречаем понятия «социальная справедливость» и «феминистка», рука сама тянется обвести в кружок второй ответ, и мы забываем вникнуть в детали и рассмотреть ситуацию объективно. Мы сразу делаем заключение, которое может привести нас к ложному ответу.

Давайте возьмем еще один пример. Предположим, что я только что дал вам 1000 долларов, чтобы вовлечь вас в свой эксперимент. И я предлагаю вам выбор:

(a) вы можете с 50 %-ной вероятностью выиграть еще 1000 долларов

или

(b) можете получить гарантированно 500 долларов.

Что вы выберете? Запишите свой ответ.

А сейчас отвлекитесь от предыдущего и ответьте на новый вопрос. Предположим, что вы на шоу-викторине и только что выиграли 2000 долларов. Ведущий предлагает вам финальный раунд, в котором вы

(c) можете с 50 %-ной вероятностью проиграть 1000 долларов

или

(d) гарантированно теряете 500 долларов.

Что вы выберете? Запишите свой второй ответ.

Тверски и Канеман провели в двух группах эксперимент, подобный этому, еще в 1979 году. Первая группа отвечала на первый вопрос. Большинство, 84 %, остановило свой выбор на варианте (b), гарантировавшем им 500 долларов. Вторая группа отвечала на второй вопрос, и большинство, 69 %, предпочло вариант (с), дававший шансы 50:50 потери суммы в 1000 долларов. Ваши результаты могут незначительно исказиться из-за того, что я задал вам друг за другом сразу оба вопроса, но идея должна быть понятной. Формат выплат в обоих вопросах одинаков, а вот наша реакция на них расходится. В обоих случаях у нас есть 50 %-ная вероятность остаться с суммой в 2000 долларов и 100 %-ная вероятность – с суммой в 1500 долларов. Но большинство из нас будут демонстрировать совершенно разную реакцию в зависимости от того, как подается ситуация выбора: как ситуация выигрыша или как ситуация проигрыша. Мы «избегаем риска в случае позитивных перспектив», но «готовы рискнуть, если перспективы негативны».

Тверски и Канеман проводили свои эксперименты и на хорошо образованных людях. То, что они обнаружили, вполне подтверждает тезис, согласно которому мы все воспринимаем мир с определенной долей встроенных искажений. Каждому из этих искажений ученые присвоили имя. Так, эксперимент с Линдой обнаружил «ошибку конъюнкции», а выбор различных вариантов денежных сумм получил название «теория перспектив».

Также еще появилась «ошибка репрезентативности» – тенденция предполагать, что прошлое предсказывает будущее на основании того, что прошлые события еще свежи в нашей памяти. Как и игроки в рулетку склонны предполагать, что вслед за выпавшим черным с большей долей вероятности выпасть должно красное поле. На деле, вероятность выпадения черного или красного поля каждый раз равна 50:50. Наши ожидания находятся под воздействием того, что мы видели до этого. Мы исходим из того, что у мира есть какой-то способ поддержания баланса, в том числе и в ситуации выпадавшего ранее черного поля. Новичок же за игровым столом такой ошибки никогда не допустит.

В другом случае люди давали ответ на задачу:

8 x 7 x 6 x 5 x 4 x 3 x 2 x 1 =?

совсем не так, как другая группа, решавшая задачу в иной последовательности:

1 x 2 x 3 x 4 x 5 x 6 x 7 x 8 =?

Итог, несомненно, был один и тот же, но «8» в начале задачи формирует ожидание большего результата. Среднее арифметическое ответа первой группы было 2250, в то время как у второй группы – 512. Правильный ответ был 40320.

В случаях, когда индивидуальный выбор оказывается «в ответе» за значительные расхождения в общих итогах – как в ситуации финансовых рынков, – инструменты, разработанные Тверски и Канеманом, предлагают новый способ интерпретации событий. За четыре века купцов и торговцев на бирже то охватывал оптимизм, то пессимизм, что и вызывало образование «фондовых пузырей». Эти пузыри имели разные причины, и вряд ли возможно объяснить их появление каким-то одним общим фактором. Одним вариантом объяснения можно считать моменты неподвластных разуму эмоций, когда людей одолевает стадный инстинкт. Другим вариантом, как в случае с LTCM, может быть предположение о вполне осознанных, но неверных суждениях.

Если истинно первое утверждение, то фондовые пузыри неизбежны. Но если же проблема кроется в инвесторах, чьим вниманием завладели не те составляющие проблемной ситуации, то есть выбравших не ту систему в качестве фокуса, то проблема должна исчезнуть со временем, как только инвесторы научатся в моменты кризиса корректировать свои мыслительные процессы. Если эмоция всегда была частью спекулятивного пузыря, то когда дело касается неверных суждений, основной причиной будут скорее ошибки в поисках верного формата проблемы, нежели чистая необдуманная глупость.

Взять, к примеру, тюльпаноманию. В начале 1600-х годов бюргеров Амстердама прямо-таки охватила общенациональная мания. В течение длительного времени именно голландцы лидировали в мире полезных и практичных финансовых инноваций. Одним из таких новшеств стало появление первой в мире фондовой биржи, Амстердамской, которая открыла свои двери в 1602 году. Первые торги провела Голландская Ост-индская компания, которая тем самым предотвратила отзыв капитала своими партнерами. В противном случае компания поставила бы под угрозу свою финансовую безопасность, которая была необходима для планирования ее проектов. Вновь открытая фондовая биржа позволила инвесторам продавать свою финансовую долю в компании другим инвесторам без смены собственника, каковая сказалась бы на самой компании. Идея была замечательной, но тюльпанный пузырь, случившийся несколько десятилетий спустя, оказался весьма непростым моментом в истории этой биржи.

Торговцы платили баснословные деньги, чтобы буквально на несколько дней завладеть тюльпанной луковицей, прежде чем перепродать ее другому покупателю-энтузиасту. Semper Augustus, тюльпан, имевший цветки с темно-красными лепестками и белыми полосками, был продан в 1625 году за 2000 гульденов. Несколькими годами позже, в 1638 году, «Ночной дозор» Рембрандта был продан примерно за ту же цену. А 1625 год стал лишь началом. Пузырь просуществовал аж до 1637 года, когда торговец, купивший луковицу на аукционе, отказался показаться и заплатить за нее. За все это время тюльпаномания вызвала к жизни множество разного рода инноваций. Получили широкое распространение фьючерсные контракты. Торговцы изобрели способ покупки конкретной луковицы в будущем по фиксированной цене. Эти контракты сами по себе стали предметом спекуляций. (Конечно же, для современных биржевиков все это стандартные практики.)

Сегодня тюльпаномания представляется абсурдной. Майк Даш, британский журналист, как-то написал в своем обзоре, посвященном тому периоду: «Невозможно понять природу тюльпаномании, если не учитывать тот факт, что тюльпаны разительно отличались от всех цветов, известных садоводам XVII века». Но вовсе не очевидная непохожесть тюльпанов на все остальные цветы породила финансовый беспредел. Равно как дело было и не в том, что трейдеры зациклились на раздутых акциях. Пользуясь теорией Тверски и Канемана, можно сказать, что это было нечто менее очевидное. Это была склонность полагать, что ближайшее прошлое предопределяет будущее. Как только пузырь образовался, вовсе не всепоглощающая любовь к тюльпанам его питала, но близорукая вера в то, что завтрашняя цена будет выше вчерашней без учета долгосрочных тенденций. Другими словами, инвесторы исходили из тех цен на тюльпаны, какими они были «на прошлой неделе», и упустили из внимания последние несколько десятилетий. Ту же ошибку допустили и в LTCM. И именно эту ошибку все мы склонны совершать за игровым столиком в казино.